Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

Она осеклась, бросила короткий взгляд на Крошкова. Тог сидел со скучающим видом, а у самого сердце так и прыгало в груди: «Дневник!.. Блаватский вел дневник!»

Наступило молчание.

— Что ж, Варвара Дмитриевна, очень жаль, но ничего нового не удалось выяснить. Прошу извинить за беспокойство. Через несколько минут подадут фаэтон, и мы доставим вас на дачу со всеми возможными в настоящее трудное время удобствами. Прошу вас немного обождать меня здесь, а я пойду распорядиться.

Крошков поспешил к... Пригодинскому. Доложил о результатах допроса и попросил ордер на обыск.

Было около полудня. Стояла чудесная сентябрьская погода. Прохладный ветерок гулял по улицам, освещенным нежарким солнцем. Из-за заборов, дувалов зеленели виноградники с огромными гроздьями спелых ягод.

Блаватскую сопровождали Крошков и Соколовский. Прохожие поглядывали на красивую даму в трауре, на ее «кавалеров» — импозантного пожилого мужчину и молодого богатыря с целым шалашом буйных волос на голове. По дороге Варвара Дмитриевна помягчала душой. Она даже изредка бросала на Соколовского вовсе не суровые взгляды. Он произвел на нее впечатление.

— Подумать только! — произнесла она удивленно. — Оказывается, революция не отменила галантности, уважения к женщине.

— Что вы, — в тон ей отвечал Крошков. — Революция проповедует глубокое уважение к женщине. Поверьте, женщины будут государственными деятелями, учеными, инженерами...

— Бог знает, как вы фантазируете, господин большевик!

— Я не большевик. Беспартийный. Но постепенно проникаюсь уважением к новым идеям: они гуманны и благородны.

Соколовский хранил молчание. Он чувствовал на себе взгляды Варвары Дмитриевны, и ему было не по себе.

Наконец подъехали к симпатичной, выкрашенной в голубой цвет даче.

— Благодарю за заботы, — сказала Варвара Дмитриевна, легко соскакивая с фаэтона.

— Мы вас проводим, — ответил Крошков.

— О-о!.. — воскликнула Блаватская. — Какая любезность!

— И любезность, мадам, и необходимость.

Варвара Дмитриевна недоуменно посмотрела на Крошкова, перевела взгляд на молодого богатыря. Соколовский покраснел, отвернулся. Крошков пояснил:

— Вот, мадам, ордер на обыск. Прошу извинить, но дело прежде всего. Переворачивать все вверх дном мы не станем. Мы только возьмем дневник Григория Васильевича Блаватского.

Бывший начальник отдела Военкома Туркреспублики вел дневник с марта восемнадцатого года. Это было удручающе скучное сочинение. Блаватский скрупулезно записывал все встречи с людьми, незначительные факты, всякую пустяковую мелочь. Вроде как дневник Николая II, в котором самодержец во времена, когда кипели страсти, вспыхивали народные волнения и революции, запечатлевал меню обедов и журфиксов, такие «важные события», как игра в домино с вдовствующей императрицей (матерью) или личные подвиги, выражающиеся в колке дров, — для укрепления высочайшего здоровья.

Крошков готов был зареветь от отчаяния. Столько надежд возлагал он на дневник. И вдруг — пошли шифрованные записи: какие-то сокращения, известные лишь одному покойному, цифры. И наконец — странная запись: «Получил 60 пудов, погрузил в подвал Наполеона. Полагаю, что вместо фортификации большая часть уйдет княгине».

Собрались Цируль, Пригодинский, Крошков. Долго ломали головы над этой странной записью. Шестьдесят пудов — и шестьдесят тысяч рублей, исчезнувших бесследно. Может, это простое совпадение?.. Что означает слово «фортификация»? Темная вода. И наконец — кто такая «княгиня»?

