Подлинная история русского и украинского народа - Андрей Медведев

Но единственным за долгие годы шагом правительства России навстречу прикарпатским русским было решение Петра Столыпина в 1911 году разово помочь «москвофильским» партиям Галиции, им перечислили 11 тысяч рублей, и в австрийской прессе тут же как по команде начали писать о русских рублях, что идут на подрыв единства империи.

Так что более Россия официально никогда не помогала «москвофилам»-политикам, и русским в Галиции вообще. Общественные организации делали это до самой революции. Например, «Комитет помощи голодающим в Червонной Руси» собрал и отправил нуждающимся крестьянам Прикарпатья свыше 100 тысяч рублей. Граф Владимир Бобринский сам не раз ездил в Галицию и Буковину, он встречался с лидерами русского движения, причем делал это совершенно открыто. Когда его обвиняли в попытке создания на царские деньги русофильской партии, он отвечал: «Русофильская партия» не имеет смысла, поскольку в Галичине среди русских не может быть русофильской партии, ибо русские не могут быть русофилами или русофобами; француз, венгерец, немец может быть русофилом или русофобом; русские же могут быть просто русскими».

Граф даже выступал свидетелем защиты на Мармарош-Сиготском процессе. Его активность власти Австро-Венгрии, конечно, раздражала. Русский консул в Будапеште писал в МИД:

«Венгерское правительство уверено, что российское правительство не причастно к пропаганде среди угроруссов, но… уверено, что таковая пропаганда ведется на деньги Священного Синода и гр. Бобринского».

Бобринский же предлагал, чтобы МИД империи из секретных фондов перечислял деньги общественным организациям, а уже они давали бы их политикам Карпатской Руси. Собственно, сегодня, например, Госдеп США так и финансирует все НКО по всему миру. Но в Петербурге инициативу графа не одобрили, всем было ясно, что Европа неуклонно идет к большой войне, осложнять отношения с Веной никто не хотел. Однако военные согласились с тем, что иметь «агентов влияния» в Галиции было бы неплохо, учитывая возможный скорый вооруженный конфликт.

Штаб Киевского военного округа писал, что «по наступлении в пределы Галиции предполагается воспользоваться тяготением Русской Галицийской Партии к России, с целью расположить к ней местное население. Орудием этого могут служить, во-первых, сельские священники, пользующиеся огромным влиянием на местное население; далее некоторыми представителями этой партии, которые при необходимости (если война, безусловно, предвидится в ближайшем будущем) могли бы и в мирное время вести агитацию в пользу России».

Случайно или нет, но эти планы стали известны в Вене, что в итоге в 1914 году сказалось на судьбе русских галичан. А МИД империи было вынуждено оправдываться, что «если под словами «русская пропаганда» понимать деятельность, направленную на отторжение от Габсбургской монархии земель с русским населением, то нет никакого сомнения в том, что императорское правительство вовсе не причастно к подобной деятельности».

Так что никакой официальной помощи от России в итоге русские галичане не получили. Позорное пятно на истории нашей страны. Единственное оправдание для нас всех — это деятельность графа Бобринского и тысяч русских, как сейчас сказали бы, волонтеров. Очень любопытную запись о деятельности Бобринского оставил Илья Терох, уже упоминавшийся мной ранее галицко-русский публицист.

«Возвратившийся в Россию гр. В. А. Бобринский поднял шум о положении дел в Галичине. У русских властей он не имел успеха, а либеральная и левая пресса тоже не поддержала его только потому, что он был в Думе правый, и как бы по указке, единодушно отнеслась к делу враждебно, считая русских галичан националистами, ретроградами, а украинофилов либералами, прогрессистами»[41].

И на самом деле, в среде русской интеллигенции, в среде российских либералов украинское движение не только в Галичине, но и в Малороссии всегда находило необычайно теплый прием и поддержку. Так что сегодняшние оценки событий на Украине отечественными либеральными политиками и журналистами на Украине — это, можно сказать, традиция.

Украинофильство в 19-м и в начале 20 века казалось одной из прогрессивных форм протеста против «кровавого режима», правящего «бездарной страной». Кроме того, либералы всерьез рассуждали о колониальном положении Малороссии, об угнетенном украинском народе, которому даже не дают газеты читать на родном языке. По сути своей антигосударственная позиция русского интеллектуального класса с середины 19 века сильно не изменилась. Быть русофобом, не любить власть в частности и страну в целом, презирать народ, потому что в нем сплошь психология раба, желать сделать «эту страну» чуть ближе к «нормальным странам» Запада — все это было и осталось признаком человека мыслящего, «прогрессивно настроенного».

