Подлинная история русского и украинского народа - Андрей Медведев

И таких чужих и кованых слов можно набрать из изданий «Товариства» на целый том, а то и больше. Спрашивается: что же это за язык? Ужели мы имеем перед собою настоящую малорусскую речь? Не служит ли этот искусственный, смешанный малорусско-польский язык резкой насмешкой над литературными заветами того самого Шевченко, имя которого носит «Наукове товариство»? В самом деле, какая непроходимая пропасть между языком Шевченко, Костомарова, даже Кулиша и новосоздаваемым «украiнсько-руським» языком галицких ученых с их «головой» — г-ном Михаилом Грушевским. Не пришел ли бы в ужас и содрогание и сам покойный М. П. Драгоманов, если бы увидел, что его весьма ценные монографии по малорусской народной поэзии и другие статьи, изданные в свое время на общерусском языке, теперь явились в «перекладе» на никому не понятную уродливую «украiнсько-руськую мову»? Ведь если дальнейшая обработка этой «мовы» пойдет все в том же направлении, то есть под воздействием польского литературного языка, то галицкому писателю не трудно будет добраться до черты, отделяющей речь русскую от польской, и придется признать «украiнсько-руськую мову» за одно из наречий польского языка, как это некогда и сделал украйнофильствующий поэт Тимко Падура. Но в таком случае, как справедливо замечает профессор Будилович, человеку с самостоятельным талантом «лучше уж перейти к чистому польскому языку, чем писать на смешанном русско-польском жаргоне, напоминающем гермафродита».

Алексей Шахматов

Так вот в русском образованном обществе подобные рассуждения считались признаком реакционности, и самое главное, любой, кто их высказывал, сразу заносился в разряд защитников режима. Не России с ее историей, культурой, религией, а именно режима со всем его множеством недостатков.

Неумение отличать родину от государства всегда мешало русским либералам здраво оценивать действительность. Известно, что многие, в частности литературный критик Александр Скабичевский, хвалили украинскую литературу, не прочитав ни одной книги Шевченко или Ивана Франко. Об этом вспоминал Михаил Драгоманов.

Убежденным сторонником украинства был и академик Алексей Шахматов, знаменитый русский филолог, лингвист и историк. Он принимал очень важное участие в создании декларации Петербургской академии наук «Про отмену ограничений малорусского печатного слова», с которой фактически началось официальное признание существования украинского языка в Российской империи. Характерно, что появилась эта записка в разгар революции 1905–1907 годов. И нанесла, конечно, серьезный удар по единству империи.

Понимали ли ученые, что они делают? Какие будут последствия? Видимо, нет. Тут вообще очень интересно рассмотреть, как эта комиссия работала. Ее создали на академической конференции для рассмотрения вопроса о малорусском языке. Всего в нее вошли семеро академиков, из которых четверо к филологии отношения не имели вообще. Зоолог, археолог, востоковед, ботаник, они, собственно, участия в работе комиссии и не принимали. Академик Филипп Фортунатов тоже самоустранился от участия, хотя он как раз был известнейшим филологом. И, по сути, лишь двое профессоров — Федор Корш и Алексей Шахматов, а еще несколько ученых-украинофилов записку и составили. И хоть там отмечалось, что галицкое наречие очень сильно подверглось чужому влиянию, но одновременно тезис о том, что русский и малороссийский язык — это два разных языка, был главенствующим.

«К числу в высшей степени вредных для России последствий приложения полицейского начала к малорусскому языку нужно еще отнести отделение и отчуждение этого языка от русского литературного. Малорусский язык, в той форме, как он стал развиваться в России (проза Квитки, поэзия Шевченка), стоит близко к русскому; как киевская, так в особенности харьковская обстановка была чрезвычайно благоприятна для братского единения двух языков. Изгнанная в Галицию украинская литература неизбежно усвоила себе такие элементы сравнительно далеких галицко-и угорско-русских наречий и подверглась таким немецким и польским влияниям, которые внесли много новых слов, новых понятий, новых литературных оборотов и приемов, чуждых русской литературной речи».

