Английская портниха - Мэри Чэмберлен

– В каких отношениях состояла Ада Воан с покойным?

Скарлетт замешкалась на секунду:

– Я не была с ним знакома.

– Но вы знали о нем?

– Нет, – пожала плечами Скарлетт.

– Какова была природа этих отношений?

– А вы как думаете? – огрызнулась Скарлетт.

– Спасибо. – Мистер Харрис-Джонс просмотрел свои заметки, поднял голову и уставился на свидетельницу: – Еще вопрос. Ада Воан когда-либо рассказывала вам, что она делала во время войны?

Конечно, нет, молча возмутилась Ада. Зачем? Она сроду не докучала людям своими горестями.

– Нет, – ответила Скарлетт. – Лучше оставить это в прошлом, так мы считали.

– Спасибо, мисс Матсон, – сказал Харрис-Джонс. – На этом я закончу.

Скарлетт поймала взгляд Ады, вздохнула сочувственно. Прости, голубка. Я старалась как могла. От мистера Уоллиса Ада знала, что Скарлетт вынудили давать показания, хотя она и пыталась отвертеться. И все равно Ада не понимала, зачем ее подругу притащили сюда и зачем надо было оповещать жюри о том, где и чем Ада подрабатывала.

– Я делала это ради Томаса, – крикнула Ада, – копила, чтобы привезти его домой. Но теперь вы думаете, что его нет в живых.

– Мисс Воан, – судья подался вперед, – мое терпение истощается. Позже у вас будет возможность высказаться в свою защиту. Но до тех пор вы должны соблюдать тишину, либо я удалю вас из зала суда.

У мистера Уоллиса вопросов к Скарлетт не нашлось.

Следующей на свидетельском месте стояла домовладелица и клялась на Библии Господом Всемогущим. Ада не могла простить хозяйке, что та выкинула ее вещи, а теперь она осталась ни с чем. Она всегда вовремя платила за комнату и всегда вперед. Хозяйка не имела никакого права накладывать лапу на Адино имущество. Наверняка этой грабительнице не терпелось повторно сдать жилье.

И снова мистер Харрис-Джонс:

– Вы были осведомлены о профессии подсудимой, когда сдавали ей комнату?

– Я тут ни при чем, – прищурилась домовладелица. – Бордель, это когда в каждой комнате творится безобразие, а у меня все чисто было.

– Я знаю законы на сей счет, – успокоил ее Харрис-Джонс. – Но я спрашиваю, были вы осведомлены о том, чем она занимается?

– Она сказала, что работает в «Лайонз», – ответила домовладелица. – Помнится, я еще подумала, как она собирается платить за комнату из жалованья подавальщицы. Но она каждое утро уходила в этой их униформе, и я не встревала.

– Когда вы узнали правду?

– Ну, когда она начала приводить к себе своего сутенера. Или сводника, или как его там называют.

– Стэнли Ловкина?

– Нет, другого. С иностранным именем. Негра. – Последнее слово она произнесла медленно, врастяжку и скривилась.

Вмешался судья:

– Кхм, не Джино ли Мессину вы имеете в виду?

– Ну да, а кого же еще?

Она знала, какова будет реакция присяжных. Только проститутки якшаются с черными мужчинами. Только безнравственные, опустившиеся женщины. Хозяйка нарочно это сказала. Джино не был негром. Хозяйке Ада представила его как своего жениха. Больше домовладелица ничего о нем не знала. Но врала не стесняясь.

– Почему вы решили, что между ними отношения сутенера и проститутки?

– Моя спальня как раз под ее комнатой. Кто только к ней не шастал, доложу я вам. Кровать ходуном ходила, и такие противные звуки, будто осел ревет, когда у него зуб разболится.

– Ничего подобного, – не выдержала Ада. Совести нет у этой женщины. Ада с Джино далеко не всегда занимались сексом, не каждую неделю. А теперь эта женщина намекает, что Ада принимала клиентов каждую ночь, без разбора.

– Мисс Воан, – судья грозно глянул на нее поверх очков, – очередное предупреждение. – Он кивнул Харрис-Джонсу: – Продолжайте.

– Что еще вы слышали? – спросил обвинитель.

– Ругань. Страшную ругань. Их бы и на том берегу реки услышали.

– Из-за чего они ругались?

– Из-за денег. Каждый раз. То она ему недодала, то он ей.

– Вы лжете, – крикнула Ада.

– Мисс Воан! – Судья почти рычал. – Больше никаких выступлений, иначе вас таки выведут из зала.

– Можно подумать, что эта грязная сплетница дежурила под моей дверью, – не унималась Ада, но опомнилась, когда судья сдвинул брови. – Простите.

Мистер Харрис-Джонс, наблюдавший за судьей, снова обратился к свидетельнице:

– А в ночь убийства?

