Сборник " " - Евгений Гуляковский

Он искал Физика весь день. Облазил все окрестные холмы, спускался в какие-то трещины — всё напрасно. Не было никаких следов, ничего, кроме брошенной канистры. Казалось, ни малейшей опасности не скрывала в себе пустыня. Человека просто не стало. Он потерялся, исчез, растворился. От этой неопределённости, от неизвестности, от сознания собственного бессилия можно было сойти с ума. Временами ему слышался голос Физика, зовущего на помощь, но каждый раз это был только свист ветра. Тогда он пожалел, что у него с собой нет бластера. Если бы у него был бластер, он бы выпустил в валун всю обойму… Почему-то казалось, там была не только информация… Нет ничего ужаснее сознания собственной беспомощности. Он открыл это незнакомое чувство впервые. Впервые понял, что ничего не сможет противопоставить слепой и, по-видимому, могучей силе, хозяйничавшей на планете, где они были всего лишь непрошеными гостями, а может быть, даже подопытными кроликами. Он вернулся к валуну. Камень по-прежнему оставался прозрачным. В нём отчётливо виднелись два конуса с пятнами ладоней на поверхности. Словно всё это время камень терпеливо ждал. Но если предположить, что его действия имели какое-то значение и показались нежелательными хозяевам планеты, то при чём здесь Физик? Если А совершает действие, неугодное В, то исчезает С? Не слишком ли это сложно для первого контакта? Что, если его хотели предупредить об опасности, в которую попал Физик? Но тогда, быть может, они знают, что случилось? Возможно, сумеют помочь?

Камень как будто обрадовался его возвращению. Белые звёздочки в его глубине завертелись быстрее. Очевидно, ускорением внутренних процессов он реагировал на усложнявшуюся внешнюю обстановку. Как его спросить? Словами? Смешно. Всё-таки он что-то прокричал на всякий случай и убедился, что система движений и структур никак не реагирует на звук. Пытался начертить на поверхности камня фигурку идущего с канистрой человека, но это тоже ни к чему не привело. За его рукой метался белый хвост звёздочек, но и только. В конце концов они опять выстроились в два знакомых конуса с пятнами ладоней на поверхности. На этот раз Практикант не стал раздумывать. Он приложил к камню обе ладони и в ту же секунду получил разряд энергии колоссальной силы. Ему показалось, что в голове у него взорвалась бомба. Словно этого было недостаточно, к плечам и рукам человека из каждой трещины тянулись голубые ветви разрядов. С этого мгновения и до того момента, когда человек, пошатнувшись, упал, маятник его часов успел качнуться всего один раз. Но для него как будто остановилось время. За эту секунду он успел почувствовать и понять миллионы различных вещей. Его восприятие беспредельно расширилось. Лишь на секунду…

Человек упал к подножию камня, широко раскинув руки. А внутри камня продолжали кружиться белые звёзды. Постепенно хоровод замедлил своё движение, глубины камня помутнели, теперь он походил на огромный кристалл опала. Сразу же стали заметны на его поверхности шероховатости и трещины. А ещё через минуту уже ничто не отличало валун, у подножия которого лежал человек, от тысячи других камней, заваливших поверхность мёртвой планеты.

5

Из небольшой трещины выбивалась прохладная, чистая струйка. Канистра наполнилась за несколько минут. Обратно Физик шёл не спеша, наслаждаясь жарой и любуясь живописным нагромождением обломков. Ленивую истому излучал каждый камень.

В конце концов они, наверное, сумеют привыкнуть к этому покою, приспособиться к таинственной чужой жизни, умеющей выращивать каменные леса и перестраивать скалы. Вряд ли смогут её понять. Слишком отличны организации, цели и пути развития этой субстанции от человеческой. Возможно, удастся существовать рядом, не мешая друг другу. Всё успокоится, войдёт в привычную колею, и тогда они медленно начнут забывать. Начнут забывать, кто они, откуда, как очутились здесь. Ежедневные заботы о воде, о хлорелловой похлёбке, о создании комфортабельных пещер станут самыми главными в жизни просто потому, что у них не останется других. Потом начнётся деградация… Постепенно они забудут всё, что знали. Перестанут быть людьми под этим зелёным солнцем. Их слишком мало для того, чтобы создать жизнеспособную колонию… Физик остановился, поставил канистру на землю и осмотрелся. Всё те же невысокие серые холмы вокруг, марево раскалённого воздуха. Физик вытер крупные капли пота, тяжело вздохнул и присел на каменный обломок. Ему уже за сорок, пора бы остепениться, перестать шататься по дальним дорогам, осесть на Земле. Наверно, эта экспедиция стала бы последней, если бы из неё удалось вернуться. Он снял майку, недовольно растёр своё не в меру раздавшееся тело. За последние месяцы, перед катастрофой, он пренебрегал гимнастикой, старался избегать обременительных процедур. Доктор был им недоволен и часто высмеивал его в кают-компании. Доктор… Подтянутый, сухопарый, с лёгкой сединой в густой шевелюре, он был для них примером, образцом космопроходца прошлого века, когда бесконечные тренировки превращали человека в сплошной клубок мышц, а строгие медицинские комиссии оставляли на Земле тех, кто не мог справиться с собственным телом. В век автоматики многое изменилось. К лучшему ли? Это ещё вопрос… Сумеют ли они, изнеженные личинки своего заботливо сотканного механического кокона, справиться в борьбе с чужим миром, выстоять, попросту выжить?

