Рейдовый батальон - Николай Прокудин

Бойцы подхватили под руки и за ноги раненого, ползком принялись отходить за разрушенный дувал.

К нам устремилась БМП. Евлохов хрипел, лицо быстро становилось серо-зеленым, на глазах выступили слезы. Игорь разрезал ему гимнастерку на груди, из раны сочилась кровь тонкой струйкой. Такой же тонкой струйкой уходила из солдата жизнь.

— Игореха, возьми мой бинт, подложи под спину. Рана, наверное, сквозная, скорее, а то кровью истечет, перематывай грудь потуже.

Открыли задний десантный люк, и с трудом втащили раненого на сидение. Перебегая от кочки к кочке, от куста к кусту, отстреливаясь на ходу, добрались до взвода.

Бодунов уже вколол раненому свой шприц промидола из аптечки и ошалело взглянул на меня.

— Видели стрелявшего духа?

— Нет. Бахнул откуда-то из кустарника и все.

— Я заметил одного, убегал, гаденыш, по арыку, но теперь отбегался и валяется теперь в канаве. Может, схожу за его автоматом? — спросил прапорщик.

— Сходишь, а потом всем батальоном вытаскивать придется. Лезь-ка на крышу и смотри за трупом, они сейчас приползут забирать.

Игорь сорвался с места и через минуту злобно орал с крыши и стрелял из пулемета. Комбат приказал срочно везти раненого к дороге: там скоро сядет вертолет. Бойцы бросили матрас на броню, положили сверху Евлохова и, поддерживая его со всех сторон, уехали.

Шипилов махнул на прощание и отвернулся, склонившись над раненым. Прилетел вертолет, сел на дороге и быстро улетел в Баграм.

— Если повезет, выживет, — грустно сказал Бодунов.

— Игорь, надо верить и надеяться до последнего момента.

Фортуна отвернулась от старшего лейтенанта Шипилова. В полку по возвращению из рейда ему стало совсем плохо. Зашевелились осколки в лице, заныли шрамы, неделю Игорь провалялся в медпункте.

Однажды начальник инженерной службы полка послал его старшим машины, на склад за инженерными боеприпасами. Когда «Урал» подъезжал к полку, прямо напротив торговой базы грузовик взлетел на воздух. Солдату-водителю оторвало руку выше локтя, правую, но он выжил. Шипилова очень тяжело ранило: осколки в голове, шее, спине, разорвана почка, перебит позвоночник. Осколки по всему телу. Три дня мучений — скончался.

Эх, Игорь, Игорь… Так и погиб возле заветного магазина, а веселенькая знойная продавщица никогда об этом не узнает.

Взорванный «Урал» притащили в парк, провели расследование. Сначала домыслы пошли, что они заезжали в дуканы что-то покупать, а «духи» магнитную мину прицепили. Потом другая версия — выстрелили из гранатомета из-за дувалов. Все оказалось гораздо грустнее и нелепее. Армейские саперы, любопытные мудаки, вскрыли кассетную мину. Мина новая, экспериментальная — интересно посмотреть. Она взвелась в боевое положение. Закрыли снова в упаковку и загрузили в машину. Игоря не предупредили, а тот, может, и сообразил бы, что вести ее нельзя. А от сотрясения в дороге она сработала. Гораздо хуже было бы, взорвись мины на полковом складе. Весь полк могло разнести! Жаль, такого парня потеряли! Он был единственный сын у родителей. Оборвался род Шипиловых…

Глава 12. Предсказание

Нервная обстановка совершенно вымотала меня, я был на грани нервного срыва. Сил уже нет совершенно, особенно я опустошен морально. Нервы совсем стали ни к черту. В роте постоянно давит на психику Эдуард, в батальоне комбат своими придирками извел. От майора Золотарева и прочих проверяющих жизни нет никакой. Замучила эта дурь несусветная. Перестройка, перестройка, все в духе нового времени. А на самом деле, все по-старому. Новая тупость: «Доложить сколько офицеров и прапорщиков перестроились!»

Мы на боевых действиях, а в Москве прошел пленум ЦК. Возвращаемся, а очередной проверяющий брызгает слюной: «Почему нет материалов на стендах, почему фотографии нового командного состава отсутствуют?» Полный бред.

Старшина в третий раз за полгода переклеивает все обои на стенах казармы, перекрашивает двери и окна. Перед каждой проверкой обновляется документация роты, а после проверки переделывается все опять! И так вновь и вновь.

Однажды рано утром комбат примчался в роту и принялся орать прямо с порога: «Почему территория не убрана, внешний вид наряда зачуханный, замполит роты — не брит?» Подумайте, какой кошмар — не брит в 6.30 утра! И сразу выговор! Вот это да! Выговор за тельняшку, легкую щетинку на лице и ободранные ботинки. А как я живу, где сплю, на мой быт конечно, наплевать.