При этом довольно странно, что академик Корш свою подпись под документом поставил, ведь он придерживался довольно взвешенной позиции, трезво смотрел на малороссийский языковой сепаратизм.

«Что из себя представляет малорусская речь: язык или наречие? На это отвечают различно даже сами малорусские ученые-языковеды. Так, Пав. Игн. Житецкий в заглавии своих книг называет речь малороссов наречием, другие, наоборот, языком. Галицкий украинофил Огоновский употребляет выражение «ruthenische Sprache» и тем стремится подчеркнуть, что малорусская речь есть отдельный язык. Тут сказалась польская и немецкая политика, так как немцам и полякам выгодно было внушать малороссам мысль, что последние будто бы не являются русскими. Известна теория Духинского о не славянском (а урало-алтайском) происхождении русских».

Видимо, свою роль сыграла все та же самая позиция: что против самодержавия плохо, то достойно поддержки. Стоит заметить, что, конечно, у записки была роль исключительно политически-пропагандистская. Такое фрондерство с властью. Потому что малороссийская литература и театр вполне спокойно себе существовали. О чем был осведомлен и, например, академик Шахматов. Еще в мае 1901 года Шахматов писал профессору Харьковского университета и члену Петербургской академии наук Дмитрию Овсянико-Куликовскому:

«Порадовался я не только потому, что разделяю точку зрения, требующую для малорусского языка гражданской (разумеется, не политической) равноправности с языком великорусским, но и потому, что правильное разрешение вопроса о введении малорусского языка в начальной школе облегчит в значительной степени труд учащих в местностях малорусских; теперь, при обучении грамоте, приходится сразу переходить на чуждое детям наречие, и вследствие этого в школе затрачивается совершенно непроизводительно много труда и времени. Признаюсь Вам, я не сочувствую тому искусственному развитию, которое отчасти стала принимать в последнее время малорусская литература (имею в виду хотя бы совершенно ненужные переводы русских писателей на украинское наречие). Но искусственность эта вполне законна и понятна там, где к языку применены меры стеснения. Уничтожение подобных вредных для естественного развития народного мер составляет искреннее желание тех, кто сознательно любит свое отечество: трудно сомневаться, что только тогда оба народа сольются в братскую семью и употребят свои духовные силы на общее дело, как это бывало в разные моменты нашей истории, в то, впрочем, время, когда нам не были еще привиты полицейско-административные взгляды на духовные проявления жизни народа. Уничтожение этих искусственных мер исцелит нас и от общественных недугов, к которым нельзя не отнести квасной патриотизм великорусса и украинофильство малорусса. Всякий почин в великом деле сближения обеих русских народностей должен быть приветствован как высоко патриотическое дело. По указанным Вами соображениям я признаю введение малорусского языка в число предметов обучения в местностях малорусских шагом к такому сближению».

Другое дело, что популярностью литература на малороссийском языке не пользовалась, равно как и пресса. А министр народного просвещения Владимир Глазов в отдельном документе отметил, что записка вышла у академиков неубедительная и опыт Галиции в подъеме образованности крестьян и низших слоев считать положительным трудно, а для России он так просто опасен.

«Мы видим, что в Галиции этот подъем проявился на развалинах русской церкви, русской школы и русской народности с пользой только для ультрамонтанства, социал-демократии и атеизма. Не грозит ли и нам то же самое, хотя и в иной, быть может, форме? Нелишне при этом отметить, что крестьяне немецкие, французские и английские, насколько известно, развиваются путем школы и популярной литературы на языках общих — немецком, французском, английском, а не на диалектах Швабии, Прованса, Уэльса…

…малороссийский язык как язык народа вполне удовлетворяет его несложные потребности; он превосходен в поэзии, воспевающей природу и общечеловеческие чувства, но он вовсе не пригоден, точнее говоря — беден для современного образованного общества».

Однако Глазов предложил отменить Эмский указ, и это было сделано. Эта спорная записка, позиция академических ученых, долго обсуждалась в обществе. И спустя несколько лет политические последствия этих решений стали куда более очевидными. В 1914 году в газете «Свет» в Петербурге была напечатана статья под заглавием «Покровители мазепинства», в которой, между прочим, говорится следующее: