Удав и гадюка - Д. Дж. Штольц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова Юлиана поставили на колени, обхватили в несколько пар рук и задрали к потолку лицо. От верховного клеймовщика прилично разило чесноком, съеденным на ночь.
– О боги, вампир как вампир! – пробурчал, склонившись, полусонный Йертен и на мгновение зыркнул на притихшего Кмитроннора. – Изыскал тут проблему… Кому-то пора подтвердить грамоту, Кмитроннор. Своей непутевостью сокращаешь господам сон…
По губам мага расползлась ухмылка, и, желая указать подчиненному на его несостоятельность, он демонстративно красиво выговорил те же слова, что Кмитроннор произносил ранее. С его пальцев сорвалась искра, побольше, поярче, и снова обожгла вихрем белого огня щеку Юлиана.
Однако тут уже настала очередь верховного клеймовщика теряться от недоумения: он почувствовал, что не может поставить знак, будто тонет в какой-то вязкой жиже. И вновь он произнес заученные за добрую сотню лет жизни фразы – и ничего! Стоявший рядом Кмитроннор выдохнул с облегчением.
Юлиан воздел глаза к небу и прикрыл их. Он понял, что сейчас начнется… Так оно и вышло. Пока Илла Ралмантон, уставший, но молчаливый, восседал на диване в напряженной позе, верховный клеймовщик, не имея возможности использовать какие-то другие заклинания согласно законам, уже сам помчался по улицам.
– Хозяин, может, поспите? – из другой комнаты снова ненадолго выглянул обеспокоенный лекарь, который, казалось, сам страдал от страданий господина.
– Не трогай меня.
Следом за клеймовщиком явился верховный миролог – тот маг, который занимался изучением оберегов, амулетов, демонологии и прочего. Он также попыхтел, пощупал распростертого на полу Юлиана где только мог, провел пальпацию живота и даже засунул пальцы куда не следует. От этого узник тихо взвыл и получил предупредительный пинок от стражника. В конце концов миролог сильно удивился отсутствию эффекта заклинаний и растворился в прохладной весенней ночи.
Илле подали раствор крови с вонючим лекарством. Он поморщился, выпил его и отослал лекаря, продолжая сидеть на диване. Комнату освещали магические круглые светильники – изящные, из золота. Сидя в углу в полутьме, в оковах, под присмотром крепких стражников, Юлиан раздумывал только о том, что с ним будут делать.
Ближе к рассвету в гостиную вошел явно кто-то важный. Это стало понятно по тому, как Илла Ралмантон приподнялся и отдал приветствие приложенными ко лбу перстами. Маг – в черных шароварах, обшитых золотыми деревьями, в полунакидке, темной, но почти прозрачной и невесомой, украшенной россыпью драгоценных камней, как ночное небо звездами, – мягко улыбнулся советнику.
– Кто этот северянин, Илла? Все маги в один голос вопят, будто его не берет магия. – У мага был бархатный голос человека, искушенного не только в магии, но и в интригах.
– Это мой раб, – ответил благосклонным кивком советник. – Сын Вицеллия.
– Ах, ты решил порадовать себя видом поверженного врага? – задал риторический вопрос маг. Затем он с хрустом размял узкие ладони. – Ну что ж, давай взглянем на это чудо. Ведь именно так и называют его единогласно низшие маги.
Низенький сухощавый маг с остренькой бородкой подошел к сидящему в углу заключенному. Пленника рывком подняли, заткнули рот кляпом, обмотали чистой тряпкой, чтобы не вздумал кусаться, и крепко схватили в несколько пар рук.
Абесибо Наур, архимаг, взглянул на него так, как смотрят на что-то интересное перед тем, как это вскрыть, и Юлиан ощутил, как по спине пробежал холод.
– Надо же, выглядит как чистейший северянин… – с интересом в голосе пробормотал архимаг. – Давно не доводилось видеть таких.
– Родители Филиссии, жены Вицеллия, были выходцами из Дальнего Севера, – ответил негромко Илла и сложил затекшие ноги на диван.
– Да, я помню ее. Однако при смешении аттановской внешности с орун должен был получиться полукровка, а не образцовый представитель племени орун, – заметил с ласковой улыбкой на губах архимаг. – В Алом Змее не было ни капли дальнесеверной крови.
Затем он пронзительным взглядом посмотрел в сине-серые глаза Иллы Ралмантона, на его выбившуюся из-под шаперона черную прядь, улыбнулся, казалось, сам себе и повернулся.
– Начнем с простого, – сказал он.
И, сосредоточившись, прошептал коротенькое слово. С его пальцев струйкой сорвался огонь, охватил нагое тело пленника и не оставил следов.
– Кхм. Любопытно, крайне любопытно…
Илла Ралмантон, увидев, что заклинание не возымело никакого эффекта, нахмурился и приподнялся с алого дивана. Взяв трость в виде черного дерева, украшенного золотыми вставками, он болезненной походкой приблизился и остановился рядом с архимагом.
