Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию... - Николай Ямской

Николай Ямской

Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию…

Рейхстаг бравшие, без вести пропавшие… (Вместо предисловия)

Последний аккорд Великой Отечественной войны. Кто из нас не задерживал глаз на этих полных радости и торжества снимках о Великой Победе? Группа автоматчиков, бегущая к Рейхстагу. А на его ступенях – крупным планом – молоденький, с усталым, покрытым пороховой сажей и одновременно светящимся от счастья лицом солдатик. Дальше он же, но уже укрепляющий красный флаг у подножия конной скульптуры на крыше германского парламента. И группа бойцов вместе с офицером, радостно салютующая на фоне все той же скульптурной композиции.

Имена военных корреспондентов – авторов снимков и зафиксировавшей те же сюжеты кинохроники хорошо известны. Каждый может найти их в подписях и титрах.

Сложнее с теми, кто запечатлен на пленке. В подписях под упомянутыми фото их фамилии – за редким исключением – почти не упоминаются. Хотя военкоры, конечно же, держали в своей памяти и имена, и обстоятельства, в которых осуществлялась съемка. Откуда возникла эта «фигура умолчания» – читатель поймет из дальнейшего повествования. А для начала ликвидируем хотя бы пробел с именами в только что упомянутых кинофотокадрах.

Молоденький солдатик с флагом – рядовой 674-го стрелкового полка 150-й Идрицкой дивизии Григорий Булатов. Той самой, два батальона которой вместе с третьим, но уже из другой, 171-й дивизии, во время штурма Рейхстага находились в первом эшелоне.

Бегущие и салютующие на его крыше бойцы – в основном однополчане Булатова, разведчики из группы лейтенанта Семена Сорокина. На групповом снимке, сделанном у скульптуры на крыше Рейхстага, он стоит вместе со своими ребятами, вскинув вверх руку с пистолетом.

Справа от Сорокина точно в такой же позе, но с маузером в поднятой руке, еще один офицер. Это капитан Степан Неустроев – командир первого батальона другого полка уже упомянутой нами 150-й дивизии: под номером 756. Бойцы именно этого подразделения вместе с приданной батальону штурмовой группой из разведчиков-артиллеристов первыми ворвались через главный вход в Рейхстаг. И первыми вступили в многочасовую кровопролитную схватку с его гарнизоном. Вот только на снимках, о которых мы ведем речь, искать их бесполезно. Да и вообще – в официальной фотолетописи многие особо отличившиеся при штурме представлены очень скупо или не представлены совсем…

Не меньшую загадку оставила кинохроника. Хоть и не сразу, но все больше и больше зрителей стали со временем подмечать в ней некую странность. В сюжете, отснятом знаменитым фронтовым оператором Романом Карменом, все та же группа, что и на фотографиях, бежит по ступенькам к главному входу в Рейхстаг, прилаживает над ним красный стяг и, радостно салютуя, кричит «ура». На протяжении более полувека диктор, комментируя это действо, торжественно сообщал, что Знамя Победы над фашистским логовом водрузили сержанты Михаил Егоров и Мелитон Кантария. Но в группе-то их нет! И это очевидно, поскольку уж кого-кого, а этих двух современники ни с кем перепутать не могли. Ведь не одно десятилетие их боевой путь и подвиг прославляли в газетных статьях и книгах. Они прочно прописались в энциклопедиях, укоренились на киноэкране и в мемуарной литературе. Да и кто из военного и послевоенного поколения не знал растиражированный в миллионах экземпляров, ставший хрестоматийным фотоснимок с подписью: «Разведчики 756-го полка 150-й стрелковой дивизии М. А. Егоров и М. В. Кантария со Знаменем Победы. Берлин. Май 1945». Более точно определить дату съемки позволяет белеющая за их спинами надпись на победном стяге. Ее нанесли в двадцатых числах мая, готовя к отправке в Москву, на парад Победы. А за три недели до того знамя развевалось над Рейхстагом лишь со звездой и серпом и молотом на полотнище. Именно в таком виде доставили его туда два бравых сержанта, ворвавшись, как нам сообщалось, в здание германского парламента вместе с передовыми частями 3-й ударной армии. Почему же демонстрировавшаяся позже кинофотохроника зафиксировала совсем других солдат?

И – что совершенно очевидно – совсем другое знамя?

Забегая вперед, сразу же скажем: пытливые военные историки ответы на эти вопросы уже давно знают.

Сложнее с информированностью широкой общественности. Слишком долго ей морочили голову мифами, пряча правду о настоящем подвиге за правильной, но очень уж удобной для умолчаний общей фразой: «Великую Победу завоевал весь советский народ!»