Долго думали, но так и не смогли хоть сколько-нибудь приблизиться к истине. И все же труды были не напрасны. Не так уж прост, как казалось, был Блаватский. Совершенно очевидно, что он вел двойную игру. Но зачем тогда понадобилось кому-то убивать Блаватского?.. Возможно, кто-то боялся разоблачения. Но кто?.. Кто?!.

Из военкомата возвратился Коканбаев. Доложил, что железные шкафы у сотрудников — кустарные сейфы, которые нетрудно открыть, подобрав ключи, или обычной отмычкой. Однако сейф Блаватского — сооружение более чем надежное. В прошлом сейф хранил ценности отделения Русско-Китайского банка. Известный знаток сейфов в Туркестане Таубе дал соответствующее заключение: «Сейф изготовлен немецкой фирмой Мюллера, исправен, надежен, не подвержен опасности вскрытия никаким иным способом, кроме как принадлежащим ему ключом».

Пригодинский позвонил Фоменко. Тот спросил:

— Зачем же тогда Косте Осипову надо было говорить, что Блаватский не доверял своему сейфу?

— Не знаю, Игнат Порфирьевич, не знаю... Впрочем, очень может быть, что военком никогда и не бывал в кабинете Блаватского. А остальные сотрудники жаловались на ненадежность своих сейфов. Да разве Осипов спец по сейфам? Все жалуются, — значит, и у Блаватского негодный сейф.

— Логично, — согласился председатель ЧК. — Вы пока проблему сейфа передайте оперативникам, а сами попытайтесь расшифровать странную запись в дневнике. Чую, в ней таится многое.

«Загадку дневника» поручили Крошкову. Он сидел, тщетно ломая голову над таинственными словами: «60 пудов», «фортификация», «княгиня». Поодаль Соколовский с Коканбаевым отбирали нераскрытые уголовные дела, которые теперь получили «новую жизнь» после произведенных арестов контрреволюционного подполья.

Крошков, откинувшись на спинку кресла, потянулся, спросил:

— Сколько же всего дел?

— Сейчас... — Соколовский пересчитал папки. — Так... Сто двадцать два дела! Сорок два — убийства, остальные — вооруженные ограбления.

— И это, если не ошибаюсь, с мая?

— Так точно.

— С размахом работают офицеры с уголовниками. В число этих дел вошло убийство телефонистки Файдыш?

— Да, — пояснил Коканбаев. — Я занимался им.

— Разыскали преступников?

— Он уже сидит в КПЗ, задержали по другому делу. Некто фон Франк. Совершил преступление вместе с уголовником по кличке Тля.

— Мотивы преступления?

— Странные, товарищ консультант. Сколько ни бился, отвечает с ухмылкой: «Желал создать в городе побольше паники»

— Получил такое задание? От кого?

— Молчит, шайтан проклятый. Только ухмыляется. Ведет себя нагло. Сам, без понуждения, сообщил, что и поливальщика улиц убил возле Урдинского моста. Тоже, говорит, чтобы создать среди населения панику. Очевидно, этот подлец решил: все равно ему пули не миновать, так уж перед смертью поглумится. Дворника он убил с другим уголовником — Добряком. Оба этих типа, Тля и Добряк, уже на том свете. Один испустил дух в перестрелке на Саперной, другой — в Саларском переулке. Так что проверить ничего невозможно.

Консультант снял очки, аккуратно протер замшей. Поинтересовался:

— Какова общая картина?

Объяснения дал Соколовский.

— По показаниям девяти бандитов, арестованных одновременно с офицерами, установлено по кличке более ста рецидивистов, орудующих в городе. Обитают они преимущественно в притонах Караван-сарая, на Мариинской, Первушинской, Куйлюкской и прилегающих к вокзалу улицах. Особо хочется отметить, Алексансаныч, тот факт, что буквально все допрошенные упоминали головореза по кличке Абрек. Одни говорили о нем с почтением, другие со страхом. Страшная фигура.

— Проверили его по картотеке?

— Значится под многими фамилиями. Последний раз арестован в Асхабаде в