Он тяжело поднялся с камня. Всё тело ломило после ночи, проведённой на жёстком песчаном ложе. Сколько им ещё предстоит таких ночей, пока появится хотя бы проблеск надежды? Хорошо, что ему удалось скрыть от Практиканта всю серьёзность их положения. Мальчишка не глуп, он о многом догадался сам, но пусть у него останется мечта. Нельзя человека, перед которым только открывается жизнь, лишать надежды на возвращение домой… Физик медленно побрёл дальше и не смог удержаться от вопроса, заданного себе самому: есть ли она, эта надежда, на самом деле? На что, собственно, они могли рассчитывать? Только на контакт с чужим разумом. Но как его наладить, этот контакт, если неизвестно, к чему он стремился, что может, во имя чего живёт? Знакомы ли ему понятия гуманности? Контакт — их единственная надежда. Если контакт не состоится, если им не помогут — всё тогда потеряет смысл.

Физик не мог предположить, что в эту самую минуту уже началась вторая, и последняя, попытка контакта, окончившаяся неудачей. И он не мог знать, что всего один шаг отделяет его самого от участия в этой попытке и от необходимости ответить на вопрос: «Какие вы, люди? — поставленный чужим разумом. — Знакомы ли вам понятия гуманности, доброты?» Он не знал, что на подобные вопросы уже ответили все его товарищи. Что незадолго до этого голубая вспышка от выстрела бластера перевела в самом начале попытку контакта с Доктором и Кибернетиком в крысиный лабиринт, что Практиканту показали, как с ним самим случилось несчастье, хотя никакого несчастья не было, а Практикант уже бросился его спасать. Ничего этого Физик не знал, а если бы и знал, то всё равно не успел бы разобраться во всей сложности ситуации, потому что ему самому была уже предложена задача и надо было отвечать на заданный вопрос, хотя самого вопроса он не слышал и не предполагал даже, что он задан.

Задача, предложенная ему, была предельно проста. Те, кто её задумал, уже знали глубину и сложность человеческой психологии и потому не хотели рисковать. Условия задачи выглядели примерно так: если путник С идёт из пункта А в пункт В и по дороге ему предложен выбор одного из двух совершенно равнозначных путей, то какой путь он выберет? Какой путь он выберет, если путь Л1 ничем не отличается от пути Л2? Ничем, кроме того, что, пройдя по пути Л2, человек принесёт гибель колонии отличных от него и совершенно неизвестных ему живых существ?

Ущелье, по которому шёл Физик, разделилось на два рукава. Почему-то казалось, что раньше здесь был только один рукав, и теперь он не знал, куда повернуть. Оба рукава точно шли на север, к площадке, где его ждал Практикант. Он проверил их направление по схеме, которую успел набросать скорее по привычке, так как до воды прошёл не больше километра и хорошо помнил дорогу. Ни на карте, ни в памяти не было правого рукава. Он свернул в него именно потому, что любопытство в человеке развито сильнее многих других чувств, этого не могли предположить те, кто ставил условия задачи.

Под ногами среди мелкого щебня с сухим треском лопались какие-то шарики. Физик нагнулся. Округлые белые тельца упрямо карабкались с одного склона ущелья на другой. Живая лента трёхметровой ширины, состоящая из этих странных насекомых, преградила ему путь. «Какие-то паучки; жизнь здесь всё-таки есть, хотя бы в этих примитивных формах, и, значит, Доктор ошибался, — подумал он. — Слишком мы любим поспешные выводы. Эта колония похожа на мигрирующих земных муравьёв».