Смерть королей - Бернард Корнуэлл

Меня часто называли Утредом Нечестивым, опасным врагом христианства, и все же многие, кого я любил и кем восхищался, были христианами, и Беокка был главным среди них.

Беокка и его жена, Тайра, Хильда, Этельфлед, отец Пирлиг, Осферт, Уиллибальд, даже Альфред, список можно продолжать бесконечно, и, полагаю, все они хорошие люди, потому что их религия требует вести себя определенным образом, чего я не делаю.

Тор и Один ничего не требовали от меня, кроме уважения и некоторых жертв, и они никогда не были настолько глупы, чтобы утверждать, что я должен возлюбить врагов своих или подставлять другую щеку.

Тем не менее, достойные христиане, такие как Беокка, ежедневно боролись, чтобы быть паиньками. Я никогда не старался быть паинькой, хотя и не думаю, что я опасен. Я есть я, Утред из Беббанбурга.

— Утред, сказал я Беокке, говоря о своем старшем сыне, — будет лордом Беббанбурга после меня. Он не сможет удержать эту крепость молитвами. Он должен научиться сражаться.

Беокка смотрел на огонь.

— Я всегда надеялся снова увидеть Беббанбург, — задумчиво произнес он, — но сомневаюсь, что это случится вскоре. Король сказал, что тебе следует отправиться в Фагранфорду.

— Ладно, — ответил я.

— Альфред был щедр к тебе, — строго сказал Беокка.

— Я и не отрицаю.

— И у меня есть здесь некоторое влияние, — сказал Беокка с ноткой гордости.

— Спасибо.

— Ты знаешь, почему он согласился?

— Потому что Альфред — мой должник. Потому что без Вздоха Змея он бы не оставался королем целых двадцати восемь лет.

— Потому что Уэссекс нуждается в сильном человеке в Мерсии, — сказал Беокка, игнорируя мое хвастовство.

— Этельреде? — игриво предположил я.

— Он достойный человек, а ты его опорочил, — яростно произнес Беокка.

— Возможно, — ответил я, избегая ссоры.

— Этельред — лорд Мерсии, — сказал Беокка, — и человек с самыми серьезными притязаниями на ее престол, но пока он не попытался забрать корону.

— Потому что боится Уэссекса.

— Он был верен Уэссексу, — поправил меня Беокка, — но не может выглядеть слишком услужливым, иначе лорды Мерсии, жаждущие иметь собственную страну, восстанут против него.

— Этельред правит в Мерсии, — сказал я, потому что он самый богатый человек в стране, и когда какой-нибудь лорд теряет скот, рабов или дом из-за датчан, он знает, что Этельред все ему возместит. Он платит за то, чтобы быть лордом, но то, что ему действительно следует сделать — это сокрушить датчан.

— Он присматривает за границей с Уэллсом, — сказал Беокка, как будто иметь дело с Уэллсом — это адекватный предлог для того, чтобы быть таким сонным с датчанами, — но все признают, — он поколебался, как будто тщательно подбирая слово, — признают, что он ненастоящий воин.

— Он превосходный правитель, — поспешил он задушить в зародыше любой смешок, который я мог издать после этих слов, — и его правление — просто замечательное, но у него нет таланта полководца.

— А у меня есть, — сказал я.

Беокка улыбнулся.

— Да, Утред, у тебя есть, но у тебя нет таланта выказывать уважение. Король ожидает, что ты будешь относиться к лорду Этельреду с уважением.

— Со всем уважением, которого он заслуживает, — обещал я.

— И его жене будет разрешено вернуться в Мерсию, — добавил Беокка, — приняв во внимание, что она построит монастырь, а также будет содержать его.

— Он должна стать монахиней? — зло спросил я.

— Будет содержать и построит! — ответил Беокка. — И она будет вольна выбирать, где ей строить и содержать монастырь.

Я не сдержал смех.

— Я должен жить по соседству с монастырем?

Беокка нахмурился.

— Мы не знаем, какое место она выберет.

— Ну да, — сказал я, — конечно, не знаете.

Итак, христиане проглотили грех. Я предположил, что Эдвард выучился терпимости к греху, что не так уж плохо, это значило, что Этельфлед была более или менее вольна жить как захочет, хотя монастырь будет служить для Этельреда предлогом утверждать, что его жена выбрала жизнь святого созерцания. По правде говоря, Эдвард и его советники знали, что им нужна Этельфлед в Мерсии, и во мне они тоже нуждались.

Мы были щитом Уэссекса, но, похоже, не будем мечом саксов, потому что перед уходом из таверны Беокка выдал жесткое предупреждение:

— Король настоятельно желает, чтобы датчан оставили в покое, — сказал он. — Не провоцировали их! Таков его приказ.

— А если они нападут на нас? — раздраженно спросил я.

— Конечно, вы можете защищаться, но король не желает начинать войну. По крайней мере, до своей коронации.

Я прорычал согласие с такой политикой. Полагаю, Эдварду имело смысл сохранять мир, пока он устанавливает свою власть над королевством, но я сомневался, что датчане позволят это. Я был уверен, что они жаждут войны, и жаждут начать её до коронации Эдварда.

Церемония не состоится до наступления нового года, чтобы дать время почетным гостям организовать поездку, и потому, когда осенние туманы перешли в заморозки, а дни стали короче, я, наконец, отправился в Фагранфорду.

Это было благословенное местечко приятных пологих холмов, медленных рек и плодородной земли. Альфред действительно оказался щедр. Управляющим оказался угрюмый мерсиец по имени Фульк, который был не в восторге от нового лорда. И неудивительно, ибо он неплохо кормился от доходов с земли, в чем ему помогал священник, ведущий учет.

Этот священник, отец Кинрик, пытался убедить меня, что урожаи в последнее время были бедны, а в лесу торчат пни, потому что деревья погибли от болезни, а не были вырублены на продажу.

Отец Кинрик выложил документы, соответствующие записям, привезенным мною из казны в Винтакестере, и счастливо улыбнулся этому совпадению.

— Как я уже говорил, господин, — сказал он, — мы содержали эти владения как священное имущество для короля Альфреда.

Он улыбнулся мне — толстый человек с круглым лицом и быстрой улыбкой.

— И никто никогда не приезжал из Уэссекса проверить твои записи?

— А зачем? — удивленно спросил он, позабавленный такой мыслью. — Церковь учит нас быть честными тружениками на виноградниках Господа.

Я взял все документы и бросил их в огонь. Отец Кинрик и Фульк в немом удивлении смотрели, как пергаменты покоробились, свернулись, затрещали и сгорели.

— Вы обманывали, — сказал я, — и теперь это прекратится. Отец Кинрик открыл рот, чтобы возразить, но затем передумал. — Или мне следует одного из вас повесить? Может, обоих?

Финан обыскал дома Фулька и отца Кинрика и нашел немного накопленного серебра, которое я использовал на покупку древесины и возврат долга своему старому управляющему.