Девочка в красном пальто - Кейт Хэмер

Я начинаю себя жалеть. Как мне хочется быть нормальной, такой, как все. Болтать с друзьями, носить нормальные шарфы и ботинки, нормально праздновать дни рождения, получать нормальные подарки вроде мобильных телефонов. Собирать портфель на завтра, а потом спать в нормальной кровати под цветным абажуром. Я вижу таких детей в каждом городе, который мы проезжаем. Они сидят в кафе и хихикают, обсуждая свои секреты, как раньше мы с Сарой. Они болтают и смеются и при этом помешивают длинной ложечкой молочный коктейль в высоком бокале. У девочек розовые ногти под цвет свитера, а на веках перламутровые блестки.

Я чувствую спрятанную внутри меня куклу с дедушкиным лицом и думаю, смогу ли я когда-нибудь избавиться от нее. Он больше не выглядит сильным, он согнулся пополам и всхлипывает, как котенок.

– Все в порядке, Додошка. Я не брошу тебя.

Я вздыхаю, моя энергия сочится на дорогу, капает в канаву и стекает к его ногам.

– Не переживай, – говорю я ему. – Все будет хорошо.

– Ты моя девочка, – произносит он и протягивает мне руку, чтобы я помогла ему выбраться из канавы. – Мы не должны больше ссориться. Мы же остались вдвоем на всем белом свете, мы обязаны заботиться друг о друге.

48

Дедушка говорит, что Монро ждет нас и сгорает от нетерпения заключить в свои объятия. Похоже, дедушка забыл, как мы стремились отделаться от этого Монро. Когда я слышу, что Монро нас ждет, я представляю себе паука, который раскинул паутину и ждет добычу. На этот раз пастор раскинул свою паутину в Техасе, и вот, пожалуйста, мы тут как тут.

– Так и знала – все закончится тем, что мы вернемся к нему, – ворчу я, пока мы с нашими жалкими пожитками в руках идем по подъездной дорожке к его дому.

– Что опять такое? Чего ты там бубнишь?

Может, дедушка и глуховат на правое ухо, но, когда ему надо, он все прекрасно слышит.

Я говорю:

– До чего же миленький домик у нашего друга мистера Монро. А денежки откуда? Обобрал этих несчастных, которых созывает, чтобы я возлагала на них руки – дети со spina bifida[5], мужчины со скрюченными руками, женщины с выкидышами и парни, которые думают, что раннее облысение нуждается в целительстве…

Дедушка останавливается посреди дорожки и пристально смотрит на меня.

– Мистер Монро – божий человек. Мы должны относиться к нему с почтением. Он дает нам приют в своем доме в год бедствий. Ты должна вести себя прилично, Кармел. Может быть, теперь у нас начнется новая жизнь. Если мистер Монро захочет нас оставить при себе, то можно считать, что небо услышало наши молитвы. Не вздумай все испортить своим гонором. Честное слово, я не знаю, какой бес вселился в тебя в последнее время.

Я отвечаю, что тоже не знаю – я и правда не знаю.

– Это очень важно для нас, Кармел. В самом деле важно.

Он стоит прямо перед входной дверью мистера Монро, но не звонит, медлит. Белые колонны возвышаются по обе стороны от входа – как в той гостинице, где мы впервые встретились с пастором много лет назад.

Я смотрю на дедушкины очки, заклеенные пластырем. Он разбил их, протирая, когда мы ехали на рейсовом автобусе. Я смотрю, как дрожит его рука, в которой он держит свой нехитрый багаж – запасная рубашка, Библия, носки, все влезло в старую спортивную сумку. Я смотрю, как он то подносит свободную руку к дверному звонку, то снова опускает.

– Ладно, Додошка, – говорю я, мне хочется утешить его. – Все будет на пять с плюсом.

И сама нажимаю на звонок.

Монро везет нас на своем огромном внедорожнике на съезд верующих. Мы с дедушкой словно король с королевой восседаем на заднем сиденье, наши колени укрыты уютным пушистым пледом. Мы сидим так высоко, что мне хочется помахать людям, которые идут мимо нас по дороге. Они задирают головы, чтобы взглянуть на нас, когда мы проезжаем мимо, и я улыбаюсь им.

Монро ведет машину, но все время оглядывается назад, потому что очень возбужден и хочет поговорить.

– Нет, ну ты только посмотри на них, Деннис. Только посмотри. Наша маленькая техасская община, а народу-то сколько идет! Это что-то библейское. Да, именно так. Вспоминается въезд Иисуса в Иерусалим. Его встречала такая же толпа.

– Только Иисус вроде не на джипе въезжал в Иерусалим. – Когда я говорю это, дедушка бросает на меня взгляд. Угрожающий взгляд. Хоть бы уж очки себе починил. А то вид совершенно дурацкий.

Дедушка меняет тему, чтобы отвлечь пастора от моих слов, хотя я не понимаю, что плохого в них – это же факт, с ним не поспоришь. Я ведь не говорю о том, что вообще-то вся эта история ложь. Это совершенно взбесило бы дедушку, я знаю.

