Порочное создание (СИ) - Дарк Дарси

— Я ни о чём не жалею, — неожиданно прервал своё молчание Томас, отчего я испуганно вжалась в спинку кресла. Мы вновь вернулись к этому полуофициальному, отстранённому, такому чужому тону.

— Будь у меня возможность снова окрутить вокруг пальца твоего отца, я бы не задумываясь, сделал это.

Отвернулась к окну и сжала пальцы в кулаки, ощущая дикую боль во всём теле. Одними жестокими словами Мудак раскрошил мои кости и раздавил внутренние органы. Ничего не оставил.

— В таком случае, я бы никогда не впустила тебя в свою жизнь, — пусть мой ответный удар был «ничто», навряд ли, причинил хоть каплю той боли, от которой изнывала я, но мне полегчало.

Томас в ожесточении шибанул по музыкальной установке, заставляя громкие биты заполнить салон автомобиля. Поморщилась от зашкаливающей громкости и прикрыла глаза, чувствуя, как слёзы медленно проделывали путь по щекам. Не хотела плакать, но внезапный потоп был мне не подвластен.

Мудак вновь ударил по приборам, отчего испугалась за их сохранность, и громко заговорил, заглушая отголоски бешеной скорости:

— Жалею об одном, Ник, что я не знал тебя и не мог забрать из грёбанной семейки, прежде чем отправить её в долговую яму.

Уткнулась лицо в локоть, делая медленный вдох-выдох, лишь бы не задохнуться от ускоренной пляски сердца. До помутнения в глазах не хватало кислорода, вбирала в лёгкие по чуть-чуть и щедро обливала косуху солёными слезами. Чёрт подери, Томас, зачем ты так говоришь?

— Я бы, не задумываясь, ушла с тобой.

— Но история не знает сослагательных наклонений, — жёстко отрезал мужчина и внезапно надавил на тормоз, отчего я чуть было не встретилась головой с бардачком. Непонимающе перевела взгляд на Томаса, чтобы увидеть, как он облокотился о дверцу автомобиля и ладонью прикрыл глаза. Отгородился от меня в одно мгновение, полностью погрузившись в свои мысли. Они причиняли боль, терзали изнутри, в точности, как мои внутренние демоны не давали покоя.

Протянула руку к мужчине, но не решилась коснуться, медленно опуская подрагивающие пальцы на не менее дрожащие колени.

— Чарльз обманул, — прохрипел он и отнял ладонь от лица, позволяя увидеть покрасневший карий взгляд. — Я для отца не проект на будущее. Он любил меня.

Впервые видела подавленного Томаса, его печальные влажные глаза, стойко не пропустившие ни слезы, и впервые слышала его надломленный голос, привыкшая к нахальным нотам. Поджала губы, за мужчину глотая слёзы, и не могла вымолвить ни слова. Не хотелось поддакивать, тем самым откровенно лгав, но и переубеждать отчаявшегося Томаса не смела.

Майер поймал мой растерянный взгляд и грустно рассмеялся. Смех эхом прошёлся по телу, вызывая рой мурашек и желание отмотать время назад и ни за что не открывать дверь Чарльзу. Однако подобной способностью не обладала, а машины времени не существовало, что делало окружающий мир слишком жестоким и несправедливым.

Неожиданно Томас быстро покинул салон, громким хлопком двери сотрясая автомобиль, и направился в сторону лесополосы. Непонимающе смотрела в спину удаляющегося мужчины и подняла глаза на небо, на котором отчётливо проступали тёмно-синие краски, напоминая болезненные синяки на белой коже. Погода — дерьмо, в точности, как наши жизни.

Выбралась из автомобиля и поёжилась от дуновения холодного ветра, вызванного проносящимся мимо грузовиком. Поистине проклятое место, в котором даже снег до конца не таял, напротив, впитал дорожную пыль и стойко не сдавал морозных позиций.

Двинулась следом за мужчиной, наблюдая, как он ожесточённо ломал попадающиеся на пути ветки деревьев и, кажется, сыпал проклятьями на весь мир. На свой мир, который оказался не больше, чем иллюзией.

Верно следовала за ним шаг за шагом, испепеляя напряжённую спину, и нервно оглядывалась на оставленный позади автомобиль.

Шаг.

Я должна ненавидеть Томаса, ведь именно он посулил банкротство нашей семьи! Именно из-за него мать ушла от отца!

Шаг.

Из-за него мы не смогли вовремя помочь Шейну! Из-за него мой брат предстанет перед судом и, не сомневалась, будет осуждён по всей строгости закона!

Шаг.