Весь, да не каждый! У любого события есть время и место. А у поступка – имя. Забывать это – на войне ли, в миру – значит снова и снова обрекать многих лучших сынов Отечества на участь «неизвестных солдат». Но мы по этому показателю и без того впереди планеты всей…

Так что уйдем от патетики к конкретике. И отдадим должное факту.

А выводы читатель сделает сам…

Глава 1

Увертюра войны

Кто виноват и что же сделали…

Нарушив ранним утром 22 июня 1941 г . государственную границу СССР и оккупировав за первые четыре месяца войны почти всю европейскую часть страны, германская военная машина подкатила к самой Москве. К этому времени в Красной Армии от ее кадрового состава осталось лишь восемь процентов. Размер потерь до сих пор не укладывается в сознании: почти два миллиона убитых, сотни тысяч раненых. Только за лето – осень первого года войны еще около двух миллионов советских солдат и офицеров оказались в плену.

С тех пор вот уже какое десятилетие спорим: кто в этом «блицкриге» виноват? И как, несмотря ни на что, победили?

Одни, если убрать полутона, обвиняют во всем Сталина: слишком поверил в свою гениальность, очень уж с Гитлером заигрался. Другие – опять же отвлекаясь от деталей – истошно кричат: только с ним и могли победить.

А спорить-то, между прочим, не о чем. Сам Генералиссимус на оба вопроса и ответил.

Ответ на первый дал уже на седьмой день войны, когда 29 июня 1941 года после посещения Наркомата обороны в сердцах бросил: «Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, все это просрали…»[1]

На второй вопрос Вождь ответил через четыре года войны – 24 мая 1945 г ., когда на торжественном приеме, посвященном Победе, провозгласил тост «за здоровье русского народа», за его «ясный ум, стойкий характер и терпение» [2].

Горькое «мы… просрали» у Сталина вырвалось в весьма трагичный для всей страны час. Потому что, сумбурно отбиваясь, но так и не преодолев до конца шок от чудовищных первоначальных потерь, Красная Армия все никак не могла прийти в себя. Ее по-прежнему раздирали бестолковщина, неразбериха и паника. От наркома обороны С. Тимошенко и начальника Генштаба Г. Жукова к Сталину все время поступали какие-то явно запоздалые, путаные доклады. И это как раз тогда, когда для принятия решений была жизненно необходима пусть очень горькая, но точная информация.

Собственно, именно за ясностью Сталин и отправился в Наркомат. Но вместо этого вдруг обнаружил, что командование Красной Армии не только не имеет никаких более или менее внятных планов ведения боевых действий, но и в значительной степени утратило контроль над ситуацией.

Именно тогда на выходе из Наркомата у Сталина и вырвался краткий ответ на витавший в воздухе вечный российский вопрос: «Кто виноват?»

Ответ, правда, размывался в множественном местоимении «мы». И за ним в первую голову вроде бы скрывалось армейское командование, а именно – маршал С. Тимошенко и его заместитель Г. Жуков.

Но ведь и тот, и другой в момент, когда Вождя прорвало, не присутствовали. Тимошенко остался «завивать горе веревочкой» в своем наркомовском кабинете, а Жуков еще раньше, во время нахождения в этом самом кабинете высоких гостей и резких тирад вождя, со слезами на глазах пулей вылетел из него вон…

Нет! Не в безвоздушное пространство бросал свой горький упрек Сталин. За его спиной понуро переминались члены Политбюро: Берия, Маленков, Молотов, Микоян (как раз двое последних, не сговариваясь, описали потом этот эпизод в своих мемуарах). И именно на них, своих самых верных, принадлежащих к так называемому «ближнему кругу» представителей высшего политического руководства страны, возлагал Вождь ответственность за обрушившуюся на страну беду.

Сложнее вопрос: включал ли он в этот ряд безусловно виноватых самого себя?

Судя по ситуации и тону, похоже, что включал.

Но если так – то это был один из редчайших случаев, когда он себе такое позволил…

Странности политической любви

Если верить официальной (при жизни вождя) советской историографии, Сталин поражений не знал. И до Великой Отечественной войны, и в ходе ее, и уж тем более после Победы он неизменно считался вдохновителем и организатором всех наших побед, в том числе и ратных.

С кончиной Вождя все перевернулось. Тогда и политики, и историки наперебой заговорили о сталинских преступлениях и непростительных промахах. Пошли критические комментарии по поводу его «полководческого таланта». Оказывается, «Вождь всех народов», без которого еще вчера была «невозможна наша Победа в войне», был сугубо гражданским человеком, о войсковых операциях «судил по глобусу» и даже вряд ли мог уверенно, без посторонней подсказки разобрать затвор винтовки-трехлинейки.