Создания света, создания тьмы. Остров мертвых. Этот бессмертный - Роджер Желязны

— Спасибо, но я не могу. Я должен дать отчет за каждый день, проведенный на задании.

— А как считаются дни, когда вы в субпространстве?

— Это сложная система, — ответил Бриггс.

Итак, я принялся ждать почтальона. Это большая факсимиль-машина, которая превращает полученные по бучу сообщения в письма и передает их Секару, а тот их сортирует и подает в мою приемную корзинку. Тем временем я готовился к посещению Иллирии. Я проводил Бриггса до самого взлетного поля. Я видел, как он сел в корабль, и проследил за взлетом по своей системе мониторов, пока его корабль не покинул систему Вольной. Я предполагал, что в один прекрасный день я снова увижу Бриггса или его начальника, если мне удастся и в самом деле разузнать, что происходит, и вернуться потом домой. Мне стало ясно, что, кто бы ни ждал меня на Иллирии, банкетов в мою честь он давать не станет. Вот почему подготовка состояла в основном в выборе оружия. Пока я перебирал и откладывал смертоносные игрушки младшего разряда из моего арсенала, я размышлял о воспроизведении.

Бриггс был прав, конечно. Только очень богатый человек может продублировать дорогое воспроизводящее оборудование, такое же, что упрятано в Далласе. Потребуется и определенная исследовательская работа, потому что некоторые тонкости процесса до сих пор содержались в строгом секрете. Я искал подходящие кандидатуры среди моих конкурентов. Дуглас? Нет. Он меня ненавидел, но к таким изощренным способам, чтобы разделаться со мной, прибегать бы не стал. Креллсон? Этот сделал бы, если бы мог, но я держал его под таким скрупулезным наблюдением, что был уверен — ничего столь масштабного он не предпринимал. Леди Гноил с Ригаля? Практически она впала в старческое слабоумие. Империей руководят дочери, и они вряд ли пойдут на такие расходы ради мести, и в этом я был уверен. Кто же тогда?

Я проверил свои записи, в них финансовые операции такого масштаба не отмечались. Поэтому я послал курьерграмму в Центральное Регистрационное Отделение местного астрорайона. Но прежде, чем пришел ответ, я получил сообщение от Марлинга — ответ на мою депешу с Дрисколла.

«ПРИЛЕТАЙ НА МЕГАПЕЮ НЕМЕДЛЕННО».

Вот и все, что в нем говорилось. Никаких формальных украшений, характерных для стиля пейанца. Одно лишь голое предположение и повелительное наклонение. Предположение, причем не одно, с моей стороны, а повелительное наклонение в курьерграмме от Марлинга. Значит, требовалось поспешить. Или Марлингу стало хуже, чем я мог предполагать, или мой запрос вызвал большие волны.

Я приказал послать курьерграмму о моем вылете и отправился в путь.

Глава 4

М Е Г А П Е Я. Если вы выбираете место умереть, то вполне разумно выбрать место поудобнее. Пейанцы так и сделали и поступили мудро, как мне кажется. Место это, как мне говорили, было довольно заброшенным, но они сначала как следует поработали над ним, потом переселились и принялись доживать дни тихой старости.

Диаметр Мегапеи составляет семь тысяч миль. В северном полушарии имеется два больших континента и еще три поменьше в южном. Больший из северных континентов напоминал высокий чайник с отломанной ручкой, который наклонили, чтобы налить чаю. Второй похож на лист плюща, от которого некая прожорливая гусеница отгрызла приличный кусок на северо-западе. Эти континенты разделены восемью сотнями миль и днище меньшего на пять градусов забирается в тропическую зону. Континент-чайник размерами приблизительно равен Европе. Три континента в южном полушарии выглядят как континенты, то есть неправильной формы осколки зелени и коричневого, окруженного кобальтом моря, и ничего больше они мне не напоминают. По всему шару планеты разбросано много довольно больших островов и множество маленьких. Полярные шапки невелики и тенденций к увеличению не проявляют. Температура приятная, потому что плоскость эклиптики и экватора весьма близки. У всех континентов красивые берега и мирного вида горы, и множество пространств для любого вида приятного пейзажа, какой вы только можете вообразить. Так все задумали пейанцы.

Тут нет больших городов, и город Мегапея на континенте Мегапея планеты Мегапея — совсем небольшой город; следовательно, Мегапея — это тот континент, который похож на надгрызенный лист. Город Мегапея расположен на берегу моря в средней точке выеденного куска. Между двумя ближайшими жилищами в черте города лежит расстояние не менее мили.

Я совершил два оборота на орбите, потому что хотел посмотреть вниз и полюбоваться искусной работой. И по-прежнему не мог найти ни единой детали, которую стоило бы изменить. Во всем, что касалось древнего искусства, они были учителями, и так предполагается во все будущие времена.

Память нахлынула потоком о тех счастливых давних днях, когда я еще не стал богатым и знаменитым, когда у меня еще не было врагов и завистников. Население всей планеты было меньше миллиона. Вероятно, я мог бы затеряться там, внизу, и провести на Мегапее остаток жизни. Но я знал, что не стану этого делать. Пока, во всяком случае. Но иногда приятно погрезить наяву.

На втором витке я вошел в атмосферу, и немного спустя вокруг запел ветер, и небо из индигового превратилось в фиолетовое, и потом в темно-лазурное. Несколько прядей облачков повисли в глубине между реальностью и небытием.

Местность, на которую я опустился, была практически двором дома Марлинга. Я замкнул корабль и, захватив небольшой саквояж, зашагал к башне. Идти нужно было примерно с милю.

Когда я брел по знакомой дороге в тени широколиственных деревьев, я тихонько засвистел один раз, и птица повторила ноту. Я чувствовал запах моря, хотя видеть его не мог. Все было таким же, как годы назад, в те дни, когда я поставил перед собой неразрешимую задачу и вышел на борьбу с богами, надеясь обрести забвение и найдя нечто совсем другое. Воспоминания, словно диапозитивы, загорались одно за другим, пока я, последовательно, встречал на пути громадный, заросший мохом валун, или необычное гигантское партоновое дерево, или крибла (существо, размером с небольшую лошадь, похожее на собаку бледно-лилового цвета, с длинными ресницами и короной розовых перьев на голове), который быстро убежал прочь, или желтый парус, когда показалось море. Затем я увидел причал Марлинга на берегу бухты, а позже и саму башню, суровую, высокую, вознесшуюся над плещущими волнами под солнечным небом, гладкую, как зуб, и древнюю, еще древнее меня.

Последние сто ярдов я почти бежал и, добежав, застучал по решетке, закрывавшей вход в виде арки, ведущий в небольшой внутренний двор.

Минуты через две показался некий молодой пейанец и остановился по ту сторону, рассматривая меня. Я заговорил с ним по-пейански.