Биография отца Бешеного - Виктор Доценко

Я стал, ко всему прочему, заниматься в студии заслуженного артиста республики Николая Рыкунина.

С первой же встречи он произвел на меня такое впечатление, что, как говорится, я ему все время смотрел в рот. Меня все в нем поражало: и тональность плавной речи, которая слышна и в последнем ряду, и изящные жесты, присущие только интеллигентам старой формации, и барская походка. Я решил заниматься в классе "пантомимы и конферанса".

Как много дал мне Николай Николаевич! Потом только мы узнали, что его несколько раз представляли на звание "Народный артист СССР", но недруги выискивали всякие причины, чтобы его прокатить, и в последний раз придрались к тому, что у него нет педагогических заслуг. И Николай Николаевич, как всегда, смело принял вызов, создав собственную студию.

Чему мы там только не учились: технике речи, актерскому мастерству, читать стихи и прозу, даже танцевать и петь. Андрей Внуков, довольно известный в то время поэт, написал для нашей дипломной работы музыкально-драматическую пьесу в двух актах. Мы сами придумали декорации, пошили костюмы, а репетиции были таким святым делом, что, даже заболев, приходили на них с высокой температурой, но в марлевых повязках, чтобы не заразить партнеров...

Тогдашний министр культуры СССР Екатерина Фурцева очень симпатизировала нашему художественному руководителю и пришла на наш выпускной спектакль, который показывался на главной сцене МГУ на Ленинских горах - в зале Дома культуры. Несмотря на то что вход был платным, в огромном зале свободных мест не было. Надеюсь, зрители не пожалели ни о потраченных деньгах, ни о проведенном времени. Во всяком случае, аплодисменты переросли в настоящие овации, а Николая Николаевича вызывали на сцену раз пять.

Когда занавес наконец закрылся окончательно, мы окружили Рыкунина и стали поздравлять с успешной премьерой, а он поздравлял нас. Неожиданно, словно по команде, все замокли: к нам за кулисы зашла сама Фурцева! Тепло поздравив нашего художественного руководителя, Екатерина Алексеевна попросила его познакомить с нами, и Николай Николаевич поименно представил каждого, и каждому Фурцева пожимала руку, коротко бросая:

- Поздравляю вас! - а когда дошла очередь до меня, сказала: - А вы, молодой человек, весьма талантливы! Поздравляю вас!..

Вскоре Николай Рыкунин получил звание народного, и мы все за него порадовались.

Через тридцать с лишним лет мы встретились с Николаем Николаевичем Рыкуниным: я пригласил его на премьеру своего художественного фильма "Тридцатого уничтожить!". Несмотря на приближавшееся восьмидесятилетие, он был таким же подтянутым, обаятельным, уважительно-ласковым, каким я помнил его. Он искренне радовался моим успехам и сказал, что всегда верил, что я найду свое место в искусстве. Я с благодарностью принял приглашение на празднование его восьмидесятилетнего юбилея в Театре эстрады и даже выступил с приветственной речью.

На этом вечере Николай Николаевич познакомил меня с очень многими известными артистами, среди которых были Наталья Дурова, хозяйка "Уголка Дурова", и Борис Брунов, с которым мы обменялись календариками с нашими фотографиями, и многие другие.

Фото Брунова я укрепил на раме окна, у которого стоит письменный стол, и несколько месяцев он доброжелательно наблюдал, как я работаю. Но однажды календарик упал. Почему-то мне стало не по себе: я до него не дотрагивался, не было и сквозняка. Я попытался прикрепить его на прежнее место, что удалось не без усилий. В этот момент раздался телефонный звонок. Звонил Николай Николаевич Рыкунин.

- Ты знаешь, Витюша, только что скончался Борис Брунов, - сказал он печальным голосом.

- Поразительно! - сказал я. - Перед вашим звонком упало фото Бориса Брунова, и я подумал: это не к добру... - Я был искренне огорчен, хотя знал этого талантливого человека не так хорошо, как хотелось.

- Да, Витюша, есть множество вещей, которые человек еще долгое время не сможет объяснить...

- Вы держитесь, Николай Николаевич, не раскисайте!

- Постараюсь. - Он усмехнулся и грустно добавил: - Хотя что от меня зависит?

Я прекрасно понял, что имел в виду мой бывший художественный руководитель. Хотя почему "бывший"? Николай Рыкунин навсегда останется моим художественным руководителем. Человеком с самой большой буквы. Но чем я мог его успокоить? Умер его близкий приятель, на несколько лет моложе его. Ничем...

Огромного здоровья вам, дорогой мой Учитель!..

