Сокровища поднебесной - Гэри Дженнингс

И еще одно я заметил на всех главных дорогах в этом южном регионе Китая: через определенные промежутки на них были поставлены указатели с надписями. Я не умел читать на языке хань, но писец перевел их мне. Обычно на обочине возвышалась колонна с указателями, направленными в разные стороны; на одном могло быть написано: «На север; до Гирина девятнадцать ли», а на другом: «На юг; до Цзиньнаня двадцать восемь ли». Таким образом, путешественник всегда знал, где он находится, куда идет и откуда только что прибыл (если он вдруг забыл). Особенно много информации содержали указатели на перекрестках дорог, где целые заросли иероглифов подробно перечисляли каждый город и городок во всех направлениях от того места. Я взял на заметку это очень удобное изобретение хань, подумав, что было бы хорошо посоветовать внедрить его не только на остальной территории ханства, но и по всей Европе, где не было ничего подобного.

Большую часть пути на юг по Катаю мы проделали довольно близко от Великого канала, или же он постоянно находился в пределах видимости. По каналу этому сновало огромное количество лодок и кораблей, поэтому издали нашим глазам представлялось довольно странное зрелище: лодки и корабли, плывущие по просторам полей, среди зерновых культур и садовых деревьев. Предполагалось, что этот канал был вырыт из-за того, что Хуанхэ, или Желтая река, очень часто меняла свое русло. На протяжении того периода истории, который зафиксирован в летописях, на востоке река меняла свое течение подобно извивающейся веревке — хотя это происходило и не слишком резко. В течение столетия или двух она впадала в Китайское море к северу от полуострова Шаньдун, примерно в паре сотен ли к югу от Ханбалыка. Спустя века ее необъятное течение изгибалось и отклонялось по всей длине, и она впадала в море далеко на юге от полуострова, в тысяче ли от прежнего места. Чтобы представить себе размах Хуанхэ, попытайтесь вообразить реку, которая пересекает Францию и в какой-то момент вдруг устремляется к Бискайскому заливу в месте расположения порта Бордо, а затем делает изгиб почти на всю ширину Европы и впадает в Средиземное море там, где находится Марсель. Желтая река в разные промежутки своей истории впадала в Китайское море в разных местах побережья, между его самыми крайними северной и южной точками.

Река время от времени образовывала множество потоков меньшей величины и изолированных озер и озерков на всей территории, по которой она протекала. Некоторые прежние правящие династии умело пользовались этой ее особенностью: выкопали канал, и тот соединил и объединил все потоки, образовав судоходное русло, которое шло прямо с севера на юг, связывая воедино удаленные от моря территории. Я считаю, что все было именно так, хотя в последнее время остатки этого канала соединяли на своем протяжении всего лишь два или три города. Однако Хубилай, или же тот, кому он поручил это, углубил и выкопал Великий канал, сделав его лучше. Таким образом, в настоящее время канал был широким, глубоким и неизменным, его берега были аккуратно скошены и облицованы камнем, снабжены шлюзами и подъемными механизмами для того, чтобы воду можно было поднять на различную высоту. При этом там могли проходить корабли любого размера, от шаланд sampan и до морских кораблей chuan, парусников, гребных судов или же таких, которых буксировали на всем протяжении от Ханбалыка до южной границы Китая, где располагается дельта другой великой реки, Янцзы, веером вдающаяся в Китайское море. Новое государство Хубилая находилось на юге от Янцзы; Великий канал протекал прямо через столицу Манзи — Ханчжоу. Это было современное сооружение, почти такое же огромное, красивое и устрашающее, как древняя Великая стена, но в отличие от нее сооружение, которое принесло человечеству несравнимо больше пользы.

Когда наш маленький караван перебирался через Янцзы, или Огромную реку, это напоминало переправу через серовато-коричневое море, такое широкое, что мы с трудом могли разглядеть темно-коричневую линию противоположного берега — побережье Манзи. Я чуть ли не отказывался поверить, что это были воды той же самой реки, через которую я мог перебросить камень к востоку от этого места, вверх по течению, в Юньнане и Тибете, там, где она называлась Джичу.

С этого момента мы ехали по землям, населенным преимущественно народом хань, но это была страна, которая много лет находилась под властью монголов. Поэтому, попав на территорию бывшей империи Сун, мы оказались среди хань, чей образ жизни, по крайней мере, еще не был подавлен или же затушеван более грубым и сильным монгольским сообществом. Конечно же, монгольские патрули сновали повсюду, следя за порядком, и в каждой общине имелся свой глава, который, хотя это обычно и был хань, был привезен из Катая и поставлен на эту должность монголами. Но все-таки еще прошло слишком мало времени, чтобы внести в жизнь страны какие-либо существенные изменения. И еще, поскольку жители Сун сдались и превратились в Манзи без всякого сопротивления, эту землю, во всяком случае, не опустошили, не разорили и не уничтожили. Она казалась мирной, процветающей и радовала глаз. Итак, с того самого момента, как мы высадились на побережье Манзи, я начал проявлять острый интерес к тому, что нас окружало, страстно желая увидеть, что же представляли собой хань, как говорится, в чистом виде, у себя на родине.

Наиболее примечательной особенностью этого народа оказалась их неправдоподобная изобретательность. Раньше я был склонен охаивать это их хваленое достоинство, часто обнаруживая, что изобретения и открытия хань были столь же бесполезными, например, как круг, разделенный на триста шестьдесят пять с четвертью сегментов. В Манзи я увидел все под несколько иным углом зрения. Мудрость хань как нельзя лучше продемонстрировал один процветающий землевладелец, который провез меня по своим владениям, как раз неподалеку от города Сучжоу. Разумеется, в качестве переводчика меня сопровождал писец.

— Огромное поместье, — сказал наш хозяин, разведя руками.

Возможно, так оно и было в стране, где средний крестьянин владел жалким му или двумя земли. Подобное поместье можно было бы счесть до нелепости крошечным где-нибудь в Европе — скажем, в Венеции, где владения измерялись в огромных zonte. Все, что я увидел, был надел земли, на котором едва могла поместиться лачуга в одну комнату — его «загородный дом». У землевладельца имелся довольно большой особняк в Сучжоу — с крошечным огородом и садом рядом с хижиной, с единственной решеткой, увитой виноградом, какими-то свинарниками, прудом, не больше, чем самый крошечный пруд в дворцовом саду Ханбалыка, с редкими деревьями, чьи ветви и сучья напоминали указатели, которые я принял за обыкновенную шелковицу.