Пружина для мышеловки - Александра Маринина

– Майя Витальевна, – я порылся в папке и достал фотографию Олега Личко, – посмотрите внимательно. Я вам уже показывал этот снимок, но все-таки посмотрите еще раз. Может быть, это тот самый милиционер?

Она рассматривала старую, скопированную из уголовного дела фотографию, которую Пинчук отдал Мусатову, долго-долго. Видимо, очень старалась.

– Нет, – наконец ответила она твердо, – это совершенно точно не он.

– У вас тоже профессиональная память? – неловко пошутил я. – Вы так хорошо запомнили того милиционера уже со второго раза?

Майя Витальевна легко рассмеялась и вернула мне снимок.

– Представьте себе, нет. Но этого человека, – она показала пальцем на фотографию Личко, – я бы не забыла и ни с кем не перепутала.

– Уверены?

– Абсолютно. Он очень похож на Юла Бриннера, а я по нему с ума сходила, когда была девчонкой, «Великолепную семерку» раз двадцать смотрела. Да вы сами взгляните, это же просто одно лицо! Только у Бриннера был бритый череп. Представьте себе этого человека без волос на голове, и получится точная копия. Нет, я ни с кем его не спутала бы и ни за что не забыла бы, если б когда-нибудь встретила. Я ведь вам еще в прошлый раз сказала, что никогда его не видела. А вы мне не поверили, да?

Итак, у Шляхтиной был знакомый сотрудник милиции, причем она почему-то не хотела, чтобы Майя об этом знала. Впрочем, скрытность этой барышни меня уже перестала удивлять. В самом деле, коль привыкла никому ничего не рассказывать, так уж и не рассказывала, даже о вещах совершенно невинных. Держала подругу на дистанции, чтобы в душу не лезла с расспросами и советами.

Однако сам факт наличия еще одного знакомого меня порадовал. Можно найти этого деятеля и поговорить с ним, а вдруг он что-нибудь знает о тайной стороне жизни Шляхтиной?

Далее следовал уже знакомый цикл мероприятий: звонок Мусатову, краткое изложение новых сведений, получение согласия на оплату работы по поиску того милиционера, передача задания Вале Семенову. Еще немного – и я смогу претендовать на звание лучшего координатора страны.

Айсор делил с Дружочком вертящийся табурет, который стоял у рояля. Зрелище было уморительным. Дружочек возлежал на табурете, свешиваясь с него во все стороны лапами и хвостом, а Айсор пытался изобрести какой-нибудь трюк, который заставит этого «хозяина жизни» спрыгнуть на пол. Дружочку скоро исполнится шесть лет, то есть в жизни он повидал немало, был многоопытным и на уловки не поддавался. Айсор прикатил шарик для пинг-понга, который обычно с упоением гонял на пару с Кармой, и демонстративно играл с ним прямо под носом у американского экзота, надеясь, что тот соблазнится и поучаствует. Дружочек же лениво позевывал, никак не соблазнялся и участвовать не желал. И тут Айсор пошел ва-банк. Он на какое-то время исчез из поля зрения камеры и спустя несколько минут вернулся. В зубах у него был зажат листочек узамбарской фиалки – единственного растения, стоящего в кухне на окне. Больше ничего в моей квартире не росло, я вообще не любитель комнатных цветов, не завожу их и не развожу, тем более у меня коты, которые любопытны и активны, любят всюду лазить, опрокидывать горшки и все пробовать на вкус. Но цветущую фиалку мне подарила знакомая девушка, и выбросить ее я не смог, рука не поднялась. Почему-то коты мои фиалку полюбили любовью нежной и страстной, и все упругие мясистые листочки ее были обкусаны и пестрели дырками от здоровых кошачьих зубов. Но особенной привязанностью к цветочку отличался именно Дружочек, который обожал спать на кухонном подоконнике, прижавшись бочком к керамическому горшку.

И вот Айсор принес листочек… Такого святотатства мой экзот вынести, натурально, не пожелал и с утробным рыком спрыгнул с табурета, дабы надрать уши юному негодяю. Негодяй же бросил листочек и немедля взгромоздился на вожделенное место. Еще пару минут царило спокойствие, Дружочек обнюхивал листик, погрызал его и думал, Айсор же устраивался на табурете поудобнее, вероятно, рассчитывая провести на троне остаток дней. Наконец, Дружочек обдумал ситуацию и принял решение. Он подошел к табурету, встал на задние лапы, демонстрируя недюжинный рост, одной передней лапой оперся о край сиденья, второй же, с растопыренными когтями, заехал захватчику по морде. Захватчик вскочил, зашипел и огрызнулся, то есть попытался дать сдачи, но не преуспел: свергнутый правитель ловко отскочил назад. Само собой, Айсор кинулся догонять его, для чего ему пришлось покинуть пока еще не насиженное местечко, которое сей же момент снова оказалось занято, сами понимаете, кем.

