Секреты скандальной невесты - София Нэш

— Я должен поблагодарить вас, Хелстон. Я не ожидал…

Герцог отмахнулся:

— Кобыла стоит двойной цены.

Роуленд не ответил, поскольку оба знали, что герцог лжет.

— Я попросил бы вас приезжать иногда в Хелстон-Хаус, чтобы Весперс не скучала, когда мы с женой будем в Корнуолле.

Что-то холодное и жесткое полоснуло по сердцу. Этот первый шаг по разрушению его королевства будет самым тяжелым. Он подумал о прекрасном лице Элизабет и выдавил улыбку. Эти деньги помогут им обоим начать новую жизнь.

— Итак, — продолжал Хелстон, — я намерен видеть эту кобылу на следующих скачках в Аскоте. Вы проследите за ее тренировкой за четыре месяца до этого. Согласны?

Роуленд взглянул на протянутую ему руку Хелстона. Впервые представитель пэров предлагал ему рукопожатие.

Роуленд сжал руку герцога.

— Согласен. Весперс будет доставлена в вашу конюшню в течение недели.

Герцог не отпустил его руку.

— Мэннинг… что, черт возьми, происходит?

Роуленд попытался освободить руку, но это ему не удалось.

— Что вы имеете в виду? — проговорил он первое, что пришло ему в голову.

Герцог посмотрел на него в упор.

— Я думаю, вы отлично знаете, о чем я спрашиваю.

— Гм… Вы можете отпустить мою руку.

В уголках рта Хелстона появился намек на улыбку.

— Разумеется. Как только скажете, что вы собираетесь делать.

— Я не скажу вам ровным счетом ничего, даже если вы будете держать мою руку всю ночь.

Герцог вскинул бровь. Это было противостояние.

— Черт возьми. — Впервые за последние два десятилетия Роуленд решился довериться кому-то еще. — Если бы я знал, что вы настроены таким образом, то давным-давно отметился бы в вашей танцевальной карте. Ну что ж, если вы преисполнены решимости вальсировать, я имею право попросить о любезности.

Герцог отпустил руку.

— Еще одна любезность? — Хелстон опустил глаза. — Это будет стоить так же дорого, как и кобыла?

Роуленд подавил улыбку.

— Нет, но если вы захотите купить еще одну…

— Чего вы хотите? — Слова герцога звучали так же сдержанно и осмотрительно, как и его слова.

— Сразу после того как Принни удостоит Пимма герцогского титула в Карлтон-Хаусе, я прошу вас внимательно последить за Элизабет. Она может оказаться достаточно неразумной, чтобы сделать громкое заявление.

— А каков будет характер этого возможного заявления?

Роуленд проигнорировал вопрос герцога.

— Нужен по крайней мере один джентльмен, представитель света, который окажется рядом, если она решит высказаться. Бастарда будет недостаточно. Хотя я буду находиться поблизости — в музыкальной комнате. Но я не появлюсь на виду. Это может вызвать потом всяческие разговоры. — Он не мог объяснить Хелстону все полностью, не вызвав у того тысячу новых сердитых вопросов. Он не мог рисковать и появляться там, поскольку это свяжет его имя с Элизабет, а он намеревался увезти ее во Францию секретно.

Хелстон улыбнулся и почесал подбородок.

— Что ж, мне кажется, я должен поблагодарить вас за наличие здравого смысла и нежелание снова вызвать скандал, как в церкви Святого Георгия. Очень хорошо. — Герцог извлек из сюртука письмо.

— Что это?

— Письмо от Элизабет Ашбертон, которая вскоре станет Элизабет Пимм, герцогиней Дарлингтон. Я обещал, что передам, его вам лично в руки.

Хелстон внимательно посмотрел на него, Роуленд ответил тем же, прежде чем подсунул большой палец под печать, чтобы вскрыть письмо.

Глава 16

События разворачивались в точности так, как Элизабет и предполагала. Ею овладело спокойствие, когда она отпустила двух горничных, которых прислала Эйта. Элиза была надежно задрапирована в платье. Только муж сможет с помощью ножниц вызволить ее из этого шелкового и бриллиантового кокона. Но по какой-то странной причине она сейчас этого не боялась.

Роуленда есть за что благодарить. Она избежит Ньюгейтской тюрьмы, обеспечит будущее любимому мужчине, освободит своих друзей от забот и необходимости поддерживать ее до конца жизни, обеспечит дом и источники дохода для Сары, и при некотором везении будет иметь любимого ребенка.

Стоимость была чрезмерной, это верно.

Придется провести всю оставшуюся жизнь с напыщенным, самоуверенным, ужасным человеком, которого не любила и которому не доверяла. А в будущем он вполне может стать еще хуже. Она отчаянно пыталась напомнить себе, что у очень многих женщин судьба была еще суровее.

Она изо всех сил пыталась не думать о Роуленде и как он поведет себя, узнав о том, что она сделала. Она возносила молитву, чтобы он со временам ее понял. Настроение упало, и сейчас Элиза не могла вынести даже присутствия Сары или Эйты.

Ее попытки провалились, да она и знала, что это произойдет.

Слуги Пимма в «Палтни» были удивлены ее появлением, однако позволили войти в апартаменты, которые готовились для нее. Она воспользовалась дверью соединяющей ее комнаты с комнатами генерала, и, дрожа от страха, обыскала его апартаменты.

Там не оказалось ни одного письма и ни одного чемодана. Она велела своей горничной разложить ее личные вещи, которые скоро должны были прибыть сюда, и в конце концов отправилась в Хелстон-Хаус, где ее поспешили задрапировать в приготовленное платье.

Конечно, небольшая надежда еще оставалась. У нее будет целая жизнь, чтобы найти письма.

Каждому нужно, чтобы была какая-то надежда. Элиза смотрелась в зеркало и почти не узнавала себя. В этом избыточно украшенном золотистом платье она выглядела гораздо старше своих лет. Обольстительная королева, с лифом, который сидел провокационно низко. Подаренные Пиммом изумруды, казалось, душили.

Она услышала шум за дверью и поняла, что ее время вышло. Принц-регент настоял на посылке двух королевских карет, чтобы сопровождать всех гостей на Портман-сквер, в Карлтон-Хаус.

Это короткое путешествие запомнилось смутно. Никогда она не припомнит, какие слова говорили ей и что отвечала она. Остались в памяти только озабоченные лица друзей.

Все очень скоро прибыли в обширную резиденцию принца-регента на южной стороне Пэлл-Мэлл. Элиза с тоской посмотрела на Сент-Джеймс-парк, затененный и мрачноватый в этот сумеречный час. Когда она пошла через портик с коринфскими колоннами, королевские лакеи в ливреях поклонились ей, равно как и испытывающие благоговение гости. В этом чувствовалась ирония судьбы. В течение долгих лет она надеялась, что ее отец испытает гордость, если она будет принята аристократами, которые всегда подвергали ее остракизму за мальчишеские выходки. Сейчас она готова была многое отдать за то, чтобы оказаться где угодно, только не здесь.