Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь - Варлен Стронгин

– …но и ангелам, – добавил Михаил полушутливо и полугрустно.

Конец мая 1921 года. По-летнему теплый вечер. Со всех сторон к зданию 1-го Советского театра Владикавказа направляются потоки людей. На небольшой площади перед зданием театра установлен трехметровый цветной плакат. На нем горец в черкеске и папахе в поднятой руке сжимает маузер. Афиша возвещает: «Смотрите новую пьесу в 3 актах из жизни ингушей «Сыновья муллы». Авторы на афише не указаны, но, как потом писал Булгаков, ее создавали трое: он, кумык Пензуллаев и голодуха. Потом Михаил Афанасьевич просил сестру уничтожить его первые пьесы как слабые, несовершенные, хотя шли они, по его выражению, «с треском успеха».

Тася была на премьере каждой из них, бешено аплодировала артистам и автору, когда они выходили на поклон к зрителям, спорила с Михаилом о достоинствах пьес, доказывала ему, что они не так плохи, как он считает, и пусть публика приходит на них не та, о которой он мечтал, просто другой в этом городе нет, и декорации примитивны, и артисты полусамодеятельны и играют на уровне коллег не из лучших провинциальных театров, но зрителям они нравятся. В пьесах нет ни пошлости, ни дешевки, что обычно привлекает непритязательную публику, и главенствует гуманная мысль, доброе настроение, и не случайно его злейший враг М. Вокс разразился ругательнейшей рецензией на пьесу «Братья Турбины».

– Я сохранила вырезку из газеты, – однажды сказала Тася.

– Зачем? – нервно заметил Михаил. – Злобная рецензия.

– Но она о тебе, Миша, понимаешь? Сегодня кому-то кажется злобной, а потом станет бедой рецензента, проявившего свой злобный антикультурный характер. Времена меняются…

– Но очень медленно, – возразил Миша, – сегодня эта рецензия – поток грязи, вылитый на меня.

Тася дальше не стала спорить с Мишей, тем более он собирался переделать эту пьесу в большую драму.

Начал писать роман о Белой гвардии, но на вопрос Таси, о чем будет роман, сказал резко и кратко:

– О людях. Даже тебе известных. Напишу о том, какими они были.

Тася сохранила вырезку из газеты, хотя даже тон, в котором она была написана, раздражал ее: «Мы не знаем, какие мотивы и что заставило поставить на сцене пьесу Булгакова. Но мы прекрасно знаем, что никакие оправдания, никакая талантливая защита, никакие звонкие фразы о «чистом» искусстве не смогли бы нам доказать ценности для пролетарского искусства и художественной значительности слабого драматургического произведения «Братья Турбины». Мимо такой поверхностной обрисовки бытовых эпизодов из революционной весны 1905 года, мимо такой шаблонной мишуры фраз и психологически тусклых, словно манекены, уродливых революционеров мы прошли бы молча. Слишком плоски эти потуги домашней драматургии. Автор устами резонера в первом акте, в сценах у Алексея Турбина с усмешкой говорит о «черни», о «черномазых», о том, что царит искусство для толпы «разъяренных Митек и Ванек». Мы решительно и резко отмечаем, что таких фраз никогда и ни за какими хитрыми масками не должно быть. И мы заявляем больше – что если встретим такую подлую усмешку к «чумазым» и «черни» в самых гениальных страницах мирового творчества, мы их с яростью вырвем и искромсаем на клочья. И потому, что эти «разъяренные Митьки и Ваньки» вершат величайшее дело в истории человечества. И потому, что к ним тянутся с такой любовной надеждой все трудовые, задавленные банкирами люди. Как тянется к недавно посланной сторожевке на Памир, на крышу мира, из этих «разъяренных Митек и Ванек» вся трехсотмиллионная Индия. Тянется с воплями проклятия и гнева на «джентльмена в кепи» и с радостными призывами, когда эти же северные «пришельцы» принесут вместе с песнями освобождения к ним в джунгли кумачовые зори».