У котов все, как у людей. Только что ты был на вершине – и вот уже валяешься на полу. Вверх – вниз, вверх – вниз. Диалектика жизни и карьеры…

Мозоль прорвался. Я имею в виду мозоль, натертый у меня в мозгу мыслями, от которых мне было «неудобно». Я сперва засомневался, выключил видеомагнитофон и открыл папку с Мусатовскими бумажками. Нет, я не ошибся, терзало меня именно это. Дело о маньяке, убивавшем и насиловавшем детишек, прошло несколько этапов. На первом этапе, то есть после первого эпизода, дело вел следователь Черемушкинской районной прокуратуры Москвы вместе с оперативниками из управления внутренних дел этого же района. Это правильно и естественно. После второго эпизода, случившегося в Тимирязевском районе, появились основания полагать, что речь идет об одном и том же преступнике, дело передали в Мосгорпрокуратуру и подключили сыщиков из Тимирязевского района и с Петровки. Тоже нормально и правильно. С каждым новым эпизодом подключались все новые оперативники из тех районов, где обнаруживали трупы жертв, следователь же оставался все тем же, из прокуратуры Москвы.

А потом дело передали в Прокуратуру СССР, сменили следователя, а оперативники оказались уже не московские, районные и с Петровки, а из Главного управления уголовного розыска МВД СССР. И это тоже было нормальным и правильным, поскольку преступником оказался сотрудник московской милиции. Так было предусмотрено правилами, и правила эти вполне разумны: не могут сыщики с Петровки работать против своего коллеги, которого знают, с которым сидят в одном здании. У РСФСР своего отдельного министерства внутренних дел в те годы не было, и над ГУВД Москвы стояло непосредственно МВД Союза. И московские следователи не должны работать по делу милиционера уровня ГУВД города. Но почему появилась Генпрокуратура? Откуда она вылезла? Да, я понимаю, дело в таких случаях передавалось в вышестоящую инстанцию, но ведь вышестоящей по отношению к Московской прокуратуре была Прокуратура РСФСР, а вовсе не СССР, если я правильно помню административно-государственное устройство времен застоя. Или я что-то путаю?

Это бы еще ладно, каких только управленческих чудес не случалось при советской власти в нашей стране, мозоль-то натерся вовсе не этим фактом, хотя и странноватым, на мой взгляд. Меня удивили сроки. Да-да, именно сроки. Если следовать моей (может быть, ошибочной?) логике, дело должно было быть передано в Генпрокуратуру после того, как задержали Олега Личко. В тот же день или на следующий. Личко задержали 16 сентября 1975 года, а следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР Н.Н.Царьков принял дело к производству… 6 августа. За сорок дней до того, как кому-то пришло в голову, что убийцей может оказаться сотрудник Главного управления внутренних дел Москвы.

Почему? Что случилось? Кто дал такое указание? Чем он руководствовался? В преступлениях подозревали какую-то крупную фигуру, но подозрения эти не оправдались, человека помурыжили и отпустили, а дело-то уже наверху, не спускать же его назад в Московскую прокуратуру. Может такое быть? Да запросто!

И снова крупная фигура, которая уже появлялась в моих рассуждениях, когда я изучал материалы о самоубийстве Елены Шляхтиной. Ее дело тоже по неведомым мне причинам оказалось в Прокуратуре СССР. Совпадение? Возможно. О чем я подумал-то, читая материалы о смерти девушки? О том, что к ее смерти причастен кто-то заметный, какая-то шишка, и его нужно было любыми способами отмазать. А здесь что? Может, то же самое? Крупную фигуру подловили, дело передали «самым-самым», доверенным и приближенным к власти, получили указание спустить на тормозах и не трогать уважаемого человека, дабы не порочить в глазах общественности светлый лик партийно-правительственной элиты, но поскольку на тот момент за маньяком числилось уже пять эпизодов, нужно было кого-то посадить, чтобы предъявить негодяя безутешным родителям. И вот после шестого эпизода так удачно подвернулся несчастный Олег Личко, книжный червь, знаток зарубежных криминологических и криминалистических разработок, человек неординарный и потому малопонятный, малоприятный и неуживчивый. Его и посадили. И дело сварганили – картинка с выставки!

Теперь все сложилось.

Но я не любитель случайных совпадений. Я люблю их в книгах, а в жизни они мне не нравятся, они заставляют меня нервничать и подозревать, что меня обманывают. В детстве я страшно любил роман Каверина «Два капитана», и душа моя совершенно не напрягалась от того, что мальчик Саня Григорьев нашел в Энске сумку с письмами, а потом приехал в Москву и познакомился (случайно!!!) с семьей, к которой эти письма имели непосредственное отношение. Когда я стал взрослым, то очень удивился, почему этот замечательный роман никогда не обвинял в неправдоподобии, ведь таких совпадений не бывает.