Сборник " " - Евгений Гуляковский

— Тебе не кажется, что у нас не так уж много времени?

Доктор подозрительно посмотрел на Кибернетика.

— Что ты имеешь в виду?

— Не слишком ли долго мы прохлаждаемся? Может, продолжим работу? Что ты скажешь насчёт установки датчиков системы защиты у входа в ущелье?

Доктор не стал возражать, и часа два они перетаскивали к выходу из ущелья тяжёлые ящики и выполняли бессмысленную, с точки зрения Доктора, работу.

В конце концов Кибернетику удалось остаться у шлюпки одному. Ещё раз проверив издали, как идёт у Доктора работа по установке датчиков, он передвинул к обшивке шлюпки анализатор. Пятно белого налёта за это время значительно расширилось и углубилось. Самое неприятное состояло в том, что неизвестное излучение, поразившее материал обшивки, захватило сразу всю левую половину шлюпки. Наиболее чётко разрушение проступило в центре, там, куда, по его первоначальному предположению, ударил заряд бластера. Теперь он понял, что тут был совсем не бластер, во всяком случае, не только бластер. Не удавалось даже замедлить разрушение обшивки. Он перепробовал все доступные методы, но так и не смог установить характер поражения. Материал обшивки ещё держался, но разрушение прогрессировало в глубину. Часа через два в шлюпку начнёт поступать наружный воздух, а ещё через несколько часов от шлюпки останется один остов… То, что это не биологическая атака, он установил сразу. И всё же придётся сказать Доктору, надо спасать хотя бы снаряжение, если это ещё имеет какой-то смысл… Сколько суток смогут они выдержать, не снимая скафандров?

— А знаешь, Миша, — вдруг раздался в наушниках его скафандра голос Доктора, — наша пещера может нам ещё пригодиться. Если попытаться расширить и загерметизировать вход.

Резко обернувшись, Кибернетик увидел Доктора у себя за спиной.

— Значит, ты знаешь?

Доктор пожал плечами.

— Я, собственно, тебя не хотел беспокоить… Одного не могу понять: зачем им это понадобилось?

— Кому им? И вообще, разве вопрос «зачем» в этой ситуации имеет какой-то смысл?

— С некоторых пор мне кажется, что всё, что произошло с нами на этой планете, и всё, что ещё произойдёт, имеет вполне определённый и кому-то понятный смысл.

— Неплохо было бы и нам в нём разобраться, — проворчал Кибернетик. — Ну что же, пошли ещё раз смотреть пещеру.

Но они не успели отойти от шлюпки. Один из датчиков, установленных Доктором, включил сирену, и, обернувшись на её рёв, оба увидели у входа в ущелье знакомую фигуру Физика.

6

Практикант очнулся на рассвете, когда холодная роса собирается в тугие, упругие капли. Он нащупал обломок мокрого камня и приложил его к потрескавшимся губам. Камень напоминал леденец из далёкого детства. Сознание вернулось к нему сразу, и он вспомнил всё, что произошло и где именно он лежит. Прямо от его щеки отвесно вверх вздымалась почерневшая от влаги поверхность камня. Он попробовал встать, но не смог. «Это пройдёт, обязательно пройдёт, — сказал он себе, — главное, не распускаться. Наверное, это электрический разряд, обыкновенный поток электронов. Четыреста-пятьсот вольт. Некоторые выдерживали больше. Подумаешь, пятьсот вольт! Даже руки не обожжены. Ловко они меня… Теперь вот валяюсь, а они смотрят…» Эта мысль заставила его рывком приподняться и сесть, привалившись спиной к камню. Бешено заколотилось сердце. Голова оставалась ясной, вот только тело плохо слушалось.

Стараясь не делать лишних движений, он повернулся и через плечо посмотрел на камень.

«Базальт. Просто базальт. Не поладили мы, значит. Это бывает… А я думал, когда встретимся, я вас сразу узнаю, успею приготовиться, придумаю какие-то важные слова… Успел, подготовился! Обыкновенный базальт и пятьсот вольт… Зачем вам это понадобилось? Молчите… Я бы многое отдал, чтобы узнать зачем. Те же камни вокруг. То же небо. Всё осталось прежним, всё как было. Нет только Физика… И подумать только, что какая-то глыба…»

Он сжал в кулаке осколок камня так, что побелели костяшки пальцев.

