Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию... - Николай Ямской

Прошло с полчаса. Берест и разведчики все не возвращались. Мы с нетерпением ожидали их внизу, в вестибюле.

Минуты тянулись медленно. Но вот, наконец, на лестнице послышались шаги, ровные, спокойные и тяжелые. Так мог ходить только Берест.

Алексей Прокопьевич доложил:

– Знамя Победы установили на бронзовой конной скульптуре на фронтоне главного подъезда. Привязали ремнями. Не оторвется. Простоит сотни лет!» [107].

Как и все находившиеся тогда в Рейхстаге, лейтенант Берест, не очень хорошо разбираясь в расположении помещений, да еще и в темноте все же действительно вывел Егорова и Кантарию на крышу. Но не на ту видимую начальству со стороны Королевской площади западную сторону, где уже полоскалось на ветру знамя, водруженное «маковцами», а на совершенно противоположную, восточную. Там тоже над подъездом возвышался фронтон. А над ним возвышалась скульптура конного рыцаря кайзера Вильгельма.

Забегая вперед, заметим, что Егорову и Кантарии повезло не только в том, что немцы в это время огонь ослабили, но и в том, что благодаря Бересту они закрепили Знамя Военного совета на той стороне, с которой к Рейхстагу подходили части 5-й ударной армии генерала Берзарина. Здесь огонь противника был много слабее. И к исходу следующих суток, когда лавина вражеских снарядов смела с западной стороны многие доставленные сюда с таким риском красные флаги, в том числе и тот, что первыми водрузили на крыше «маковцы», Знамя Военного совета – целым и невредимым – осталось гордо полоскаться на ветру над дымящимся Берлином…

1 мая. В начале нового дня. Затишье перед бурей

После того, как полковник Зинченко, его заместитель по политчасти подполковник Ефимов, капитан Кондрашев, Егоров и Кантария ушли на КП полка в «дом Гиммлера», в Рейхстаге за старшего снова остался С. Неустроев. Сделав необходимые распоряжения и почувствовав, что просто падает от усталости и напряжения, комбат решил хоть на часок прикурнуть.

Но поспать не удалось. С внешней стороны Рейхстага – там, где находились южный вход и Королевская площадь, раздался грохот. Противник обрушил на здание ураганный артиллерийский огонь. Рейхстаг затрясло… Бойцы во всех ротах были подняты. Все ждали контратаки…

Неустроев позвонил комбату Давыдову. Дежурный связист на его НП ответил, что капитан подойти не может, – батальон отбивается от наступающего врага. Связи с Самсоновым не было. Но, судя по треску автоматных очередей и уханью орудий с северной стороны, там тоже шел бой. Сбывалось то, о чем предупреждал по-военному мудрый Давыдов: враг пытался атаковать с флангов. И, кстати, не только с флангов. Немцы резко усилили огонь по Королевской площади, явно стремясь отсечь ворвавшихся в Рейхстаг от поддержки второго эшелона и тылов. На площади стало светло, как днем. Ее освещали пожары, бушевавшие в прилегающих к Рейхстагу домах. Настоящее сражение шло у здания «Кроль-оперы»…

Над воюющими в здании германского парламента нависла угроза оказаться «в мышеловке». Но батальоны Давыдова и Самсонова, без чьей грамотной, самоотверженной поддержки батальон Неустроева вряд ли закрепился бы в Рейхстаге, сделали свое дело. Автоматно-пулеметным огнем и буквально собственными телами бойцы этих подразделений прикрыли сражающихся в здании солдат от опасных фланговых контратак.

Видимо, осознав, что прорваться к Рейхстагу и соединиться с его гарнизоном не удастся, где-то около четырех часов ночи противник ослабил огонь, а затем и вовсе затих. Далее перестрелки на Королевской площади возникали лишь эпизодически. Изредка над Рейхстагом пролетал и разрывался где-то в стороне наш или немецкий снаряд.

К этому времени основная часть батальонов Давыдова и Самсонова переместилась в Рейхстаг. Вместе с бойцами Неустроева это была довольно внушительная сила. А в здание через парадный подъезд входили все новые и новые подразделения. Всем при этом хотелось как-то по-особому обозначить свое присутствие и даже участие. Многие стали доставать и на всех более или менее заметных местах прикреплять свои знамена и штурмовые флажки – так их потом назовут историки.

А новые пехотные подразделения – и с ними представители других родов войск и частей 79-го корпуса – все прибывали и прибывали. В результате боевые порядки подразделений опять стали смешиваться. Создавалась опасная скученность, неразбериха.

Неустроев, находясь по этой причине в крайне возбужденном состоянии, метался по Рейхстагу с маузером в руке и на правах неформального коменданта пытался восстановить порядок. Для него было абсолютно ясно, что для обороны Рейхстага и отражения возможных фашистских контратак вполне достаточно оставить в здании один полк или боеспособный усиленный батальон. Свои соображения капитан доложил по телефону Зинченко. А уж с подачи последнего комдив Шатилов срочно связался со штабом корпуса. Переверткин с приказом не замешкался. Потому что не прошло и часа, как из Рейхстага были выведены все подразделения, кроме батальона Неустроева.

