Кто кого предал - Галина Сапожникова

…Не знаю, что больше потрясает в этой истории, — наглость, с которой ковался приговор, или наивность, граничащая с глупостью, со стороны тех, кто проходил по этому уголовному делу, что в итоге вылилось для последних в годы тюрьмы — от 3 до 8 лет.

Эпизоды между собой не были связаны вообще. Какое отношение, казалось бы, имеет петиция по поводу повышения цен, которую участники митинга несли к Верховному Совету в январе 1991-го, к вооруженной стычке у пограничного поста вблизи города Шумска, которая случилась десятью месяцами позже? Литовской Фемиде такие литературные тонкости были не нужны: эти две совершенно не связанные между собой истории в приговоре идут через запятую, как паровозики. В результате этой арифметики наскреблась группа, состоящая из 8 персон. А это уже почти целая террористическая организация!

Вы только вчитайтесь в фабулу: осенью 1991 года несколько человек, оставшихся в душе советскими людьми, решают смонтировать радиопередачу, чтобы в 74-ю годовщину Октябрьской революции поздравить литовский народ с праздником с территории Белоруссии… Сейчас это звучит неправдоподобно и смешно, но в те дни, в условиях тотального запрета на все коммунистическое, включая советские праздники, ничего другого сочинить было невозможно.

Операция по устранению последних остатков сочувствующих советскому строю удалась на славу, будущие подсудимые и наживку заглотили, и удочку — Советский Союз действительно был инкубатором для наивных.

Спустя 25 лет этот «подвиг» кажется дешевой романтикой, навеянной школьным курсом советской литературы и сочинениями на тему «Молодой гвардии». Но для тех, кто в 1991 году пытался осуществить этот проект и трясся по сельским дорогам для того, чтобы настроить радиопередатчик, все было по-настоящему.

Те, кто придумал для «новоявленных партизан» роль в этом разыгранном спектакле, тоже, конечно, не блистали интеллектом, но сделали главное — кроме сомнительной идеи, смогли подкинуть в руки исполнителям компромат в виде оружия с гарантированно «нехорошей» историей и запаслись попкорном, чтобы ждать в кустах вполне театрального финала. Удивляться этому не следует — во время вывода советских войск этого добра в Прибалтике было навалом, чуть ли не по объявлениям в газетах продавалось все, чего пожелает душа, — от ракет до гранатометов.

Итак, представьте: 6 ноября 1991 года дружинники Александр Смоткин и Владимир Шорохов, бывший военнослужащий Хетаг Дзагоев и гражданский активист Виктор Орлов отправляются в соседний с Литвой белорусский район вблизи города Шумска, чтобы наладить радиосигнал.

«Истинная цель, которую мы преследовали, — напишет потом один из них из тюрьмы, — была следующая: поздравить всех, кому дороги идеалы социалистического Отечества с праздником Великой Октябрьской социалистической революции. Иного способа здесь, в демократической и свободной Литве, мы не видели. Поэтому мы в ноябре 1991 года выехали на трех машинах в Белоруссию, которая в тот период входила в состав СССР, и, пользуясь моральным правом как граждане СССР, оказавшиеся по злой воле политиков изгоями на собственной Родине, провели пробную трансляцию, пробуя работоспособность радиопередатчика. На обратном пути из Белоруссии в Литву мы и были задержаны служащими Департамента охраны края».

Вот они — политзаключенные новой Европы, с помощью которых Литва пыталась доказать теорию вооруженного подполья. В. Иванов, А. Бобылев и другие. Фото из архива Г. Сапожниковой.

Все вроде бы идет по плану, но «заряженное ружье», которое согласно известному высказыванию Антона Чехова должно было выстрелить в последнем акте, срабатывает в самый неподходящий момент: у Александра Смоткина сдают нервы, и он, убегая в лес, бросает гранату… Все, слава Богу, живы, но это обстоятельство спутало организаторам все их планы по задержанию «красных активистов». Следующие несколько лет ушли на то, чтобы выжать из этого сюжета максимум.

Шумный процесс над «террористами» должен был укрепить новую власть, и без того пребывающую в эйфории. Не «дело врачей-вредителей», конечно, но все равно солидно.

Шипы для раны

Александр Бобылев

«…Я уже совсем не тот, что был 16 месяцев назад, я так зарядился ненавистью, желанием рвануть в драку, что суда жду с азартом. Не у всех нас, но у большинства мнение таково: на суде не защищаться, выползая из-под удара, НО ДАТЬ БОЙ. Не судилище над нами должно состояться, но суд, разоблачающий всю гнусность и подоплеку провокации, происшедшей с народом, страной и лично с нами. Я стараюсь собирать все крохи информации о том, как с ведома некоего Горбачева М. С. было задумано и запущено то, чтобы «процесс пошел». Пора начать открывать людям глаза, иначе опять опоздаем, и эти ублюдки уйдут от ответственности. Они сами захотели политического процесса, так карты им в руки — пусть он будет. Так действовал Георгий Димит-ров, бить их же оружием, тыкать мордой в собственное дерьмо.

Это счастье — быть на передовой. Без вести пропадать — вот где трудно, вот где страшно. Просто мы слишком привыкли мирно и хорошо жить. Читал раньше про войну и думал, как же можно было сидеть в землянках, петь и пить. Казалось, каждую минуту надо было стрелять, глотку грызть немцам…

…Как же это могло случиться, что народ с такой историей подвергнут такому испытанию?! Прочитал А. Толстого «Русский характер». Поразительно, как стоек наш народ против врага внешнего, но как по-детски наивен и слаб перед лукавостью врага внутреннего. Доверчивы мы, это тоже наша национальная черта. Но не выжечь из нас чувства Родины, чувства любви к советской НАШЕЙ власти, мы слишком ее успели прочувствовать, как, впрочем, и гнусь того, что нам суют взамен. Какие нам письма, открытки хорошие присылали на Новый год и на 23 февраля наши, СОВЕТСКИЕ люди! Вот этой кристальной чистотой любви к Родине и несгибаемой неистребимой гордостью мы и возьмем верх, это за зелененькие не продается и не покупается. Просто оторопели мы от нахрапистости, неожиданности и геббельсовской наглости возникшего перед нами зверя. Ничего, уже оправляемся. С коммунистическим приветом…»

Если бы Александру Бобылеву несколько лет назад кто-нибудь сказал, что он окажется в тюрьме и будет слать оттуда такие «коммунистические приветы», — он бы ни за что не поверил. К политике до определенного момента относился индифферентно, а в партию пошел как раз тогда, когда все из нее побежали. «Я подумал: раз всякое дерьмо оттуда поплыло, то надо идти на замену и как-то ее укреплять», — объяснил он логику своего желания вступить в Компартию Литвы аккурат после ее раскола. «Когда еще говорились красивые речи о самостоятельности, о суверенитете и национальном возрождении, я прекрасно понимал, что речь идет о развале Союза. И что это только средство к тому, чтобы поменять социальный строй. И с этим совершенно не мог согласиться». Результат не заставил себя ждать: Бобылев оказался в тюрьме, потому что такого рода мысли в стандарты независимой Литвы не вписывались ни тогда, ни сейчас. У нынешнего ее истерического отношения к любому свободомыслию должны же были быть корни — так вот: они здесь, в 1991 году, когда на Литву еще внимания никто не обращал. Все хвалили ее за нулевой вариант гражданства, а оказалось, он был нужен ей совсем для другого — чтобы всех «несогласных» записать в свои граждане и судить потом за измену.