В сладостном бреду - Айрис Джоансен

— Только не от Вадена. Ей понадобится четыре стены и целая армия, чтобы защититься от него. — Он тихо выругался. — И даже этого может быть недостаточно.

— Четыре стены и армия, — повторил Кадар. — Это звучит очень неприятно, слишком похоже на тюрьму. Ей не вынести еще одного заточения. — Его взгляд буравил лицо Вэра, затем он тихо присвистнул. — Так ты и имел это в виду.

— Они должны выжить.

— И поэтому ты перенес сюда шелковичные деревья. Ты соорудил для нее клетку. Уютную, безопасную за каменными стенами. Ты попытался обеспечить ее всем, что ей нужно, чтобы соблазнить ее остаться. Вот почему ты послал меня за Селин. Это стал бы ее собственный маленький мир.

— Почему бы и нет? Ей здесь очень удобно.

— А что, если бы ее выбор оказался другим — не оставаться?

Вэр встретил его взгляд и повторил:

— Ей было бы очень удобно здесь.

— Ради всего святого, — Кадар удивленно покачал головой. — Я, оказывается, недооценивал тебя, мой друг. И никак не предполагал, что ты способен на подобные хитроумные махинации, — Я больше не хочу невинной крови на своих руках.

— И поэтому ты пытаешься защитить свой собственный внутренний мир. — Он покачал головой. — А как со мной? Ты и меня тоже хотел заточить в своем замке?

Вэр не ответил.

Кадар рассмеялся.

— А ты ведь собирался это сделать. Я просто не могу в это поверить.

— Я не дурак. Я надеялся убедить тебя оставить меня, а если бы ты не… — он пожал плечами. — Я сказал Абдулу, что отныне и постоянно четыре человека будут тебя защищать.

— Таким образом, ты сажаешь меня за стены из стражников вместо камней.

— Пока я не сумею убедить тебя, что жизнь в далеких странах будет для тебя и безопаснее и удобнее.

— Но не такой интересной. Я не хочу пропустить такое захватывающее событие, как твою попытку оставить Tea пленницей в Дандрагоне.

— Мне жаль разочаровывать тебя, но Tea не останется здесь. Ваден знает о ней, и он может сказать Великому Магистру. Если со мной что-нибудь случится, он будет точно знать, где искать ее, а меня уже не будет, чтобы защищать крепость. Я должен найти для нее более безопасное место.

— Она предпочитает сама найти себе место и сама отвечать за себя. — Он вздохнул, увидев неумолимое выражение на лица Вэра. — Боюсь, я не убедил тебя.

— Когда прибудет ее шелк?

— В пятницу на следующей неделе, возможно. — Он кивнул, поняв с чем связан его вопрос. — Ты хочешь знать, сколько времени у тебя осталось, чтобы найти, где ее спрятать? У тебя есть, по крайней мере, месяц. — Он сардонически улыбнулся. — Она хочет отблагодарить тебя за доброту и создать для тебя знамя. Хотя, не уверен, что она в конце концов не обмотает его вокруг твоей шеи и не повесит тебя на нем.

— Месяц…

— Хотелось бы мне знать, как и где ты собираешься найти для нее безопасное место в этой стране, если не находишь его для себя самого?

— Я должен подумать, — ответил Вэр. — Но я обязательно найду его.

— И после того как ты его найдешь, тебе останется только убедить ее воспользоваться им. — Он повернулся. — Все эти разговоры о тюрьме мне очень не по душе. Я, пожалуй, лучше пойду в башню, к моим соколам. Знаешь, я испытываю большое искушение, выпустить сегодня Альенору на свободу.

— Ты слишком хорошо ее натренировал. Она полетает и возвратится снова к тебе.

— Кто знает. По крайней мере я буду испытывать удовлетворение, зная, что сделал такую попытку.

— Tea не Альенора, — возразил Вэр. — Будет не очень умно с твоей стороны совершить такую ошибку.

— Ты угрожаешь мне?

— Я предостерегаю тебя… от Джеды. Если Tea убьют, вина за это ляжет на тебя. Тогда у тебя будет твоя собственная Джеда. И утверждаю, тебе не понравятся те ночные кошмары, которые будут мучить тебя после этого.

Улыбка Кадара исчезла.

— Звучит убедительно. Возможно, я пока подожду и посмотрю, что выйдет из этих поисков убежища.

Вэр невесело улыбнулся.

— Думаю, ты не станешь торопиться. Очень приятно иметь добрую душу, но ты должен поддерживать равновесие. Мы не можем делать все, что сердце просит. За все приходится платить.

— И Tea должна платить?

Вэр снова отвернулся к окну.

— И не она одна.

10

Шелк светился и переливался матовым жемчугом на ее больших пяльцах, стоящих возле окна. Он был немыслимо прекрасен.

Tea всегда волновал момент предвкушения начала работы. Вскоре яркие цветные стежки, сверкая, разбегутся по этой струящейся ткани. Ее замысел. Она села к столу и взяла в руки перо.

Но какой замысел?

Она закрыла глаза и постаралась отбросить от себя все посторонние мысли. Вэр. Думай только о нем.

Она слышала голоса птиц в ветвях деревьев под своим окном, тихий шелест ветерка среди листвы.

Или это тот тихий шепот?

Нет, еще нет. Но скоро…

Вэр. Знамя для Вэра.

Она открыла глаза и принялась набрасывать контуры. Сначала дело шло медленно, затем рука сама залетала по бумаге. Ни сомнений, ни колебаний. Каждый штрих ложился абсолютно точно. Картина, возникшая в ее воображении, вырисовывалась так ясно, что она могла различить в ней самую мельчайшую деталь.

Странно, никогда прежде ее замыслы не возникали перед ней с такой четкостью.

— Вы должны поесть, — Жасмин появилась в дверях.

— Позже. — Tea прошила стежок золотой нитью.

— Нет, сейчас. Вы целый день сегодня не ели. — Жасмин закрыла дверь. — И какие-то крохи за последние три дня. Вы так заболеете.

— Нет, со мной ничего не случится.

— И Селин сказала, что вы не ложитесь спать.

— Конечно же, я сплю. — Она хотела, чтобы женщина поскорее ушла. Золото ослепительно блестело на матовом шелке, наполняя ее удовольствием. Каждый стежок приносил ей это глубокое чувство радости и счастливого беспокойства.

— Мало. — Жасмин пересекла комнату и встала перед рамой, на которой была натянута вышивка, — Не уверена, что мне захочется овладевать этим искусством, раз оно доводит людей до потери рассудка.

— Я в своем уме. Просто работаю.

Жасмин фыркнула.

— Все дни и ночи напролет.

— Я должна закончить это знамя, чтобы мы смогли отправиться в Дамаск.

— Вы можете не закончить его, если ослепнете от работы при тусклом свете свечей.

Но совершенству ее работы ничто не могло повредить. Каждое утро Tea придирчиво рассматривала вышивку, сделанную накануне ночью, и не могла найти ни одного изъяна, каждый ее стежок был верен. Она наклонилась и проколола иголкой шелк. Еще один стежок, еще один…

— Вы не слушаете меня, — сказала Жасмин.

— Оставьте мне поднос. Я потом поем.

Она тут же погрузилась в работу и не заметила, как Жасмин вышла из комнаты. Еще один шелковый стежок, еще одно мгновение ни с чем не сравнимого наслаждения.