– Я слышал по радио, что приближается снежная буря. На севере большие разрушения. – Голос у дедушки встревоженный.

– Ах, это! Ну, что вы хотите. Они ведь там такие безбожники, в этом вся причина. До нас ураган не дойдет, затихнет по дороге. А им пощекочет пятки своим ледяным дыханием, чтобы помнили об адском пламени, которое будет лизать их в Судный день.

Дедушка посмеивается. Он всегда соглашается с пастором Монро, хотя мне кажется, что в каком-то смысле он умнее. Странным образом разговоры про ад настраивают дедушку на бодрый лад, как будто ему ничего не угрожает. Как будто он считает, что попадет в число избранных, которые спасутся и от ледяного озера, и от огненного. Но я знаю, что бывают минуты, когда он не очень-то уверен в этом.

– Да-да! Вокруг нас воздвигнется стена изо льда, и они останутся по ту сторону, а мы будем внутри. Они будут смотреть на нас, мечтать присоединиться к нам, но будет уже поздно. Мы будем во внутреннем круге, а они во внешнем…

Монро поглядывает на него через плечо. По правде говоря, в эти дни дедушка часто производит странное впечатление. Говорит невпопад, несет что-то несусветное. Как будто пытается играть какую-то роль, которая ему не подходит, и, как ни старается, получается ужасно. Мне становится немного жаль его – Монро смотрит на него сверху вниз и наверняка думает: «Что за урод?» Я не раз слышала, как он говорит о ком-то эти слова. Поэтому я выкрикиваю: «Аминь!», и дедушка вздрагивает так, что чуть из кожи вон не выскакивает, – от неожиданности, до сих пор-то я сидела тихо.

Монро усмехается. Он успел отвыкнуть от дедушкиных странностей.

– Аминь! – кричит он вслед за мной. – Аллилуйя!

А дедушка отворачивается и смотрит в окно, как будто мы оскорбили его уши. Я вижу, что он готов впасть в это свое мрачное настроение. И правда, он поворачивается ко мне и внимательно смотрит.

– Ты пользуешься косметикой?

Он угадал, это губная помада и немного пудры. Я нашла в ванной у Монро косметику его жены и решила чуточку попробовать, совсем капельку. Я была уверена, что дедушка ничего не заметит.

– Что ты, дедушка! Откуда у меня косметика?

Он хмыкает и наклоняется ближе ко мне:

– Ты сегодня выглядишь совсем как женщина.

– Перестань, Деннис. Она же большая девочка, – вмешивается пастор Монро, но дедушка уже глубоко впал в свое настроение. Он понимает, что очередная попытка произвести впечатление на Монро провалилась.

– Дьявол содержит фабрику, на которой изготавливает косметику для женщин, чтобы те размалевывали себе лица. Там есть цех, где демоны делают помаду и придумывают ей названия вроде «Пылающее сердце», хотя единственное пылающее сердце бьется в груди Иисуса!

Ох, дедушка, что-то твои демоны, которые делают подарки, чтобы соблазнять женщин, больше похожи на гномов Санта-Клауса. Кроме того, косметика принадлежит жене пастора Монро, и твои слова, что она от дьявола, означают, что жена пастора Монро тоже от дьявола. Поэтому я говорю, хоть и знаю, что дедушка разозлится:

– Ой, правда? А я думала, что косметику делает «Л’Ореаль».

К моему удивлению, пастор Монро фыркает от смеха, и я думаю: тебе нравится, когда дедушка выглядит дураком, потому что тогда ты чувствуешь себя на высоте. Дедушка снова отворачивается к окну, и мне его жалко, потому что у пастора Монро огромный дом, а у нас нет ничего, так как дедушка не умеет устраиваться в жизни. Я засовываю руку под плед, нащупываю его руку, сухую и шишковатую, и кладу свою сверху.

Толпа, которая движется по дороге рядом с джипом, становится гуще. Впереди едет автобус, на его дверцах нарисован большой крест, из которого вырываются языки пламени.

Мы паркуемся в VIP-зоне, которая отделена натянутой веревкой. На многих машинах имеются надписи вроде «Я отдал свое сердце Иисусу. А ты?» и картинки – большое сердце в виде огненного шара. Увидев это, я прижимаю руку к своему сердцу, потому что оно тоже начинает пылать.

Я смотрю на небо.

Раньше оно было голубое, а теперь побелело. Сегодня такой день, когда дышится тяжело и воздух наполнен какой-то тревогой, – вроде того, когда мы ночевали в канаве.

Дедушка достает из джипа потертую синюю спортивную сумку.

– Тут твое платье.

То самое платье, которое я получила на свой поддельный день рождения, когда мне исполнилось девять лет. Тогда оно подходило мне по размеру и сидело хорошо, как все вещи, которые покупала Дороти. Но сейчас я с трудом влезаю в него. Если есть что-то хорошее в бегстве Дороти, так это то, что я снова стала носить джинсы.