Примерно через месяц эта вырезка попадется на глаза Михаилу, и он обнимет Тасю:

– Спасибо, милая, что сохранила эту белиберду, это сплошное передергивание фактов, поток физиологической злобы к автору. Раньше эта рецензия взбесила бы меня, а сейчас вызывает желание написать объемную многоплановую пьесу, наверное, с тем же названием. Я постараюсь забыть об авторе этой рецензии и писать пьесу днями и ночами, вкладывая в нее всю душу, а если и вспомню автора, то с благодарностью, что он подвиг меня на сотворение, быть может, лучшей моей пьесы.

Тем не менее все до одной первые пьесы Михаила Булгакова по его воле были уничтожены. Чудом сохранился напечатанный на папиросной бумаге суфлерский вариант пьесы «Сыновья муллы». С ингушского на осетинский язык его перевел основатель осетинского национального театра, режиссер и актер Беса Тотров, а мне с осетинского на русский бегло, в основных деталях содержание пьесы перевел один из сотрудников Института истории Северной Осетии.

Действующие лица: мулла Хассбот, Магомед – офицер, Индрис – студент, Фати – жена муллы, Ялберт – сосед, Аминад – возлюбленная Магомеда, Юсуп – друг Индриса, сельчане, пристав, староста. Между первым и вторым действием проходит три дня, между вторым и третьим – один день.

Вернулся с фронта старший сын муллы Хассбота. В кунацкой комнате накрыт стол. Гости пируют, хвалят хорошо приготовленное мясо. За столом мулла, староста, Аминад… Гости желают благоденствия хозяину. Позвали Магомеда. Он говорит о том, что ему нравится Аминад. Неожиданно появляется Индрис. Все удивляются его приезду, до каникул еще далеко.

Сосед Ялберт приглашает гостей к себе, где можно посидеть в более свободной обстановке, так как мулла не разрешает пить спиртное. С отцом остается Индрис. Мулла спрашивает у него, почему он приехал не в каникулы, как делал раньше. Индрис отвечает, что будет работать учителем, но без зарплаты. Мулла не понимает такое решение сына, ведь он затратил деньги на его образование. Индрис мнется и боится сказать отцу, что стал революционером. Мать обнимает, ласкает сына, а отец считает, что он болен, советует ему обратиться к врачам.

Индрис просит отца и других гостей, чтобы они никому не говорили о его прибытии. Тем более что к нему приехал его соратник Юсуп. Центральный комитет партии, в котором состоят Индрис и Юсуп, арестован. Поэтому Юсуп, опасаясь ареста, сбежал домой. Индрис дает ему поручение – съездить в город и привезти оттуда листовки. Затем наедине остаются Магомед и Аминад. Они любят друг друга, но Аминад убегает, когда в комнату входит Индрис. Он упрекает Магомеда, напоминая ему, что в юности они мечтали вместе помогать народу, посвятить ему свои жизни, а теперь старший брат стал офицером и забыл о прошлых разговорах.

Вскоре мулла узнает, что Магомед хочет жениться на Аминад, требует большой калым от ее семьи, говорит об этом Индрису, но тот не соглашается с отцом. Тогда Магомед решает украсть невесту. Индрис обещает помочь ему. Вдруг появляется пристав со стражниками. Они собираются арестовать Индриса, который обращается к залу: «Когда же настанет время, что мы уничтожим кровную месть, калым, всю эту тьму невежества и предрассудков?! Когда ингуши поймут, что им нужна новая власть?» Староста и стражники пытаются арестовать Индриса, но ему на помощь спешат Юсуп и односельчане. Они очищают сцену от стражников. И в этот момент сидящая в зале Тася вздрагивает, так как слышит выстрел, за ним второй, третий… Падает штукатурка с потолка. В зале царит невероятный шум – зрители выражают свою радость криками и даже выстрелами в потолок. Юсуп перекрывает шум в зале громким голосом: