Имперский ястреб - Диана Удовиченко

– По—моему, он вас зовет, Рик, – потрясенно выдавил Дрианн, от волнения снова перейдя на «вы».

– Иди, лейтенант, авось выручит ушастый! – посоветовал Йок.

Решив, что терять мне все равно нечего, я отцепился от мага и смело ступил в коричневое месиво. К моему вящему удивлению, нога встретилась с чем—то твердым. Я осторожно двинулся дальше, и в конце концов достиг той кочки, на которой только что стоял гоблин. Тот уже отскочил на шаг и снова поманил за собой. Так, похоже, маленький народец умеет помнить добро. Действительно, вдруг да выведет? Я тоже сделал шаг. На этот раз нога ушла в трясину, но неглубоко, так, по щиколотку. «Тропа», – сообразил я и заорал:

– За мной, по одному!

Солдаты по очереди становились на сотворенную колдовством ушастика дорожку, благополучно достигали той самой, первой кочки и переходили уже на созданную природой тропу, которую указывал мне гоблин. Он резво скакал на локоть впереди меня, время от времени поощрительно взвизгивая. Через некоторое время я оглянулся: вся рота покинула опасное место и двигалась по моим следам. Так вот чьи глаза смотрели на меня из кустов возле шахты! Получается, зеленый следил за мной на протяжении всего дня и поняв, что я в опасности, решил прийти на выручку.

Болото действительно было огромным: даже в хорошем темпе, по надежной тропе, мы достигли его края к вечеру. Небесные хляби закрываться не собирались, продолжая поливать нас щедрыми потоками дождя. Топь превратилась в сырую местность, теперь уже нога не проваливалась в грязевое месиво, а мягко пружинила на густом покрове похожей на мох растительности. Тут и там торчали заросли длинной жесткой травы, и стояли низкие, причудливо искривленные деревца. Кругом пузырились под струями дождя большие лужи. Гоблин, на прощание свистнув и взмахом руки указав мне дальнейшее направление, исчез за кустами. Мы прошли еще немного, отыскали пригорок, торчащий среди залитой низины, и расположились на ночлег. Капралы выставили часовых, остальные, облепленные тиной, ряской и густой жирной грязью болота, насквозь промокшие, измученные и злые, подстелив под себя полы плащей, увалились прямо на мокрую траву. Я поступил так же, постаравшись, чтобы широкое одеяние защищало меня и от земли, и от дождя. Конечно, получилось не очень, но обессиленное тело с благодарностью восприняло даже такое подобие отдыха. Под шелест падающих струй я уснул.

– Мальчик все еще жив?

– Мой господин, видимо, его душа упорно сопротивляется. Астральный паразит убил солдата, который спал рядом с бастардом.

– Что ж, придется тебе действовать самостоятельно.

– Слушаюсь, господин. Но что именно я должен сделать?

– То, что с таким успехом проделывал в Аллириле, разумеется!

– Это будет трудно, остаться с ним наедине невозможно. К тому же он сумел подружиться со всей ротой. Его уважают солдаты, а капралы во всем ему помогают.

– Найди способ. Ты неплохо потрудился в Лесном крае, так не разочаровывай меня теперь!

– Да, мой господин!

– Будь всегда рядом с ним, стань его тенью! Постарайся втереться в доверие, так легче будет выбрать подходящий момент.

… Как хорошо, что я опять оказался здесь и увидел маму. Она все так же, сидя спиной ко мне, смотрит на неподвижную воду, а по ее волосам пробегают задорные золотые блики. Какая она тоненькая, хрупкая! Я смотрю на нее, и в груди становится тесно от разрастающейся и заполняющей все мое существо любви. Сколько маме лет? Мне двадцать пять, значит, ей должно быть не меньше… Т—с–с, я не стану даже в мыслях обижать ее предположениями, ведь женщины так болезненно относятся к возрасту. Какая у нее прямая спина, осанка просто девичья! А может быть, я вижу маму такой, какая она была в юности? Ведь это сон, в нем возможно все. Как хочется подойти, обнять ее, сказать: «Здравствуй, наконец—то я нашел тебя!» Но проклятое мертвое время не дает сделать и шага, превращая воздух в густое тягучее вещество, сковывая движения. И все же, движимый любовью, я сумел сделать один шаг, длившийся целую вечность. Я стал еще ближе к маме. Как странно произносить это слово, хотя бы мысленно, ведь я столько лет избегал этого простого, незатейливого сочетания звуков. Мне казалось, будет легче, это поможет избежать горечи сиротства. Я даже верил, что так оно и есть, что, искореняя в себе тоску по несбывшейся материнской ласке, становлюсь сильнее. Я пытался злиться на женщину, давшую мне жизнь, ненавидеть за то, что оставила свое дитя один на один с враждебным миром. Но где—то в глубине души всегда пряталось желание увидеть ее, прикоснуться к щеке почтительным сыновним поцелуем, склонить голову и забыть обо всех бедах и несчастьях, услышав нежное: «Все будет хорошо, милый». Неправда, что я не мечтал об этом, просто прятал эту мечту ото всех, и даже от себя. И сейчас, найдя ее, я не отступлюсь, сумею пробиться через разделяющую нас невидимую стену. «Мама!» – кричу я, и рыжеволосая женщина вздрагивает, затем медленно, бесконечно медленно начинает поворачивать голову…

…На этот раз в сценарии моего ночного пробуждения наметилось некоторое разнообразие. Я проснулся не от кошачьего укуса, а от прикосновения к моей щеке чего—то сухого и шершавого. Посреди дождливой ночи горели два огонька. Спросонья я принял было их за глаза Бродяги, но потом, всмотревшись, понял: глаза, точно, да не те. Больше, чем у кота, и мерцают не желтым, а густо—зеленым сиянием. Неведомое существо что—то протрещало мне прямо в ухо, потом раздался щелчок, и в воздухе повис маленький, но яркий светящийся шарик, озаривший сморщенную то ли детскую, то ли старческую мордашку, увенчанную острыми ушами. Положительно, непоседливое существо начинало меня злить. Конечно, гоблин спас нам жизнь, спасибо ему за это. При случае помолюсь за его здоровье. Но зачем же будить среди ночи, да еще и прерывая такой важный для меня сон? Вот интересно, кстати, как он сумел обойти караул? Я шикнул на него, надеясь, что это напугает человечка, но тот, приняв таинственный вид, только отбежал на пару шажков и сделал приглашающий жест. Я махнул на него рукой и снова завернулся в плащ с твердым намерением снова отбыть в страну сновидений. Но зеленый не успокоился и громко заверещал. Открыв один глаз, я увидел, что гоблин нетерпеливо подпрыгивает на месте. Опасаясь, что неблагозвучные вопли разбудят усталых солдат, и ушастику достанется от них за нарушение ночного покоя, или привлекут внимание часовых, которые тоже церемониться не станут – пока еще разберутся – я сел и тихо спросил: