Славянские древности - Любор Нидерле

О девичьих постригах у древних славян свидетельств нет, но обычай обрезать волосы у девушек существует еще и теперь на Балканах, у сербов и болгар, а также на Украине[594].

Брак и обряды, связанные с ним

Физическое развитие юноши и девушки, достигших зрелости, было тесно связано с их половой жизнью.

Об обычаях, связанных с наступлением зрелости и признанием совершеннолетия, нам ничего не известно. Ничего не известно нам и о возрасте, с которого юноша или девушка согласно обычаю считались достигшими зрелости[595]. Лишь специальная прическа да особый головной убор — венок или украшенная повязка в волосах (обычай, сохранившийся еще в некоторых славянских странах и отличающий девушку от замужней женщины, носящей на голове повойник) — является, по всей вероятности, древнейшим признаком девушки, созревшей для замужества, упоминаемым еще Козьмой Пражским в Чехии (corona puellarum)[596]. Древний характер имеет, вероятно, и обрядовое принятие юношей в сообщество взрослых, существующее и поныне на Украине[597].

Судя по всему, в древнейшие времена у славян до известной степени существовал промискуитет, на что, видимо, указывают остатки гетеризма во время древних, унаследованных с языческих времен празднеств при свадьбах, а также аналогичные и схожие явления у соседних латышей, агафирсов и скифов[598]. Однако позднее, в конце языческого периода, половая жизнь уже повсеместно регулировалась нормальным браком мужчины с одной или несколькими женщинами.

Свадьба. У всех народов, как малоразвитых, так и более культурных, брак считается настолько важным актом, что сопровождается какой-либо значительной церемонией. О том, что это было так и при славянской свадьбе — древнеславянский бракъ или общеславянская svatba, vesele[599], — мы можем допускать a priori, хотя непосредственных свидетельств об этом, относящихся к периоду язычества, очень мало.

Основу брака составляло похищение девушки из другого рода или племени или ее выкуп. Дети являлись собственностью отца, и девушка могла перейти в собственность другого мужчины только после насильственного похищения или после мирной купли, посредством которой отец уступал свои права другому мужчине. В конце языческого периода у славян мы встречаем обе формы — похищение и купля существуют одновременно (хотя и не у всех), и вместе с тем мы наблюдаем, что со времени христианства похищение считается чем-то более грубым и худшим, свойственным язычеству. На основании исторических источников сравнительного фольклора и лингвистики нельзя решить, являлось ли похищение действительно более древней и изначальной формой брака. Однако о том, что похищение не было обычаем временным, случайным и только местным, свидетельствует уверенность, с какой киевский летописец назвал его в конце XI века типическим и постоянным для некоторых русских племен[600]. Об этом же в отношении России свидетельствует и Саксон Грамматик[601], а в отношении Чехии XI века — упоминания гомилия Опатовицкого[602]. О нем же, наконец, свидетельствует и большое количество пережитков похищений, сохранившихся на Руси, в Чехии, Польше и на всем Балканском полуострове вплоть до исторического периода. В более поздний исторический период право отдельных славянских народов полно наказаний за похищение девушек, называвшееся по-русски также умыкание, умычка, увод, увоз, по-польски — porwanie, по-сербски — отмица, по-болгарски — завличане, влачене, грабене мома, по-чешски — unos[603]. Наконец, и сам термин «невеста», вероятно, указывает на форму похищения[604].

Однако наряду с этими данными имеются и древние известия о покупке женщин в Польше[605] и в России[606], а также многочисленные пережитки этого обычая и упоминания о нем в позднейшее время[607]. Для обозначения подарка, который отец получал за дочь, в славянском языке имеется индоевропейский термин veno[608].

Об обрядах, которыми в языческий период сопровождалась свадьба, нам известно очень мало. В нашем распоряжении нет ни одного сохранившегося описания, поэтому мы вынуждены воссоздавать ее картину отчасти по общему индоевропейскому языковому и бытовому материалу[609], частью же по историческим и современным славянским обычаям, во многом сходным и в значительной мере уходящим своими корнями в далекое прошлое[610]. На основе этих материалов я попытался в чешском оригинале «Жизни древних славян» восстановить излагаемую ниже картину свадебного церемониала.