Досталось не только мне, но и Мелещенко. Опять Коля во время зарядки жевал бутерброд и попался на глаза Подорожнику. Василий Иванович с ходу выговор объявил — ответственный по подразделению должен проводить зарядку. А где это сказано? Зарядку должен проводить старшина, он ее и проводит. А Николай просто нарвался на плохое настроение комбата. Третий, получивший выговор, — Ветишин. Сережка слишком поздно выходил утром из женского модуля — не успел спрятаться. А комбат возвращался выпить чашечку кофе к подруге.

Серега прибежал словно ошпаренный, весь красный, руки и губы трясутся.

— Серж, что с тобой? — ужаснулся я.

— Да, Иваныч сказал, что оставит во время следующего рейда в полку начальником караула. Говорит, хорошо обжился, сиди и дальше в полку возле девочек. Что это с ним сегодня? Орал как ненормальный.

— Сергей, он в казармах погром устроил, перевернул половину кроватей и тумбочек. Что было…

— Вон, Луковкин идет, может, он что знает. Юрик! Что с комбатом?

— Да бог его знает, а может, черт, — ответил Лука. — Как с цепи сорвался. Наверное, подруга давно не дает. Пойдемте быстрее на завтрак, через двадцать минут начинается построение офицеров батальона.

В столовой от паршивой еды настроение еще больше ухудшилось. Злая официантка не желала нести завтрак на наши столы.

— Точно, поругался с Наташей, вот комбат и бесится. А она по столовой бегает, словно злая фурия. Крайние мы. Ну и дела…

— Товарищ лейтенант, вы способны почистить туфли? — язвительно поинтересовался у меня комбат.

— Способен. Я их сегодня утром чистил, но без крема, потому что крем в комнате, в модуле. А я туда уже третьи сутки попасть из казармы не могу. Сплю в роте и из нее никак не выбраться.

— Прекратите болтать. Не брит до сих пор, даже после выговора.

— А чего ему бриться, выговор-то уже объявлен, теперь неделю будет так ходить, — съязвил замполит батальона Артюхин.

Ох уж этот Гриша Артюхин! Каждый день гонит меня в отпуск, и каждый же день кидает задачи, которые пока не выполню, в отпуск не поеду. Но я этому рад, потому что в феврале отпуск — не отдых.

— Будет получать взыскания каждый день, пока карточка не кончится, а как закончится, вкладыш примусь заполнять. И все записи будут одинаковые: «За неопрятный вид». Всем, кто попался мне под горячую руку, выйти из строя!

Мы с Миколой шагнули вперед, за мной вышел Ветишин и встал рядом, грустно вздохнул, затем к нам пристроился Лука.

— Начальник штаба! Запиши всем четверым по выговору, а также Острогину.

— За что мне? — возмущенно взвизгнул Сергей. — Я сегодня вас вижу в первый раз. Я вас, товарищ майор, со вчерашнего дня не встречал и вы меня тоже. За что выговор? Молчим?

— Где Ваши носки, товарищ старший лейтенант?

— Носки?

— Да, носки, или будете утверждать, что вы их надели, а я слеп? Будем пререкаться?

— Нет, не будем. Просто чистые носки кончились, а личного времени, чтобы постирать нет. У солдат есть, а у меня, у командира взвода, нет. Я живу в казарме, там стоит моя койка, все туалетные принадлежности украли бойцы, одеколон выпил Недорозий, носки тоже пропали. Какая-то скотина последние вчера увела! Даже зубную щетку и пасту сперли. Я вот-вот взорвусь от возмущения, и мне плевать на ваши взыскания, я устал от унижения, устал от уравниловки. Я четыре года курсантом жил в казарме, почему это тут должно продолжаться?

— Всем выговор, Острогину — строгий выговор.

Офицеры загудели, а Сергей вполголоса сказал: «Да пошел ты!» Но начальник штаба крикнул: «Разойдись!» — и заглушил высказывание Острогина.

Я уже закипал и хотел поддержать «бунт на корабле», но не успел.

— Серега, пойдем попьем лимонада, — предложил я. — Нужно немного охладиться, а то взорвемся от избытка отрицательной энергии. В магазин «SI-SI» завезли.

— Пойдем, угощаю, — вздохнул взводный, и мы зашагали к магазину.

— Ребята, ребята, постойте, а я? А меня угостить, я ведь тоже пострадал сегодня, — заорал нам вслед Ветишин.

— Ладно, иди, сегодня хвосты не обрубаю. Если после покупки носков останутся деньги, угощу и тебя.

— Парни! Ну почему у ваших родителей такая убогая фантазия? Каждый второй или Серега, или Саша? Это что коллективная мания шестидесятых годов?