Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Истощив таким образом терпение множества людей, он счел, что во Франции, которой правит молодой Людовик XV, он будет в большей безопасности, нежели во времена его старого и мрачного предшественника, и вернулся в Прованс. По прибытии в Экс-ан-Прованс он явился к месье Лебре, президенту провинции и страстному любителю алхимических изысканий, мечтающему найти философский камень. Вопреки его ожиданиям, месье Лебре принял его весьма холодно, что было вызвано ходящими о нем слухами, и велел ему явиться на следующий день. Алюи не понравился ни тон голоса, ни выражение глаз ученого президента: во взгляде чиновника сквозило презрение. Заподозрив неладное, он в тот же вечер тайно покинул Экс-ан-Прованс и проследовал в Марсель. Но полиция была начеку, и он не пробыл там и двадцати четырех часов, как был арестован по обвинению в фальшивомонетничестве и брошен в тюрьму.

Поскольку доказательства его вины были слишком убедительными, чтобы всерьез надеяться на оправдание, он затеял побег из заточения. Так случилось, что у надзирателя была красивая дочь, и Алюи вскоре понял, что у нее доброе сердце. Он попытался использовать ее в своих целях, и ему это удалось. Сия девица, не зная, что он женат, воспылала к нему страстью и великодушно снабдила его средствами побега. Просидев в тюрьме почти год, он вырвался на свободу, сообщив бедной девушке, что уже женат, и оставив ее в одиночестве горевать оттого, что ее сердце было отдано неблагодарному проходимцу.

Он покинул Марсель, не имея обуви и приличной одежды, но в близлежащем городе жена снабдила его деньгами и платьем. Затем они добрались до Брюсселя и обратили на себя внимание своей исключительной наглостью. Алюи снял дом, оборудовал великолепную лабораторию и объявил, что знает секрет трансмутации. Напрасно месье Персель, зять Ленгле дю Френуа, живший в этом городе, разоблачал вздорность претензий Алюи и выставлял его невежественным самозванцем: люди не верили ему. Они верили алхимику на слово и осаждали двери его дома, чтобы стать удивленными свидетелями ловкого обмана, посредством которого он «превращал» железные гвозди в золото и серебро. Один богатый greffier[181] заплатил ему крупную сумму денег за обучение «искусству», и Алюи давал ему уроки, обучая азам химии. Секретарь суда усердно занимался целый год и обнаружил, что его учитель мошенник. Он потребовал вернуть ему деньги, но Алюи не желал с ними расставаться, и в гражданском суде провинции было возбуждено дело. В это время, однако, секретарь суда внезапно умер. Ходили слухи, что он был отравлен своим должником во избежание выплаты долга. Это вызвало в городе такое недовольство, что Алюи, который, возможно, и не был повинен в данном преступлении, все же не решился остаться в Брюсселе и храбро встретить опасность. Ночью он тайно покинул город и удалился в Париж. С этого момента его следы теряются. Больше о нем ничего не известно, но Ленгле дю Френуа предполагает, что он закончил свои дни в какой-нибудь мрачной темнице, в которую был брошен за фальшивомонетничество или иные противозаконные деяния.

Этот авантюрист был птицей более высокого полета, чем предыдущий, и играл значительную роль при дворе Людовика XV. Он заявлял, что владеет эликсиром жизни, с помощью которого может продлевать жизнь до столетий, и не разубеждал тех, кто считал, что ему самому уже более двух тысяч лет. Он разделял многие воззрения розенкрейцеров, похвалялся общением с сильфами и саламандрами, а также своей способностью извлекать алмазы из недр земли и жемчужины из морских глубин посредством заклинаний. Он не приписывал себе открытие философского камня, но посвящал столько времени алхимическим опытам, что по общему убеждению был именно тем человеком, который должен найти сей камень, если тот существует или может быть создан.