И вновь Абесибо Наур произнес заклинание, уже другое: резкое и злое. Теперь с его пальцев соскочила молния, расчертила зигзагом воздух и растворилась в груди Юлиана, не нанеся никакого вреда. От этого заключенный устало выдохнул, понимая, что маг только разминается, и языком постарался оттолкнуть ком тряпья, который норовил пробраться ему в глотку.
Любопытство в глазах Абесибо росло. Он уже закатал рукава, поправил под накидкой песочную рубашку на узких плечах и начал шептать нечто черное, нечто мрачное. Долгая речь срывалась с его словно затвердевших от зла губ.
– Открой мне свой разум, отдайся в мою власть!
Но Юлиан продолжал устало глядеть, пока маг краснел, бледнел, пытаясь проникнуть в его сознание. Потом, не выдержав, Абесибо выдохнул и обмахнулся алым хлопковым платком.
– Чудесно! У него невосприимчивость как к материальным формам чистой магии, например к огню, так и к мысленной. Все заклинания вязнут в его теле, теряя эффект.
– И почему так? – спросил Илла.
– Пока не знаю, но если позволишь, то я попробую использовать на нем запрещенные слова.
– Хорошо, пробуй… – кивнул обеспокоенно Илла.
Юлиана отпустили, он остался стоять у стены. Все остальные по приказу разошлись в стороны. Илла вернулся к дивану и присел на него, взволнованно постукивая пальцами по трости.
Архимаг пригладил волосы, сконцентрировался и стал очень долго шептать Хор’Аф. С его пальцев потекла чистая энергия, осела на пол и поползла клубами прозрачного и едва сверкающего дыма к ногам Юлиана. Тот отошел, шаг, два, пока не уперся спиной в стену. А сама стена за ним окрасилась маслянистыми смоляными разводами, почернела. Маски и светильники куда-то пропали. Он обернулся, уставился взглядом в пустоту, что окружила его и стала сдавливать. Из-за оков он не мог пошевелиться, и тягучее черное нечто, вытянувшись из тьмы, облепило его тело, скользнуло липкими щупальцами вдоль нагой груди, ниже и выше. Юлиан почувствовал на коже касание смертельного льда и прикрыл глаза, ощущая, как лед расползается по его телу, захватывая в свою власть. Все вокруг побледнели, и даже Илла Ралмантон дрожащими пальцами потянулся к пузырьку с лекарством.
Но вдруг что-то поменялось. Щупальца, не успев опутать тьмой тело даже наполовину, издали булькающий звук и под настойчивую речь архимага испарились. Тот откинулся назад, дрожащий и бледный. А Юлиан стоял как ни в чем не бывало и видел, как интерес в глазах шатающегося от усталости Абесибо вырос до невообразимых размеров, а сам маг уже мысленно препарирует его.
– Нужно собрать консилиум магов, Илла. Это невообразимо! Никто еще не выживал после прикосновения запретной магии. Никто! А ему хоть бы что! – возбужденно произнес Абесибо, не переставая растирать ладони. – Проведем эксперименты и выясним природу этого чуда.
Юлиан громко замычал, пытаясь выплюнуть кляп под опутывающей рот тряпкой. Наконец архимаг обратил на него внимание как на того, кто может говорить. Стражники подхватили пленника под мышки и вытащили кляп, не переставая оглядываться на стену, которая уже приняла обыкновенный вид, с масками и светильниками.
– Не надо проводить эксперименты! – воскликнул пленник. – Я все расскажу! Только умоляю, дайте мне хоть какую-нибудь одежду…
С тряпицей на бедрах и укрытый длинным суконным плащом он почувствовал себя куда лучше. Для безопасности Абесибо шепнул пару слов, и оковы на руках сидящего на полу узника магическим образом подтянулись к кандалам на ногах.
– Ну говори… – бросил архимаг, присев рядом с советником.
– Когда мне было восемь лет, – заговорил Юлиан, натянув на лицо глупую физиономию, – я отправился на Соленое озеро подле Лорнейских врат. Оно располагалось почти в горах, в окружении можжевеловых лесов. Место всегда считалось дурным… Однако мне было восемь, и сказки о чудовищах меня не пугали, а влекли. – Юлиан поморщился, ощутив, как сильно натерли ему кандалы руки и ноги. – Тогда я наловил немного рыбы и, не найдя ничего интересного, решил уже вернуться домой. Но в стороне, меж высокой травы, услышал ржание. Я вышел на другую поляну и обнаружил кобылу, не имеющую подков и седла. С ее гривы и хвоста капала вода. Она посмотрела на меня и протянула свою морду.
Илла и Абесибо переглянулись.
– Она звала меня коснуться ее, но я
