E-mail: белая@одинокая - Джессика Адамс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Однажды, когда ты выносила мусор, я заметил, что ты разговариваешь сама с собой. Или же разговариваешь с Богом.
— Я не особо в него верю, так что вряд ли. Билл выразительно посмотрел на меня.
— Все, молчу.
— Ну, в общем, с кем-то ты разговаривала. И я подумал: «Она с кем-то рассталась. Как и я». А ты просила починить всякую ерунду, помочь разобраться с компьютером. Если честно, автоответчик починили в мастерской…
Говорить мне было нельзя, так что я просто изобразила на лице ужас.
— А потом я услышал ваш разговор и выяснил, что я, оказывается, умник. А все парни в Сиднее, по твоему убеждению, неудачники. Я и подумал — полная безнадега. И попросту сдался. К тому же моя бывшая мне все еще писала. С ней казалось гораздо легче, чем с тобой. Ее зовут Бет.
Он замолчал на минуту и потер руку под повязкой.
— Бет действительно жила в Париже, в Клиши. Потому я об этом и подумал. Надо было что-нибудь получше изобрести, только ты не дала мне опомниться. Я просто взбежал вверх по лестнице и — бац. Сделал это.
— Но почему?
— Ну я ведь знал, что никто к тебе не подключится. И даже думать не хотел о том, что ты будешь сидеть весь вечер одна и просто ждать. И тут все и произошло. Как-то само собой. Чем больше ты мне писала, тем больше мне хотелось тебе отвечать, и в этом была какая-то удивительная свобода. Будто… — Он поерзал на подушках. — Будто влюбился с первого взгляда. Ну… Вместо того чтобы ломать голову, питает ли она к тебе такие же чувства, и дергаться — а вдруг она тебя вовсе ненавидит… В общем, она вдруг оказывается рядом с тобой, в твоем компьютере, и все выходит так легко…
Что за перемена в человеке! Он говорил так же, как и тогда, в Джодином фильме. Странно — это почти как разговаривать с Пьером. Не просто выстукивать слова на компьютере — по-настоящему разговаривать.
— Но после того первого вечера… — сказала я. — Разве тебе не хотелось поговорить в открытую? Это же могло стать началом…
Билл вздохнул, устремив на меня невидящий взгляд.
— Не было бы никакого начала… — Он вздохнул снова. — И не говори мне, что ты бы справилась. Словом, я вдруг словно с ума сошел…
— И что?
— И купил тебе билет в Париж.
— Что?
Он пожал плечами и снова поправил повязку.
— Один билет у меня уже был. Купил, поддавшись безумной идее: поехать и завоевать ее снова.
— Резинового Клювика?
— Да, Бет. Мне нравилось, когда ты называла ее Резиновым Клювиком — все начинало казаться таким смешным. Но Бет уже уехала из Парижа, с каким-то парнем отправилась в Германию. В общем, у меня был один билет. И я собирался его сдать. И тут я подумал…
— М-м-м?
Где-то на задворках моего сознания пронзительно вопила одна из ласок с детской лампы: он купил тебе билет в Париж! Он купил тебе билет в Париж!
— Ну… — Билл вздохнул. — Я представлял себе так. Приглашение от очаровательного, таинственного, притягательного англичанина Пьера Дюбуа — куда более интересного, чем я, — приглашение провести с ним романтические выходные на левом берегу Сены. А в аэропорту ты узнала бы, что Пьер — это я… Я ждал бы тебя с огромным букетом роз, и мы…
Он так и не смог выговорить «жили бы долго и счастливо».
Некоторое время мы сидели молча.
— Я понял, что ничего не вышло бы.
— Верно.
— Потому что я сообразил, что к чему.
— Ты это о чем?
— Ты не искала любви, тебе требовалась свадьба. Какая угодно. С кем угодно. Лишь бы только он не был педофилом в бейсболке задом наперед, стариком или полным уродом. И это обязательно должно произойти до того, как тебе стукнет тридцать девять лет и одиннадцать месяцев.
Меня словно ударили.
— Ты подслушивал?
Он помотал головой и еще раз вздохнул.
— Услышал. Случайно.
Я вспомнила, как открыла обувную коробку в сарае, и отвела взгляд.
— Что же, мы тогда напились, — проговорила я сквозь зубы. — Прости. Мы давние подруги, и нам случается выпить. Вот так.
— Дело не только в этом. Ты ведь и писала…
— Например?
— Как только найдешь мужчину или женщину, Пьер, их надо скрутить, поставить тавро и посадить на привязь. Так гораздо быстрее получишь свадебный торт и белые замшевые туфли.
Я вскочила.
— Ублюдок!
— Т-с-с!
— Ну хорошо, я тебе шепотом скажу. Ты распечатал все это и хранил, чтобы использовать против меня!