Однажды на университетской доске объявлений я прочел, что киностудия "Мосфильм" приглашает всех желающих принять участие в массовых сценах фильма. Оплата - три рубля, позвонить по такому-то номеру.

Сняться в кино?! Уверен, почти каждый хотя бы раз тайно в юности мечтал сняться в кино, а обо мне и говорить нечего. А тут еще и заплатить обещают: по три рубля за съемочный день. Не думая, я едва не бегом поспешил к телефону, потом к проходной "Мосфильма", где мне выписали пропуск и провели в зал, где собрались участники массовки. Там отобрали наши паспорта и выдали одежду, скорее похожую на тряпье. Натянув на себя эту рвань, мы являли собой довольно убогое зрелище.

Потом к нам вышла молоденькая девушка, оказавшаяся ассистентом режиссера. Она-то и сообщила нам, что мы примем участие в съемках фильма о докторе Айболите. Ответив на малозначительные вопросы, ассистентка удалилась, и мы снова погрузились в ожидание. Прошло около часа, после чего бригадир массовки вновь выстроил нас в шеренгу. Через несколько минут к нам приблизилась группа из четырех человек, среди них и знакомая нам ассистентка.

Впереди шел мужчина очень маленького роста с большой залысиной на голове. Он следовал вдоль шеренги, оглядывая каждого быстро, но внимательно. Проходя мимо меня, он остановился и задержал на мне взгляд.

- Этого не гримировать! - приказал он и пошел дальше.

Поняв по-своему, я пожал плечами и направился в сторону стоящего поодаль нашего бригадира.

- Погодите, молодой человек! - окликнула меня ассистентка. - Куда вы?

- Как куда? Переодеваться...

- Почему переодеваться? - растерялась та.

- Вы же сами слышали, что сказал этот мужчина: меня гримировать не нужно! Значит, я отсеян! - спокойно ответил я, а у самого внутри клокотало от такой несправедливости.

- Да вы ничего не поняли! - Девушка рассмеялась. - Ролан Анатольевич отобрал вас в группу актеров окружения! Вы уже не просто массовка, может, и эпизод достанется!

- А режиссер фильма согласится? - с сомнением спросил я.

- Так Ролан Анатольевич и есть режиссер фильма! - сказала она и с пафосом добавила: - Это же САМ Быков!

- Быков? - чуть растерялся я. - А я и вижу - такое знакомое лицо! Но он же актер!

- И актер, и режиссер!

- О чем спор, друзья? - доброжелательно спросил подошедший Быков.

Когда ассистентка ему рассказала, он заразительно рассмеялся:

- Обиделись, что отказал в гриме? Верочка, скажи гримерам, чтобы сделали ему шрам на щеке! Согласны, молодой человек? - повернулся он ко мне.

- Конечно, Ролан Анатольевич! - Я был так рад и горд собой, что готов был броситься к нему на шею.

Съемки мне понравились, и я даже получил слова. "Держи доктора!" - орал я, преследуя Ефремова в банде, возглавляемой Быковым.

К моему огромному сожалению, этот эпизод выпал при монтаже, и среди разбойников меня можно разглядеть с очень большим трудом. Я пережил ужасный стыд, растрепав всем знакомым о своем триумфе на съемках, и, собрав несколько человек, повел их на фильм, а себя не обнаружил.

Мы вновь встретились с Роланом Быковым на фильме "Душечка", где "Душечку" играла Людмила Касаткина. В этой картине меня назначили ее шафером, и я во время ее венчания держал над ее головой золотую венчальную корону. Тут уж меня не вырезали, и этот эпизод хранится в моей видеотеке.

Прошла примерно четверть века, когда судьба вновь свела нас с Быковым, но третья встреча не принесла радости, во всяком случае мне, но об этом речь впереди...

* * *

Кажется, в шестьдесят седьмом году физрук нашего экономического факультета, Николай Николаевич Шукленков, был направлен руководителем спортивно-оздоровительного лагеря МГУ в Пицунде на все лето. Николай Николаевич, полковник в отставке, прошел всю войну, был несколько раз ранен, но не ожесточился, был очень добродушным, внимательным и заботился о студентах, словно отец родной. Конечно, он не был в спорте профессионалом, как мой тренер Вадим Константинович Дармо, но оставил о себе очень теплые, иногда и забавные воспоминания.

В то лето Николай Николаевич выбил для меня путевку, и мы поехали в Пицунду вместе. В моем заезде спортсменов было мало: в основном студенты с факультетов журналистики, психологического и филологического. А на этих факультетах обучалось, по крайней мере в мои годы, процентов девяносто представительниц женского пола. У меня там был очень красивый платонический роман со студенткой факультета журналистики - Мариной Тарасовой, дочерью известного в то время поэта.