Из-за него я вписала себя в реестр шлюх, терпела наплевательское отношение заядлой экскортницы и жила в статусе «Никто»!

Ещё один шаг и резко остановилась, когда идущий впереди Мудак прислонился спиной к облупленному дереву и перевёл напряжённый, остекленевший взгляд на меня.

Сделала глубокий вдох и прислушалась к тихому шелесту завядших листьев. Страшный звук, как страшно само место, в котором оказалась, доверившись вспышке гнева, обиды и категоричного отрицания мужчины. Но, чёрт подери, даже если над нашими головами закружатся жуткие вороны, воссоздавая сцену из фильма ужасов, и тёмно-серые облака обрушатся на нас ледяным дождём, — не пожалею.

Наверное, я ужасная дочь и сестра, но звания лучшей эгоистки всех времён никто у меня не отнимет. Ведь только эгоистка, отбросив мысли о страданиях родных, могла с ужасом думать о том, что не будь Томас мудаком, она никогда бы не узнала о его существовании. Никогда бы не знала о той дрожи, которую способен вызывать один брошенный взгляд, и никогда бы не призналась сама себе, что готова сойти с ума без внимания заядлого наглеца.

Шумно выдохнула и медленно двинулась в сторону угрюмого мужчины, на ходу избавляясь от кожаной косухи, оставляя её в гуще опавших листьев.

— Тома-а-с…

Из головы напрочь вылетели все слова, даже алфавит затерялся в круговороте моих мыслей, сконцентрированных вокруг одного имени. Не помнила, что собиралась сказать после, а, может, это было отчаяние, стремящееся вернуть ту искру, то безумие на глубине карего взгляда. Что бы то ни было, у меня получилось.

Мы столкнулись лбами, болезненно цокнули зубами, впиваясь ими в губы друг друга и наслаждаясь полученной порцией боли.

Он такой же сумасшедший, как и я. Мы до чёртовых рожек на голове, до падших крыльев похожи в своей прочности, испытывали кайф от клацанья зубов, истерзанных губ и болезненных захватов на теле.

Томас развернул меня спиной к дереву и прижал к нему, заставляя почувствовать шершавую кору. Застонала скорее от удовольствия, нежели от боли, когда подхватил под ягодицы и позволил обвить ногами выточенный торс, резко впечатывая спиной к выпирающим «штыкам» дерева.

С жадностью вбирала в себя дыхание Мудака и активно соревновалась с ним в гонке языков, не желая уступать во влажной схватке. Почувствовала, как длинные пальцы до синяков сжали ягодицы, и в отместку схватила в кулак его волосы на затылке, оттягивая голову назад, чтобы покрыть влажной дорожкой щетинистые скулы, вниз по шее…

Длинные пальцы свободной руки накрыли мою грудь поверх футболки и умело скрутили торчащий сосок, заставляя в громком стоне запрокинуть голову и макушкой упереться в ствол дерева.

— Schreien für mich, — прошипел Томас, не сводя помутневшего, искрящегося взгляда с моего лица. — Hör nicht auf!

Без понятия, что бормотал мужчина, меня доводил до безумия его акцент, а смысл не имел значения. Пусть называет излюбленным «Шлюха», лишь бы не лишал возможности слышать хрипловатые ноты на немецкий манер. Ладонь стремительно двинулась от груди вниз по телу, опаляя кожу живота, и нагло пробралась в джинсы, накрывая промокшие насквозь трусики. Да, настолько сильно я предвкушала удовольствие, доставить которое под силу ухмыляющемуся Мудаку:

— Meine Hure! — улыбнулся мне в губы и сжал ладонью влажную плоть, что даже сквозь кружевную ткань белья сработало крышесносно. С громким криком попыталась свести ноги, но заприметив натянутую ширинку брюк, приглашающе потёрлась о ней промежностью. Губами поймала глухое рычание и в помощь Томасу, очутилась на своих двоих, лихорадочно избавляясь от мешающих джинс. Секунды было достаточно, чтобы вновь очутиться в крепких руках и почувствовать резкое проникновение. Слишком глубокое проникновение, от которого искры из глаз и пронзительный крик, приглушающийся укусом на плече Мудака. Сколько бы мы не занимались сексом, я, навряд ли, смогу окончательно привыкнуть к размеру его члена. Каждый секс — новые ощущения: нежное и размеренное, грубое и страстное, болезненное и до мушек в глазах сумасшедшее. Пожалуй, именно последнее больше всего походило под наше безумие, когда сцепила руки на затылке Мудака и неразборчиво молила не останавливаться. Податливо растягивалась для мужчины, принимала во всю длину и стремилась навстречу быстрым толчкам.