Письмо никому - Андрей Марченко

— Может, все же покажете мне свои документы? — спросила она.

Егор улыбнулся печально и покачал головой:

— Мы принадлежим к таким секретным органам, что нам не положено открывать свое incognito.

Ну да, — про себя согласился Антон. — Орган настолько секретный, что мы сами не знаем, что в нем состоим.

— В таком случае, не смею вас задерживать. Думаю, вы не из органов, а из психушки. И вам самое время зайти к моему соседу. Если вы не санитары, то значит с ним родственные души.

Когда вышли из подъезда, Егор заключил:

— Жил да был человек-еж. Только колючки у него росли вовнутрь.

Затем сидели на лавочке. Задумчиво тянули купленное за углом пиво.

— Нет, ну в самом деле… Ну не мог же я ей в лоб сказать — а не приходила ли к вам шифровка?.. Глупости это…

Егор оправдывался, хотя Антон не говорил ни слова — сомнительно, что переговоры он провел бы лучше.

— Хотя, думаю, бумага у нее, — чуть остыв продолжил Егор. — Именно это и есть «странные вещи в почтовом ящике».

— Что будем делать? Еще один неподражаемый обыск в твоем исполнении?

— Не уверен…

— Почему?

— Патамушта! Потому что имеем дело с женщиной. Неизвестно, что у нее на уме. Может, эту бумагу она сбросила в унитаз. Может, она спрятала ее в школе, в тетради ученика, и по забывчивости раздаст шифровку вместе с контрольной. Или носит ее в сумочке, вшила в чашечку бюстгальтера…

— Поймать ее и обыскать? Обшмонать?..

Вероятно, где-то это даже принесло ему удовольствие, но Егор был категоричен:

— У Маршака даже есть книга по этому поводу «От трех до пяти». В смысле: лет тюрьмы общего режима.

— Не у Маршака, а у Чуковского.

— Вообще-то, будет не у Чуковского, не у Маршака, а у прокурора. Мои обыски хороши тем, что хозяева никогда не узнают, что я обыскал их.

Он подумал еще немного и кивнул:

— Пошли. Если остыну еще немного, то замерзну.

— Куда пойдем?..

— Эта барышня сама указала нам нужный путь. Сходим к ее полуумному соседу.

Старик не интересовался медициной и в отместку медицина совершенно не интересовалась им.

Даже карточки в местной поликлинике у него не имелось, и случись скоропостижная кончина, любопытному патологоанатому пришлось бы доставать свой инструментарий, стерилизовать его. Кстати, а отчего патологоанатомы стерилизуют свой инструментарий? Чтоб тот не размножался? Или чтоб не занести покойному инфекцию? Впрочем, оставим эти разговоры на случай, если кто-то где-то иногда у нас порой обедает.

Да и его полуумность была фактором субъективным и сомнительным, ибо мозг, особенно головной — предмет темный. А наука, что его изучает, — еще более темная.

Конечно, современный психиатр, вооруженный томами своих корифеев, определил бы у старика паранойю. Его же предшественник, начала конца первой половины прошлого столетия, наверняка бы вовсе не нашел у старика болезней, заявив что данный индивид просто бдительный и сознательный советский гражданин.

А что поделать — на пенсии было скучно и старикашка просто наблюдал за своими соседями. Можно даже сказать, что шпионил, следил. Отблеск в линзах мощного бинокля видели слишком многие, чтобы делать вид будто ничего не происходит.

Но старик был где-то счастлив — он всю жизнь проработал вохровцем, сторожил людей и разное имущество — как движимое так и не очень. Наверное, в этом было его призвание — смотреть на мир сквозь прицел и бинокль, кричать, стрелять в воздух. Впрочем, последнее ему удавалось редко, а вот пришибить кого при побеге вовсе не сложилось. В его смену так никто и не бежал, очевидно, потому, что знали: этот только того и ждет, чтобы рвануть затвор.

Оказалось, что соседи, на самом деле, гораздо интересней, гораздо подозрительней, чем живущий за колючкой зек.

Зачем, скажем, в цветочном магазине парень из соседнего подъезда покупал расфасованную землю. На кой это делать, если вокруг полным-полно совершенно бесплатной земли — разгреби снег, просей мусор. И даже если в этом пакете земля, а не взрывчатка, что это он там у себя дома высевает? Не мак ли?..

Особенно странной была учительница, которая жила этажом выше. Жила скрытно, ибо не шумела. Зачем она приехала в Ветровальск? Ну и что из того, что в городе нет ничего секретного? А вдруг появится. И отчего у нее гардины вечно на окне закрыты? Странно, что она была незамужняя, к ней не ходили ни другие девушки, ни, что более странно, парни. Вероятно, — думал старик, — она какая-то больная. Или она вовсе мужчина!

Двух парней во дворе он заметил почти сразу, как те появились во дворе. Смотрел на них из-за шторы, через армейский бинокль, но так и не сложил о них какого-то мнения. Худые, молодые — вероятно, по жизни много бегают.

И когда после звонка, он увидел через дверной глазок этих двоих у квартиры, понял — эти люди не просто так. Если они стучатся в его дверь, значит, они его не боятся.

— Добрый день, — спросил тот, кто постарше. — Мы по поводу вашей соседки…

— Какой? Сверху?..

— Да.

Этим коротким ответом старик был покорен до глубины души:

— Входите. Я давно знал, что за ней рано или поздно придут! А вы откуда? Егор одними глазами показал на потолок:

— Оттуда.

Это было чистой правдой — еще полчаса назад они, действительно, были этажом выше.

Прошли в зал. Старик шикнул на вяжущую в кресле бабку:

— Чая нам!

И прикрыл за нею дверь.

Егор осмотрел вокруг. Меж стеклами серванта была зажата черно-белая фотография немолодого человека в военной форме, в неизменной шапке-ушанке с жестяным гербом.

— Вы в каком чине ушли в отставку?.. — спросил Егор.

— В звании капитана.

— Товарищ капитан, вам придется снова стать на защиту государственных интересов. Нам нужна ваша помощь!

Старик поднялся из кресла, постарался выпятить грудь, стать выше. Даже попробовал молодцевато свести каблуки. Но поскольку обут был в тапочки, получалось это не очень.

— Всегда готов! Я знал, что Родина вспомнит обо мне, — произнес это пафосно, так, что даже в прямой речи чувствовалась большая буква «Р».

— Так что вы можете сказать про вашу соседку.

Старик заговорил часто и бестолково. Прервался лишь раз, когда его жена принесла чай. Он забрал поднос, сказал:

— Нам не мешать!

И поставив чай, закрыл дверь.

Начал, конечно, с соседки. Но всех подозрений хватило где-то минут на семь. Затем переключился на соседей снизу, сбоку, из соседнего подъезда. Просто случайных встречных. Старик на память не жаловался абсолютно.