Очень скоро стало ясно, что командование при этом впало в другую крайность. Ведь в процессе штурма батальон Неустроева уменьшился на треть. Но в тот момент уже многим казалось: самое тяжелое позади. Так что столь решительное устранение из Рейхстага всех лишних вроде бы было вполне оправданно…

В начале шестого утра группа капитана Макова, как выполнившая свою задачу, получила из штаба корпуса приказ «на выход». Первые лучи солнца хоть и с трудом, но пробивались сквозь дым пожарищ, когда, сняв охранение у знамени, капитан и четверо разведчиков вышли на пустынную Королевскую площадь. Задержавшись около одной из колонн, Маков выдохнул: «Конец, ребятки!» Похоже, говорил он это не только скучковавшимся около него четверым разведчикам. Но и всем тем солдатам, кому не довелось дойти до Берлина, дожить до этого долгожданного дня. Потому что вытащил из кармана огрызок карандаша и медленно вывел на колонне: «Мы за все отомстили!»

Вот такая вышла очень большая и очень грустная радость. Из радиовоспоминаний В. Макова: «Конечно, счастье переполняло наши сердца. Оглянувшись, мы увидели, что закопченное, почти черное от копоти здание Рейхстага во многих местах расцвечено красными полотнищами и флажками. Флагов было много. Они алели, как маки в саду… »

Впрочем, был в это время в группе еще один человек, которому было совсем не до красот. Речь идет о младшем сержанте М. Минине. Дело в том, что на исходе ночи осматривавшие здание разведчики из батальона Неустроева обнаружили в стене первого этажа дверь. Они открыли ее и увидели широкую, уходящую куда-то вниз мраморную лестницу с массивными чугунными перилами. Настороженно спустившись по ней в подвальное помещение, бойцы оказались в большом бетонном зале. И тут же попали под пулеметный огонь. Пятеро убиты сразу. А трое чудом уцелевших принесли в штаб батальона малоприятную весть.

Хотя из подвала вроде бы никто не показывался и не контратаковал, комбат Неустроев приказал на всякий случай закидать этот подозрительный вход гранатами. По команде капитана вместе с остальными Минин успел с лестничной площадки вниз бросить одну гранату Ф-1. И выдернув предохранительную чеку, уже было примерился швырнуть вслед вторую, как вдруг последовало неустроевское: «Отставить!»

Выдержав паузу и убедившись, что противник отошел в глубь подземных лабиринтов, Неустроев отправил туда новую группу разведчиков. А большую часть остальных бойцов стянул вокруг самого выхода. Находясь в плотном окружении сослуживцев и не имея по этой причине возможности освободиться от опасной ноши, Минин довольно долгое время так и перемещался по Рейхстагу, крепко зажав в правой руке гранату с уже выдернутой чекой. И не без усилия разжал совершенно затекшие пальцы только тогда, когда, выбравшись с ребятами на притихшую Королевскую площадь, с облегчением швырнул смертельно опасную и совершенно ему очертеневшую «железку» в затопленный водой канал…

И еще из воспоминаний Минина: «При выходе из Рейхстага мы внимательно осмотрели всю местность, прилегающую к этому зданию с запада, юга и севера. Утро было солнечным и тихим. На Королевской площади – ни одного человека. Одинокие и искореженные немецкие зенитные орудия, вкопанные в землю, напоминали о том, что здесь вчера поздним вечером шло ожесточенное сражение. Наших танков и артиллерии в районе площади было не видно… »

По пути в штаб Маков, Минин, Бобров и Лисименко зашли в находившийся в «доме Гиммлера» медсанбат и захватили с собой Загитова. Зия, после краткого отдыха, уже немного пришел в себя и, как уверял, чувствовал себя «вполне нормально». Минин закинул за спину его автомат, а Саша Лисименко, взяв друга под руку, помог тому двигаться. Так без особых происшествий – только на мосту Мольтке неизвестно откуда по ним были выпущены две короткие пулеметные очереди, но, к счастью, все мимо – добрались до командного пункта 79-го стрелкового корпуса, где сделали небольшую остановку. По прибытии в штаб Маков сразу же отправился докладывать Переверткину. Генерал во время рассказа капитана своих чувств не скрывал. Из радиорассказа В. Макова: «Командир корпуса сразу при мне позвонил командиру 136-й артбригады полковнику Писареву и приказал не мешкая приготовить на оставшихся в живых четырех разведчиков представление к присвоению звания Героя Советского Союза. Ну и на меня начальнику штаба сказал, чтобы подготовили материал. Конечно, было очень приятно, что оценили. Но ведь когда согласились стать добровольцами и шли на штурм Рейхстага, никто не думал ни о славе, ни о наградах. Просто нужно было выполнить приказ. Понимали при этом, что войне вот-вот конец, что Победа – вопрос дней. Но кому-то надо было. Предложили нам. Если не мы, пошли бы другие… »