Николай Чернышевский

Каждый русский либерал точно знает, в чем беды России — власть не та и народ не очень, и точно знает, как все изменить, потому что у него есть большой багаж шаблонных моделей построения свободного общества, где невидимая рука рынка сама наладит экономику, и на выборах к власти приходят люди сплошь приличные и образованные. Русский революционер, народоволец Сергей Степняк-Кравчинский в книге «Подпольная Россия», изданной, кстати сказать, в Лондоне в конце 19 века (ну где же еще русскому борцу за свободу книгу издать), писал:

«…у нас есть класс, способный мгновенно разнести революцию по разным концам России. Этот класс после крестьян сильнейший в государстве, и он пропитан глубоким и сознательным недовольством. Он имеет крепкие корни в почве, и его не нужно организовывать, потому что он организован самостоятельно и довольно тесно путем общественной службы и постоянного интеллектуального общения. Мне не нужно называть его. Этот класс известен в радикальском мире под кличкой «либералов», причем он предполагается однородным по убеждениям и отождествляется с чисто буржуазными либеральными партиями, какие нам известны за границей».

В либеральной матрице у России нет никакого особого пути, и православие равно мракобесию, а сильная власть — это уже почти диктатура, и Россия сама по себе не самоценна. Вот Украина — да. Украина в сознании русских либералов еще в 19 веке была такой вот «нероссией», свободной, прозападной страной. При том, что и сейчас, и тогда русская интеллигенция демонстрировала вопиющее, дремучее невежество в украинском вопросе, в истории Украины-Малороссии, кормясь дикими мифами вроде упомянутой «Истории русов». Историк Николай Ульянов замечал, что Николай Чернышевский может считаться образцом такой безграмотности, а в целом либеральная пресса всегда была на стороне украинофилов. Позволю себе привести весьма пространную цитату.

«Ничего не знавший о Малороссии, кроме того, что можно вычитать у Шевченко, а о Галиции ровно ничего не знавший, он выносит безапелляционные и очень резкие суждения по поводу галицийских дел. Статьи его «Национальная бестактность» и «Народная бестолковость», появившиеся в «Современнике» за 1861 г., обнаруживают полное его незнакомство с местной обстановкой. Упрекая галичан за подмену социального вопроса национальным, он, видимо, и в мыслях не держал, что оба эти вопроса в Галиции слиты воедино, что никаких других крестьян там, кроме русинов, нет, так же как никаких других помещиков, кроме польских, за единичными исключениями, тоже нет…

Нападая на газету «Слово», он даже не разобрался в ее направлении, считая его проавстрийским, тогда как газета была органом «москвофилов». Зато те, что подбивали его на выступление, отлично знали, на кого натравливали. Получив в 1861 г. первые номера львовского «Слова», он пришел в ярость при виде языка, которым оно напечатано. «Разве это малорусский язык? Это язык, которым говорят в Москве и Нижнем Новгороде, а не в Киеве или Львове». По его мнению, днепровские малороссы уже выработали себе литературный язык и галичанам незачем от них отделяться. Стремление большинства галицийской интеллигенции овладеть, как раз, тем языком, «которым говорят в Москве и Нижнем Новгороде», было сущей «реакцией» в глазах автора «Что делать». Русская революция, таким образом, больше ста лет тому назад (от момента публикации книги Н. Ульянова. — Прим. авт.) взяла сторону народовцев и больше чем за полсотни лет до учреждения украинского государства решила, каким языком оно должно писать и говорить. Либералы, такие как Мордовцев в СПБургских Ведомостях, Пыпин в Вестнике Европы, защищали этот язык, и все самостийничество, больше, чем сами сепаратисты. «Вестник Европы» выглядел украинофильским журналом. Господствующим тоном, как в этом, так и в других подобных ему изданиях, были ирония и возмущение по поводу мнимой опасности для целости государства, которую выдумывают враги украинофильства. Упорно внедрялась мысль о необоснованности таких страхов. По мнению Пыпина, если бы украинофильство заключало какую-нибудь угрозу отечеству, то неизбежно были бы тому фактические доказательства, а так как таковых не существует, то все выпады против него — плод не в меру усердствующих защитников правительственного режима. Украинофильство представлялось не только совершенно невинным, но и почтенным явлением, помышлявшим единственно о культурном и экономическом развитии южнорусского народа. Если же допускали какое-то разрушительное начало, то полагали его опасным исключительно для самодержавия, а не для России»[42].