Никто так никогда и не узнал, как его звали в действительности и в какой стране он родился[182]. Одни, ссылаясь на иудейские черты его красивого лица, считали его «Вечным жидом»; другие заявляли, что он является отпрыском арабской княжны, а его отец саламандра; в то время как третьи, более рассудительные, утверждали, что он сын португальского еврея, поселившегося в Бордо. Его жульническая карьера началась в Германии, где он с большой выгодой для себя торговал эликсиром вечной молодости. Порцию сего снадобья приобрел маршал де БельИль, который был так очарован умом, образованностью и хорошими манерами шарлатана и настолько убежден в справедливости его абсурднейших притязаний, что убедил его поселиться в Париже. Под покровительством маршала он стал посещать столичные светские рауты. Все восхищались таинственным незнакомцем, которому в соответствии с одной из гипотез относительно даты его рождения было около семидесяти лет, и который при этом выглядел максимум на сорок пять. Его непринужденная самоуверенность вводила большинство людей в заблуждение. Его претензия на мафусаилов век была естественным поводом для каверзных вопросов о внешности, жизни и кулуарных беседах великих людей прошлого, но у него на все был готов ответ. Многие, кто задавал ему вопросы, чтобы поймать его на неточности и осмеять, были обескуражены его присутствием духа, его быстрыми ответами и поразительной исторической достоверностью сообщаемых сведений. Для придания своей персоне еще большей таинственности он скрывал от всех источник своих доходов. Он одевался с отменным вкусом, щеголял бриллиантами на шляпе, на пальцах и в пряжках на обуви, и иногда делал в высшей степени дорогие подарки придворным дамам. Многие подозревали, что граф шпион на службе у английского кабинета министров, но не было ни малейших доказательств в поддержку этого обвинения. Король относился к нему с явной благосклонностью, часто часами совещался с ним наедине и никому не дозволял говорить о нем пренебрежительно. Вольтер постоянно высмеивал его. В одном из писем к королю Пруссии[183] он называет его «un comte pour rire»[184] и утверждает, что тот приписывал себе участие в обеде отцов церкви во время Трентского собора![185] В «Мемуарах мадам дю Оссе», камеристки маркизы дю Помпадур фаворитки Людовика XV, есть несколько забавных рассказов об этом человеке. Прибыв в Париж, он очень скоро получил entree[186] в гардеробную маркизы привилегию, которой удостаивались лишь самые влиятельные пэры при дворе ее возлюбленного. Маркиза любила беседовать с ним, и в ее присутствии он считал подобающим весьма существенно умерять свои претензии, но часто позволял ей верить, что ему как минимум двести-триста лет. «Однажды, пишет мадам дю Оссе, маркиза в моем присутствии спросила его: «Как выглядел Франциск I? Он был королем, который мне бы, наверное, понравился.» «Он и впрямь был весьма обаятелен», ответствовал Сен-Жермен и принялся описывать его лицо и внешность, словно говорил о человеке, которого когда-то хорошо разглядел. Жаль, что он был слишком горяч. Я мог бы дать ему хороший совет, который уберег бы его от всех несчастий, но он бы ему не последовал, ибо монархов, похоже, преследует злой рок, делающий их глухими к советам мудрецов.» «Блистал ли его двор великолепием?» поинтересовалась маркиза дю Помпадур. «О, да, ответил граф, но дворы его внуков были еще роскошнее. Во времена Марии Стюарт и Маргариты Валуа это был райский уголок храм наслаждений любого рода.» «Вы словно видели все это сами», сказала маркиза, смеясь. «У меня превосходная память, ответил он, и я очень внимательно прочел историю Франции. Я порой нахожу удовольствие в том, что не утверждая прямо, что жил в стародавние времена, позволяю людям в это верить.» «Вы скрываете от нас свой возраст, сказала ему маркиза дю Помпадур в другой раз, но все же утверждаете, что вы очень старый. Графиня де Герги, которая, кажется, была женой посла в Вене около пятидесяти лет тому назад, говорит, что видела вас там, и вы выглядели так же, как сейчас.» «Это правда, мадам, ответил Сен-Жермен. Я знал мадам де Герги много лет тому назад.» «Но если то, что она говорит правда, то вам, должно быть, более ста лет?» «Это невозможно, ответил он, смеясь. — Сия добрая мадам, скорее всего, впала в старческий маразм.»

«Вы дали ей эликсир, принесший удивительные результаты: она говорит, что в течение длительного времени она выглядела не старше восьмидесяти четырех лет возраста, в коем она его приняла. Почему вы не даете его королю?» «Ах, мадам! воскликнул он. Врачи подвергли бы меня колесованию, вздумай я дать его величеству какое-либо снадобье.»

Когда общество начинает верить в необычайные подробности чьей-либо жизни, нельзя сказать, насколько далеко зайдет его безрассудство. Однажды встав на эту стезю, люди соревнуются друг с другом в легковерии. В то время в Париже не утихали разговоры об удивительных похождениях графа де Сен-Жермена, и группа шаловливых молодых людей подвергла людскую доверчивость следующему испытанию. Они посетили несколько домов на улице Маре в сопровождении одетого как граф де Сен-Жермен искусного подражателя, вхожего в светское общество в силу своей популярности. Он превосходно имитировал мимику, жесты и речь графа, и его аудитория, разинув рты, доверчиво внимала любым изрекаемым им нелепостям. Ни одна выдумка не была слишком абсурдной для их всепоглощающего легковерия. Он исключительно фамильярно отзывался об Иисусе Христе; он, в частности, говорил, что ужинал с ним на свадьбе в Галилее[187], где вода чудесным образом была превращена в вино. Он утверждал, что был его близким др уго м и часто предостерегал его от излишней романтичности и опрометчивости во избежание трагического финала. Удивительно, но сие позорное богохульство было принято на веру, и не прошло и трех дней, как повсеместно заговорили о том, что Сен-Жермен родился вскоре после всемирного потопа и никогда не умрет!