Нежность волков - Стеф Пенни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Благодарю вас. Это очень любезно…
Он думает, не надо ли что-нибудь ей дать, и мысленно перебирает то немногое, что у него с собой есть. Но не может придумать ничего подходящего.
Нэнси одаривает его бледным подобием улыбки, ее прекрасные черные глаза впервые встречаются с его собственными. Он замечает, как изящно, в форме крыла чайки, изгибаются ее брови, а потом, к полному его изумлению, она берет его руку и прижимает к своей груди. Прежде чем он успевает вымолвить слово или отпрянуть, она приникает губами к его губам, а другой рукой хватает небезразличный орган между его ног. Он что-то бормочет, задыхаясь, — сам не знает что — и спустя мгновение, когда чувства его настолько переполнены, что он не в состоянии осознать происходящее, решительно ее отталкивает. (Будь честен, Муди, — сколько длилось это мгновение? Достаточно долго.)
— Нет! Я… я прошу прощения. Не это. Нет.
У него колотится сердце, пульс волнами бьет в барабанные перепонки. Нэнси смотрит на него, чуть приоткрыв пухлые губы цвета миндаля. Ему никогда не приходило в голову, что туземная женщина может быть так же красива, как белая, но сейчас он представить себе не может чего-либо прекраснее, чем девушка, стоящая перед ним. Дональд закрывает глаза, чтобы отогнать это видение. Ее пальцы все еще у него на плече, как будто они танцевальная пара, застывшая посреди па.
— Я не могу. Вы прекрасны, но… нет, я не могу.
Она опускает взгляд на его штаны, которые, похоже, с ним не согласны.
— Ваш муж…
Она пожимает плечами:
— Это неважно.
— Это важно для меня. Простите.
Он ухитряется отвернуться, в глубине души ожидая, что она снова бросится в атаку. Но ничего не происходит. Когда он оборачивается, девушка собирает миску, тряпки и использованные бинты.
— Спасибо, Нэнси. Пожалуйста, не… обижайтесь.
Нэнси бросает на него взгляд, но ничего не отвечает. Дональд вздыхает, а она выходит так же неслышно, как вошла. Чертыхаясь, Дональд смотрит на закрытую дверь. Он проклинает себя и ее и все это обветшалое, Богом забытое место. Немым упреком лежит на столе письмо. Спокойные, хорошо выстроенные предложения, шутливые ремарки… да почему же он пишет Марии? Он хватает письмо и мнет его в комок, тут же сожалея об этом. Потом берет сменную рубаху и швыряет ее на пол, просто чтобы что-то бросить (но такое, что не разобьется). Пол грязный. Почему он так зол, ведь он все сделал правильно. (Может быть, сожаление? Потому что он тряпка, размазня, трус, у которого смелости не хватает взять то, что хочет сам и что ему предлагают?)
Черт, черт, черт.
~~~
Вскоре Муди извиняется и выходит из-за стола, Паркер тоже встает и просит разрешения удалиться. Когда он уходит, я начинаю гадать, что они вдвоем затевают; впрочем, Муди кажется таким изнуренным, что, возможно, действительно пошел спать. Насчет Паркера я не так уверена. Надеюсь, он явит какое-нибудь непостижимое чудо дедукции, только пока и предположить не могу, какое именно. Стюарт предлагает Несбиту проводить меня в гостиную и что-нибудь выпить. Он говорит, что присоединится к нам через несколько минут, но так, что я немедленно задумываюсь, что он замышляет. Наверное, очень хорошо иметь недоверчивый склад ума, но не могу сказать, чтобы он до сих пор привел меня к каким-либо полезным открытиям.
Несбит наливает два стакана солодового виски и один протягивает мне. Мы чокаемся. Сегодня вечером он был напряжен и чем-то обеспокоен: непрерывно ломал пальцы или барабанил по столешнице. Он почти ничего не ел. Затем перед кофе, извинившись, вышел из-за стола. Стюарт отреагировал на это какой-то безобидной репликой, но взгляд его был суров. Я подумала, что он знает. За столом все время прислуживала Нора, и, хотя я внимательно за ней наблюдала, в ней не было заметно и тени былого напряжения. Теперь, когда Стюарт вернулся, она кажется куда более покорной, совсем не раздражительной. Когда минут через десять-пятнадцать Несбит вернулся, его поведение изменилось: движения стали вялыми, глаза сонными. Паркер и Муди никак не показали, что заметили перемену.
Я подхожу к окну и приоткрываю занавеску. Снег не падает, но на несколько дюймов покрывает землю.
— Как вы думаете, будет еще снегопад, мистер Несбит?
— Не буду утверждать, что хорошо разбираюсь в здешней погоде, но это вполне вероятно, не правда ли?