«Если бы я мог, в порошок… Просто в порошок, и всё…»

Камень подался под его пальцами. Он разжал ладонь и поднёс её к глазам, близоруко прищурившись. На ладони лежала горстка серого порошка. Он не знал ещё, что это значит, он даже удивился не сразу — странный камень. Дунул, серая пыль послушно слетела с ладони. Постарался вспомнить, каким был этот осколок, похожий на леденец из детства…

Шершавый и колючий осколок весомо лёг на ладонь, словно неведомая сила подчинилась его желанию… Но и тогда он ещё ничего не понял. Разглядывая осколок широко открытыми глазами, он старался ни о чём не думать, словно боялся спугнуть своими мыслями это неожиданное маленькое чудо. «А, собственно, чему удивляться? Если на этой планете камни умеют так много, почему бы им не летать? Вот только для чего ему понадобилось рассыпаться в порошок? Интересно, что будет, если его опять сжать?» Он сдавил камень изо всех сил, так, что острые края глубоко врезались в ладонь. Камень как камень. Может, ему показалось? Или это другой камень? Но он хорошо помнил завитушки из трещинок, небольшую жилку… Все камни здесь одинаково серые. На Земле есть голубые, как море, и красные, как кровь, белые, как платье невесты, розовые, как лепестки роз…

Если бы Райков смотрел в это время на осколок, зажатый в его руке, он бы увидел, как по его поверхности прошла вся гамма цветов. Но он уже смотрел на далёкие вершины гор и думал о том, что даже эти вершины не похожи на земных исполинов, покрытых ослепительными плащами ледников.

Сквозь огромное расстояние, сквозь зеленоватый туман воздуха ему почудились на чужих вершинах белые шапки снега. Почудились так ясно, что он невольно отвёл взгляд, не зная, что в это мгновение там, в клубах тумана, стал расти снежный покров. Он рос, несмотря на тридцатиградусную жару, и тут же превращался в весёлые ручьи…

Практикант посмотрел на камень, который держал в руке, на обыкновенный серый осколок базальта, вспомнил, что минуту назад он почудился ему горсточкой пыли. Вспомнил, улыбнулся над нелепой галлюцинацией, и тут же улыбка сбежала с его губ, потому что на ладони снова лежала щепотка праха…

Камень, который читает мысли? Или это что-то другое?

Практикант опёрся о холодный бок валуна, попытался встать на ноги. С трудом ему это удалось. Порыв ветра сдул с ладони пыль.

«А что, очень даже может быть. На этой планете живут разумные камни. Они, правда, все перебесились от тоски и теперь рассыпаются в порошок. Здорово меня тряхнуло. Рассыпающиеся камни мерещатся. Надо добраться до ручья. Холодная вода — вот что мне сейчас нужно больше всего. Глоток холодной воды».

Ноги приходилось переставлять осторожно, точно они превратились в чужие и очень сложные сооружения. Пришла тревожная и нелепая мысль. На секунду показалось, что за время, пока он лежал здесь без сознания, с ним произошли какие-то странные, едва уловимые изменения. Тело стало чужим и чужими мысли. Слишком чёткими, слишком резкими и плотными, как будто стальные шарики перекатываются в голове. Но тревога прошла, едва только он дошёл до ручья. Так было всегда, стоило ему увидеть эту красивую, словно из сказки, воду.

Добравшись до берега и напившись, он долго сидел, не двигаясь и слушая, как звенит вода. Вода здесь синяя, камни серые. Небо зелёное по утрам и фиолетовое в сумерках. Ничего здесь нет, кроме воды, воздуха и камней… Простая планета… Совсем простая планета…

И ничего он не сумел им объяснить: ни радость встречи, которой ждал так долго; ни эту горечь разлуки, словно он точно знает, что расставание произошло, и никогда они не узнают, что у ручьёв на Земле растут сосны, шумливые, зелёные, не похожие на каменные муляжи…

Откуда эта странная уверенность, что ничего больше не повторится? Что контакт уже свершился. Что теперь они одни, совсем одни на этой чужой, безразличной планете, среди мёртвых камней, которые рассыпаются в прах?

Он встрепенулся: «Но если камни ведут себя так странно, значит, не всё ещё потеряно?»

Он знал. Совершенно точно знал, что это не так. Что никого больше нет… Где-то в глубинах сознания медленно отступала пелена. Она ещё что-то скрывала, что-то очень важное. Но об этом он ещё успеет подумать позже. Теперь ему некуда торопиться.

Вода плотная и синяя, как в море. Здесь везде одинаковая вода. В ней не растут зелёные усики водорослей, по ней не плывут лепестки цветов… И корабли никогда не опускаются на эту планету. Нечего им здесь делать. Дорога в одну сторону. Дорога без права на возвращение. С той минуты, когда они с Физиком увидели каменные деревья, Райков поверил, что им сумеют помочь, надеялся и ждал.

Теперь ждать больше нечего, потому что те, кто вступил с ним в контакт, ушли, ушли так, что он знает об этом.

Одного не знал Практикант: не знал, что, прежде чем уйти, они сделали для них всё, что могли, всё, что от них зависело. Сделали больше, чем мог он предполагать в самых смелых мечтах: что из четверых они выбрали лишь одного и ему передали свой дар; что этот единственный из десяти миллиардов людей сидит сейчас на берегу ручья и грустит о далёкой планете, на которой растут зелёные, живые деревья. О планете, которую он любил так сильно, что покинул её ради звёзд.