Четвертый Кеннеди - Марио Пьюзо

Он улыбнулся Виксу.

– Как вы только что заметили, – спокойно сказал Артур Викс, – мир меняется. Вы не добились успеха и не будете выглядеть героем.

Ябрил радостно рассмеялся и вскинул руки.

– Я добился успеха, – почти выкрикнул он. – Я сшиб ваш мир с оси. Вы что же думаете, ваши сладкоречивые идеалисты будут слушать вас после того, как ваши самолеты разрушили Дак? Да разве мир когда-нибудь забудет мое имя? И вы полагаете, что я уйду со сцены сейчас, когда все лучшее еще впереди?

Султан хлопнул в ладоши и отдал приказ солдатам. Они схватили Ябрила, надели на него наручники и накинули веревку ему на шею.

– Осторожнее, осторожнее, – распорядился султан. Потом он нежно коснулся рукой лба Ябрила. – Я прошу у тебя прощения, но у меня нет выхода. Я должен продавать нефть и заново отстроить город. Желаю тебе всего лучшего, дружище. Успеха тебе в Америке.

В то время, когда конгресс незаконно выносил импичмент президенту Фрэнсису Ксавье Кеннеди, когда мир ожидал разрешения кризиса с террористами, для сотен тысяч людей в Нью-Йорке все это было совершенно не интересно. Они жили своей жизнью и собственными проблемами. В четверг вечером многие из этих тысяч гуляли по Таймс-сквер, месту, которое когда-то было сердцем величайшего города в мире и где пролегал Великий Белый Путь, Бродвей, тянувшийся от Сентрал Парк до Таймс-сквер.

У этих людей были самые разнообразные интересы. Грубоватые, ограниченные, тоскующие неизвестно о чем, представители среднего класса толпились в магазинчиках, торгующих всевозможной порнографией. Любители кино смотрели бесконечные пленки, на которых обнаженные мужчины и женщины предавались откровенным сексуальным атакам. Банды подростков со смертоносными, но не запрещенными отвертками в карманах, одержимые юношеским желанием развлечься, прогуливались с воинственным видом, как средневековые рыцари, готовые сражаться с драконами. Сутенеры, проститутки, грабители, убийцы появлялись здесь с наступлением темноты, им даже не приходилось платить за яркие неоновые лампы, освещающие Великий Белый Путь. Стада простодушных туристов забредали сюда, чтобы посмотреть Таймс-сквер, куда обычно опускался воздушный шар, возвещающий о приходе Нового счастливого года. На большинстве домов на площади и примыкающих грязных улицах висели плакаты, на которых красовалось большое красное сердце с надписью «Я ЛЮБЛЮ НЬЮ-ЙОРК» – любезность Луиса Инча.

В этот четверг ближе к полуночи Блейд Букер околачивался в барах «Таймс-сквер» и в «Синема-клуб», выискивая клиента. Блейд Букер был негр, обладавший незаурядной энергией. Он мог достать вам кока-колу, героин, обширный ассортимент наркотических пилюль, а также оружие, но не крупное: пистолеты, револьверы 22-го калибра, но после этого он уже не имел с вами никакого дела. Он не был сутенером, и с женщинами поддерживал прекрасные отношения, болтая с ними о всякой чепухе и являясь замечательным слушателем. Он мог провести ночь с женщиной, слушая ее мечты. Даже у самой грязной шлюхи, которая умеет выделывать с мужчинами такое, что у них перехватывает дыхание, есть свое царство грез. Блейду Букеру нравилось выслушивать их, и он хорошо себя чувствовал, когда женщины начинали фантазировать. Он любил эту чепуху. О, она еще вытянет счастливый билет, гороскоп предсказывает, что в наступающем году ее полюбит мужчина, у них будут дети, которые вырастут и станут докторами, адвокатами, профессорами в колледжах, работниками телевидения, смогут петь и танцевать на сцене не хуже Ричарда Прайора, а может, станут новыми Эдди Мэрфи.

Блейд Букер ждал, когда зрители выйдут из Шведского дворца кино после фильма. Многие из этих любителей кино задержатся, чтобы выпить стаканчик, съесть гамбургер и подцепить какую-нибудь киску. Они ходят вразброд, по одиночке, но вы спокойно можете определить их по рассеянному взгляду, словно они решают сложную научную проблему, и по меланхолическому выражению на лице. Как правило, это одинокие люди.

Повсюду крутились проститутки, но у Блейда Букера имелась своя собственная, занимающая стратегически удобный угол в баре за маленьким столиком, который ее большая красная сумка почти закрывала. Это была крупная блондинка из штата Миннесота, с голубыми глазами, остекленевшими от героина. Блейд Букер спас ее от участи, худшей, чем смерть, а именно – от жизни на ферме, где холодной зимой ее сиськи замерзали до окоченения. Он всегда был к ней внимателен и оказался одним из немногих, работавших с ней.