— Хотелось бы только знать, когда мы снова отправимся в путь. Если мы хотим продолжить поиски…
— Ах, конечно. Не лучшее время года для подобных мероприятий.
Похоже, ему совершенно безразлична судьба моего сына, предоставленного самому себе в этой глуши. А возможно, он просто жестче, чем мне казалось.
— Ужасные здесь места. Идеально подходят для каторжников. Я всегда удивлялся, зачем их посылают в Тасманию, место, насколько я могу судить, вполне приятное. Что-то вроде Озерного края.
— Но здесь места недостаточно изолированы. И не так далеки от дома.
— Мне они кажутся вполне изолированными. Знаете, несколько лет назад кучка работников — думаю, иностранцев — попыталась сбежать из Лосиной фактории. В январе! Конечно, все они сгинули бесследно. Насмерть замерзли неизвестно где, несчастные ублюдки. — Он горько усмехается. — Простите мой язык, миссис Росс. Я так давно не был в обществе леди, что совсем забыл, как следует разговаривать.
Я возражаю: что-то вроде того, что и похуже слышала.
Он окидывает меня изучающим взглядом, какие мне совсем не по душе. Сегодня он не пьян, но зрачки у него очень маленькие, это заметно даже в тусклом свете. Руки его успокоились и лежат теперь расслабленно и умиротворенно. Мне известно, что это значит.
— Исчезли, вы говорите? Какой ужас.
— Да. Не стоит слишком расстраиваться — я же сказал, что они были иностранцами. Немчурой или кем-то вроде того.
— Вы не любите иностранцев?
— Не особенно. Даждь нам днесь шотландца.
— Как мистер Стюарт?
— Вот именно. Как мистер Стюарт.
Я осушаю свой стакан. Только для куражу, но лучше, чем совсем ничего.
Когда входит Стюарт, лицо у меня пылает от выпитого, но голова по-прежнему ясная. Несбит наливает Стюарту, и несколько минут мы непринужденно болтаем. Затем Стюарт обращается ко мне:
— Я думал о вашем мистере Паркере. Знаете, просто представить себе не могу, как это сразу не вспомнил его имя, но ведь прошло столько лет. Расскажите, как вы с ним познакомились?
— Мы встретились совсем недавно. Он был в Колфилде, и когда нам понадобился проводник, кто-то его посоветовал.
— Так вы не слишком хорошо его знаете?
— Не особенно. А что?
На лице Стюарта появляется улыбка человека, готового поделиться интересной новостью.
— О-о… Это довольно колоритная личность, во всяком случае, был таким прежде. Произошли некие события на Прозрачном озере… Скажем так, некоторые из наших перевозчиков весьма необузданны, и… он был именно таков.
— Как интересно! Продолжайте. — Я улыбаюсь, будто рада посплетничать.
— На самом деле не так уж интересно. Все было довольно скверно. Уильям, когда был помоложе, чуть что, сразу лез в драку. Мы вместе отправились в поход — я говорю, больше пятнадцати лет прошло, вы же понимаете, — зимний поход. С нами были и другие, но… это был тяжелый поход, и все время назревали конфликты. То ли продолжать, то ли возвращаться, в таком духе. Провизия на исходе и тому подобное. Как бы то ни было, дошло до драки.
— До драки! Господи помилуй! — Я наклоняюсь в кресле, подбадривающе ему улыбаясь.
— Вы помните его слова, и действительно он оставил мне кое-что на память.
Стюарт закатывает левый рукав. По его предплечью спускается длинный белый шрам в добрые четверть дюйма шириной.
В моем изумлении нет ни малейшего притворства.
— Иногда дашь этим полукровкам полбутылки рома, и в них просыпается дьявол. Мы повздорили. И он кинулся на меня с ножом. Бог знает где, в самой глуши — это не шутки, я вас уверяю.
Он снова опускает рукав. Я не знаю, что и сказать.
— Простите, может, я не должен был вам показывать. Иным леди становится не по себе при виде шрамов.
— О нет… — Я трясу головой.
Несбит наполняет мой стакан. Меня взволновал не шрам, но последняя встреча с Жаме, что навсегда запечатлелась в мозгу. И первая встреча с Паркером: неправдоподобный человек, обыскивающий хижину, — свирепый, чужой, страшный.
— Это не из-за вашего шрама, — радостно сообщает Несбит. — Скорее от мысли, что у нее в проводниках такой ловкач с ножиком!
— Последние недели он совершенно не проявлял подобных склонностей. Он образцовый проводник. Быть может, и вправду, как вы говорите, всему виной был ром. Сейчас он не пьет.
Я говорю себе, что Стюарт, возможно, лжет. Я смотрю ему в глаза, пытаясь заглянуть в душу. Но он выглядит вполне искренним и сердечным, с ностальгией вспоминает былые времена.