— Ну, а ты скажи, — парировал он обычным своим голосом, — почему для тебя все мужчины — ублюдки? А потом Джоди мне рассказала, что ты в этом фильме пообещала руки на себя наложить, если к сорока годам не выйдешь замуж.
— Это была шутка, придурок ты долбаный, шутка! И пошел ты…
И все. Я сорвалась на крик. Да, и еще хлопнула дверью. Хотя перевалило за три часа ночи и это был не мой дом. Кончено. Все.
Глава тридцать девятая
Как просто бодрствовать всю ночь, если лежишь, свернувшись калачиком в ворохе старой сырой одежды на деревянном полу сеновала.
Но в комнате Эммы я не останусь.
Как я понимаю, Билл со своей перевязанной рукой залезть на сеновал не сможет. Значит, здесь я в относительной безопасности. По крайней мере, до тех пор, пока в этой богом забытой дыре не взойдет солнце, а тогда я поймаю попутку до станции.
Ни в какой Байрон-Бэй я не поеду. Отправлюсь домой. С меня хватит. Если бы не было так темно, сыро и холодно и я не вырядилась бы в это дурацкое бархатное платье, то ушла бы прямо сейчас. Что угодно, только бы оказаться подальше от Умника Билла Макгинли.
Я думала, что всего уже натерпелась от мужчин. Безответственные психи. Сдвинутые на сексе. Завзятые лжецы. Но это… просто олимпийские вершины. Вы только подумайте — я с ним даже не целовалась. Не могу и не буду плакать. Отказываюсь наотрез. Я слишком устала. И слезы на него тратить не стану. Он того не стоит.
Чтобы не заснуть, я просмотрела при свете карманного фонарика целый ворох комиксов про Богатенького Ричи. Я и забыла эту рекламу «Морской Обезьяны», которую рисовали на последней стороне обложки. Где те счастливые деньки, когда девочка могла продавать садовые семена соседям и родным, зарабатывая тем самым на фен, надувную лодку или корзину для баскетбола?
Делалось все это специально для того, чтобы не позволить себе расплакаться, но что-то пошло не так. Я вспоминала детство — и мне действительно захотелось вернуться туда. Во времена, когда все казалось таким надежным. Сильная женщина получала мужчину-миллионера, и ты знала, что однажды тоже встретишь любовь всей жизни.
Интересно, заснул ли Билл. Вполне возможно. Я заметила пачку обезболивающего возле его кровати — на какое-то время этот тупой ублюдок вырубится. И тогда — все. Назад в Сидней, где он больше никогда меня не увидит. Перееду в ту комнату с тремя унитазными щетками. Все лучше, чем ходить на цыпочках по своему дому, зная, что кто угодно может услышать с лестницы каждое чертово слово.
Поговорить бы сейчас с Роджером…
— Да как он смел?
Билл, кажется, прав — я разговариваю сама с собой. И все-таки, думала я, ожесточенно вертясь под его старой одеждой в попытках устроиться поудобнее, он сам виноват — не подслушивай.
Ему стало жалко меня — что это он имел в виду?
А то, как он цепляется к каждому слову? Я вовсе не одержима идеей замужества — ничего подобного. Спросите Дэна, кого угодно спросите! Ну ладно, Дэна не спрашивайте. Лучше Лайма. Я же справилась с теми развратными выходными в гостинице, верно? Не припомню, чтобы я тогда заводила речь о предложении руки и сердца. А Леон Мерсер, великовозрастный студент-радикал? Да он под присягой подтвердит. Когда мне было лет двадцать пять, мы с ним увлеченно обсуждали проблемы полигамии.
Этой ужасной ночью я разберусь во всем — вот увидите.
Так, в скрежете зубовном я дождалась пяти утра, когда заголосили местные петухи — или это были приблудные дезертиры со «Скрудж Макдаг Кря-Кря Гуано»?
У меня есть кошелек, вечернее платье из красного бархата и мокрые черные туфли. Словом, что еще нужно свободной художнице, она же женщина девяностых? Солнце встало, дорогу видно, и наверняка найдется какой-нибудь олух с грузовиком, который меня подбросит. Будь смелой, будь сильной. И прикинься, что ты — Джоанна Ламли из «Новых мстителей».
Я спустилась по лестнице. Мне даже не было дела до змей.
Вылезая из сарая, я невольно съежилась. А вдруг Билл залег рядом в засаде? Но нет, все было тихо и спокойно, и пока собака — только не говорите мне, что это блу хилер, — не подняла переполох, я улизну прочь с фермы Макгинли — изящно, стильно и с достоинством.
Тут я споткнулась о покрышку с нарисованным лебедем и плюхнулась на четвереньки посреди дороги.
— Дерьмо!
Ох… Дождь. Нет, в самом деле. «Куин» вместе с христианолюбивым Грэмом спели бы по этому поводу, что Вельзевул приберег для меня де-мона-а-а-а.