Звали ее Кимберли Ансли и шесть лет назад она зарубила топором своего сутенера, когда тот спал. Букер всегда говорил: будьте осторожны с девушками, которых зовут Кимберли или Тиффани. Ее тогда арестовали, судили и признали виновной, правда, в непредумышленном убийстве в порядке самозащиты, поскольку у нее на теле нашли многочисленные синяки и она «не могла отвечать за свои действия» из-за пристрастия к героину. Ее приговорили к исправительным работам и лечению, потом признали вменяемой и выпустили на нью-йоркские улицы. Она поселилась в трущобах около Гринвич Вилледж, где ей предоставили квартиру в одном из выстроенных городскими властями домов, откуда бежали даже бедняки.

Блейд Букер и Кимберли были партнерами. Он выступал и как сутенер, и как защитник, он гордился такой ролью. Кимберли подцепляла какого-нибудь любителя кино в баре «Таймс-сквер» и вела клиента в дом около Девятой авеню для короткого совокупления. Тут Блейд выступал из темноты и ударял мужчину по голове полицейской дубинкой. Оказавшиеся в бумажнике деньги они делили, но Блейд забирал себе кредитные карточки и драгоценности. Не из жадности, а потому что не верил, что Кимберли сумеет их оценить.

Самое замечательное заключалось в том, что мужчина обычно оказывался заблудшим мужем и совершенно не хотел сообщать о случившемся полиции и отвечать там на вопросы, что он делал в темном доме на Девятой авеню в то время, как жена ждет его в местечке Меррик (Лонг Айленд) или Трентон (Нью-Джерси). Безопасности ради Блейд и Ким неделю не появлялись в «Синема-баре» на Таймс-сквер и на Девятой авеню, а перекочевывали на Вторую авеню. В таком городе, как Нью-Йорк, это было все равно как улететь на другую звезду в галактике. Вот за это Блейд Букер любил Нью-Йорк. Он ощущал себя здесь невидимым, как Тень, как Человек с тысячей лиц. И кроме того, он был как те птицы, которых он видел по телевизору, меняющие окраску в зависимости от окружающей местности, или насекомые, умеющие зарыться в землю и укрыться от хищников. Короче говоря, в отличие от большинства своих сограждан Блейд Букер чувствовал себя в Нью-Йорке с безопасности.

В этот четверг вечером по части клиентов было плоховато, но Кимберли выглядела в вечернем освещении великолепно, ее светлые волосы блестели, белые напудренные груди, как половинки луны, откровенно выпирали из низкого выреза зеленого платья. Джентльмен с легким шармом, сквозь который только временами просвечивала похоть, подошел к ее столику со своей выпивкой и вежливо спросил, может ли он присесть. Блейд наблюдал за ним и дивился выкрутасам судьбы. Перед ним был хорошо одетый мужчина, без всякого сомнения что-нибудь вроде адвоката или профессора, а может, какой-нибудь политик невысокого ранга – городской советник или сенатор штата, подсаживался к убийце, зарубившей топором мужчину, а на десерт он получит дубинкой по голове. И все только из-за полового члена, в котором таятся все неприятности. Мужчины проходят по жизни, используя из-за члена только половину своих мозгов, что очень плохо. Может, позволить ему засунуть член в Кимберли и спустить в нее, прежде чем вдарить по голове? И выглядит он как настоящий джентльмен. Зажег Кимберли сигарету, заказал ей выпивку, не торопил ее, хотя видно было, что весь исходит от желания засунуть ей поскорее.

Блейд допивал свою рюмку, когда Ким подала ему сигнал. Он увидел, что она собирается встать, возясь со своей сумкой и Бог знает что в ней разыскивая. Блейд вышел из бара на улицу. Стояла ясная весенняя ночь, и запахи горячих сосисок, гамбургеров и лука, жарившихся в гриле на открытой террасе ресторана, пробудили у него чувство голода, но с этим можно подождать, пока не будет сделано дело. Он пошел по 42-й улице. Хотя уже наступила полночь, люди здесь все еще толпились, их лица освещались бесчисленными неоновыми огнями кинотеатров, ресторанов, гигантских реклам, лампами, освещавшими входы в отели. Он любил пройтись от Седьмой авеню до Девятой. Блейд зашел в дом и занял свою позицию на лестничной площадке. Отсюда ему было удобно выйти, когда Кимберли обнимет клиента. Он зажег сигарету и вытащил дубинку, спрятанную в футляре под пиджаком.

Он слышал, как они вошли в холл, как захлопнулась входная дверь, как позвякивает что-то в сумке Кимберли. Потом раздался голос Ким, произносившей условленные слова: «Тут всего один пролет». Блейд выждал минуты две прежде чем шагнуть из своего укрытия, и приостановился перед открывшейся ему прелестной сценкой – на первой ступеньке лестницы стояла Ким, раздвинув ноги, ее красивые ляжки были обнажены, а тот приятный мужчина вытащил свой член и пихает его в Кимберли. На мгновение Блейду показалось, что Ким взлетает в воздух, а затем он с ужасом увидел, что она взлетает все выше, и ступеньки взлетают вместе с ней, потом он увидел у себя над головой чистое небо, словно всю верхушку дома срезало. Блейд пытался найти какую-нибудь дыру, чтобы спрятаться от камней, сыпавшихся с неба. Он поднял руку с дубинкой, чтобы просить, молить, призвать свидетелей, что его жизнь не может вот так оборваться. Все это произошло за какую-то долю секунды.