В тех случаях, когда речь шла не о насильственном похищении, посланцы жениха договаривались с отцом девушки о браке за выкуп, а затем через некоторое время назначалась и свадьба. Приводили невесту[611] и приступали к венчанию, которое начиналось заручинами, или обручением, церемонией, во время которой невеста вкладывала свою руку в руку жениха, причем жених и невеста обменивались подарками, среди которых особенно важным было (и до сих пор является) яблоко, очевидно потому, что в нем заключался какой-то символ плодородия и любви, затем петух или курица (черная). Обычай дарить перстень пришел из Византии и, несомненно, является заимствованием позднейшего времени, хотя и упоминается уже в начале XIII века у летописца Переяславля Суздальского[612]. Затем следовало облачение невесты в свадебное одеяние, называвшееся, по всей вероятности, наметъка, после чего невесту отводили в дом жениха, где встречали медом и хлебом и забрасывали различными плодами (зернами хлебных злаков, маком, горохом и т. д.), чтобы она была плодовита и зажиточна. После этого невесту трижды обводили вокруг очага, домашним богам которого она должна была поклониться, быть может, принести им жертву, и, наконец, усаживали на звериную шкуру, повернутую мехом вверх. При этом гостям раздавали свадебный калач (коровай)[613]. Затем невесте торжественно расплетали косы и остригали, а оставшиеся волосы укладывали под чепец, обернутый фатой. Наконец, невеста развязывала мужу обувь в знак того, что она ему полностью подчиняется (видимо, поэтому и остригались волосы), и жених даже наносил ей символические удары[614], после чего женщины и дружки одевали новобрачных в новые рубахи и торжественно укладывали их на ложе. Остальные же собравшиеся на свадьбу гости между тем отдавались буйному веселью с оттенком фаллического культа. После брачной ночи молодоженов, сопровождаемых веселыми дружками, отводили очиститься водой, а вероятно, и огнем.

Иногда этот обязательный церемониал дополнялся и оживлялся символическими и драматическими реминисценциями проводившегося когда-то похищения, а также непременными хороводами, песнями под музыку и различными маскарадами, без которых народные празднества вообще редко когда проводились. Я полагаю, что все это имело место уже в языческий период и перешло в христианский, но здесь под влиянием церкви отдельные обряды были вытеснены, другие же приспособлены к церковным актам и дополнены. В этом отношении, как и в других случаях, православная церковь относилась к сохранению языческих обрядов с большей терпимостью, чем католическая. Насколько глубокие корни пустил у славян древний свадебный обряд, видно из того, что простой народ не только в XII–XIV веках считал церковные обряды чем-то предназначенным для князей и бояр[615], но и в XVI–XVII веках, а местами еще и теперь считает их обрядами, не имеющими правовой силы, которую свадьба приобретает лишь после проведения всего домашнего церемониала[616].

Свидетельств свадебных обрядов славян-язычников, помимо уже упомянутых похищений и выкупа, мало, но из некоторых упоминаний в русских церковных наставлениях и летописях, относящихся к первому периоду христианства, мы видим, что в России молились над короваем (русское «коровайное моление»)[617], что в России и Чехии замужние женщины набрасывали на голову покрывало (увивало, повой)[618], а девушка сразу же становилась женой того, кто ей, простоволосой, набрасывал на голову покрывало или повой[619] и кому она снимала обувь с ног[620].

О большой распространенности обрядов языческой свадьбы с песнями и с музыкальным сопровождением бубна и свирели свидетельствует «Слово некоего Христолюбца» (XI век), который сетует на то, что «это не брак, а идолослужение». Тот же автор жалуется, что на свадьбах изготовляют фигуры, символизирующие человеческий фаллос, и творят с ними различные непристойности[621]. О древнем обычае обмена перстнями (установившемся, вероятно, под чужим влиянием) мы уже упоминали выше. Об «обручении» невесты свидетельствует «Заповедь св. отец» XI века и поучение епископа Луки Новгородского (XII век)[622], а грамота митрополита Кирилла II из того же города свидетельствует о том, что невест после свадьбы водили к воде[623].