– Ну… – домовладелица поджала губы, – тот, кого она привела, явно выпил лишку. То и дело спотыкался на лестнице. Я слышала, как она кричала, а потом все стихло. Даже как-то не по себе стало. Непривычно, если вы понимаете, о чем я. Кровать только слегка скрипнула. Я подумала, что они уснули. Потом слышу, она спускается в туалет, в тот, что прямо под лестницей. И больше ни звука, а потом я учуяла газ.

– И?

– Вышла на лестницу, посмотрела вверх, гляжу – под дверью «колбаса», которой она от сквозняков спасалась, да только приткнута снаружи. Я давай стучать в дверь, никто не отзывается. Я не хотела к ней вламываться. Вот и побежала прямиком в паб «Белый лев». Заставила их позвонить в полицию и пожарникам.

– Вы уверены, что с ними никого больше не было, никто не входил и не выходил из комнаты?

– Нет, – ответила домовладелица, – только эти двое. Люди как войдут, моей квартиры им ни за что не миновать. Я все слышу. Все.

Ада догадывалась, что хозяйка в очередь бы встала, лишь бы свидетельствовать против своей жилички. Что угодно, лишь бы у нее не отняли добычу. Вряд ли она выбросила одежду Ады, скорее продала, а выручку присвоила. Мистер Уоллис тряхнул головой, словно побаивался связываться с этой женщиной. Неужто не видит, что она врет? Ему надо применить какой-нибудь хитрый прием, что так любят юристы, запутать ее и вывести на чистую воду. Уоллис встал, расправил мантию тем же манером, что и мистер Харрис-Джонс. Юристы должны так делать, это придает им важности.

– Вы любите выпить? – спросил он.

– От стаканчика портера вечерком не откажусь, – ответила свидетельница. – Это помогает мне заснуть.

– Спасибо, – улыбнулся мистер Уоллис с победоносным видом. И завершил допрос.

– Они ведь не вызовут Джино, правда? – спросила Ада мистера Уоллиса во время перерыва. – Я этого не вынесу. Даже не знаю, что я сделаю.

– Они бы вызвали, да он отказался давать показания.

– Почему? – Ада понимала, что Джино никогда ее не любил, но, возможно, хотя бы капля порядочности в нем осталась и он не захотел позорить ее на людях.

– Вы не знаете? – удивился Уоллис. – Он в тюрьме.

– В тюрьме? За что?

– Получил три года за избиение проститутки в Мэйфейре.

Кому-то не поздоровится, Ава, ох не поздоровится. Должно быть, сильно он ее избил, если загремел в тюрьму на столь долгий срок.

– И как она? – спросила Ада. – Та женщина. С ней все хорошо?

– По-моему, да. Но покажись он здесь, его могли бы привлечь за извлечение прибыли аморальными средствами. И он не стал рисковать.

Ада закрыла глаза, сжала кулаки. Какой же она была дурой. Чертовой дурой.

Следующей была заведующая чайной. Принаряженная, в элегантном черном костюме и черных респектабельных туфлях. Ей хватило наглости надеть капроновые чулки, что продала ей Ада. Вот бы сейчас задать ей вопрос, чтобы весь зал слышал: где вы достали эти чулки?

Директриса подтвердила, что Ада работала официанткой под ее началом, и она недоумевала, как Аде удается снимать пусть крошечную, но квартиру без посторонней помощи и как она вообще ее нашла при нынешней нехватке жилья.

– И что вам сказала подсудимая?

– Сказала, что умерла ее бабушка и оставила ей золотое яичко.

– Вы поверили?

Директриса одернула жакет, посмотрела на Аду:

– Нет.

– По-вашему, она солгала?

– Скорее всего.

Лицемерка. Она приходила к Аде на чашку чая с бальзамином в качестве подарка. Миленькая квартирка, Ада.

Ада продавала другим официанткам капроновые чулки, сообщила директриса. Карточки на одежду. Хлебные карточки. И чего только не продавала.

– Подсудимая говорила, откуда она получает все это добро?

– Нет. – Директриса замялась. Сама она, разумеется, должна остаться незапятнанной. – Я, как вы понимаете, никогда и ничего у нее не брала, – пояснила она. – Черный рынок не для меня. – Ада открыла было рот: лгунья, но вместо слова раздался хрип. Судья нахмурился. – В заведении она торговлей никогда не занималась, – продолжила директриса, – только не в нашей чайной, не в «Лайонз».

– Вы не ответили на мой вопрос. Где она все это доставала?

– Наверное, у своего дружка.

– И последнее, – сказал мистер Харрис-Джонс. – Подсудимая когда-либо говорила вам, где она была во время войны?

– Нет. Я понятия не имела.

Она взглянула на Аду так, словно раньше никогда ее не видела. Спустилась со свидетельского помоста и зашагала по проходу. Ада разглядела затяжку на ее чулке, сзади, чуть выше щиколотки, и капельку, чтобы затяжка не расползалась, красного лака для ногтей.