Секретное оружие третьего рейха - Станислав Славин

Гейзенберг же говорил не только об опытах своего строптивого коллеги и не столько о них, сколько об устройстве атомной бомбы. Его слова, как всегда, были доступны и понятны самым неподготовленным слушателям. Вот он заботливо показывает слайд, на котором изображено то, что случится, если «изготовить большое количество урана-235». Нейтроны начнут беспрестанно размножаться. Если кусок урана-235 достаточно велик, то внутри него образуется столько нейтронов, что они не успеют покинуть поверхность металла. Большая часть вещества мгновенно расщепится. Все займет какую-то долю секунды, и за эту долю секунды высвободится неимоверное количество энергии. Произойдет взрыв.

Теперь понятно, заключал Гейзенберг, почему так важны успешные опыты с ультрацентрифугой, которые проводил в прошлом году профессор Хартек, и другие опыты, поставленные недавно. Все потому, что во время них удавалось обогатить уран-235.

Сторонники немецкой «атомной бомбы» могли лишь сожалеть, что видные военные и политики не слышали эту внятную и увлекательную лекцию.

Весной 1943 года стало ясно, что недавняя реорганизация пользу науке не принесла. Мало было проку от «президиума», куда вошли 21 министр, высшие офицеры и руководители партии, в том числе Гиммлер, но где не оказалось ни одного ученого.

Ученые старались теперь не компрометировать себя близкими сношениями с партией победившего национал-социализма и делали для окончательной и бесповоротной ее победы в войне меньше, чем делали для своей победы ученые любой другой враждебной нацистам державы. Да и как им было не отдаляться от этой власти? При ней были объявлены «еврейскими» и, значит, «декадентскими» и «тлетворными» все теории, лежавшие в основе современной физики. Блестящие немецкие теоретики не могли нормально работать, потому что любую их оригинальную мысль оппоненты готовы были заклеймить как «проникнутую еврейским духом». Могли ли немецкие физики надеяться на то, что им удастся овладеть энергией атома, ежели партия отвергла «нечестивую» частную теорию относительности «жида Эйнштейна»?

«По злобе своей да судимы будут». В этой научной брани верх взял гений Эйнштейна, и атомная бомба была создана в его новой стране – США.

Кстати, а как видные немецкие ученые относились к такой «партийной интерпретации» науки? Одни, как Вейцзеккер, – недаром он родился в семье дипломата, – пытались умиротворить непримиримый нацистский гнев, другие, как Макс фон Лауэ, отважно бросали вызов творцам «нового научного канона» и ворошили старое, возвращая к жизни вычеркнутые имена. В письме от 22 мая 1943 года профессор Менцель менторским тоном наставлял великого физика, получившего Нобелевскую премию еще тридцать лет назад: «Немецкие исследователи четко дистанцируются от теории Эйнштейна». (Лауэ, приглашенный для чтения лекций в Швецию, с почтением говорил об этой теории вместо того, чтобы соблюдать «дистанцию огромного размера».) Вейцзеккер, узнав об этой истории, советовал Лауэ замять «оплошность», ответив, что частная теория относительности «в основном была разработана в трудах арийцев Лоренца и Пуанкаре». Однако Лауэ не пошел на компромисс и направил в один из научных журналов «вызывающе неприличную» статью о теории относительности. «Вот мой ответ», – писал он Вейцзеккеру.

А тем временем в США завершилось сооружение трех установок для изготовления тяжелой воды. В одной из лабораторий штата Нью-Мексико группа ученых под руководством доктора Роберта Оппенгеймера уже обсуждала конструкцию будущей атомной бомбы.

Летом 1943 года в Германии распространились слухи о самых различных видах «чудо-оружия», над которым якобы работают ученые рейха. Эти слухи просачивались «из недр СД» и живописали пушки, способные стрелять на 600 километров, «ракетные снаряды», гигантские бомбардировщики. В одном из служебных отчетов говорится, что, дабы поднять боевой дух, следует запустить в народ рассказы о бомбе нового типа, которая будет так велика, что «самый громадный самолет сможет поднять на свой борт лишь одну такую бомбу. Двенадцати же этих бомб, сконструированных по принципу расщепления атома, достаточно, чтобы уничтожить город, в котором проживает миллион человек».

Британская разведка работала оперативно, и в том же месяце в Лондон было сообщено, что немцы создали новую ракету. Дальность ее полета – 800 километров (теоретически) и 500 километров (на практике). Ракета весит 40 тонн. Длина – 20 метров. Треть ее длины может занять взрывчатка, созданная по принципу «расщепления атома». Ее уже можно увидеть на полигоне в Пенемюнде.

Как видим, разведка союзников даже преувеличила опасность, иходящую из третьего рейха. Сами же немцы весьма туманно и расплывчато воображали себе деятельность физиков-ядерщиков, живших по ту сторону фронта. Их разведка не располагала живыми, конкретными подробностями. Виднейшие участники немецкого атомного проекта, говоря о деятельности своих противников и конкурентов, могли прибегнуть лишь к самым общим фразам, только окрашенным в разные тона в зависимости от своего отношения к этому проекту. Так, на том же совещании в Берлине Гейзенберг говорил о том, что «в других странах, в частности в Соединенных Штатах», в решение этой проблемы вложены «огромные средства».

Профессор Менцель, пересылая Герингу первый полугодовой отчет Абрахама Эзау, снабдил его следующей успокоительной маргиналией: хотя эти работы могут и не привести к созданию в ближайшее время новых видов взрывчатых веществ или силовых машин нового типа, мы, с другой стороны, зато можем быть уверены, что и враждебные державы не могут удивить нас в этой области каким-либо сюрпризом.

В июне 1943 года немцы вновь стали получать тяжелую воду из Норвегии (всего в этом месяце было доставлено 199 кг). Однако в июле был получен лишь 141 килограмм тяжелой воды, поскольку дирекция фабрики, наперекор всем немецким планам, решила ограничить ее выпуск. Произошло следующее. Выпуск тяжелой воды не был самоцелью для фирмы «Norsk-Hydro». Здесь прежде всего получали путем электролиза водород, он нужен был для изготовления искусственного аммиака. Аммиак же поставляли на фабрику «Heroya», выпускавшую удобрения. 24 июля американцы разбомбили эту фабрику, и потому норвежцы сократили производство аммиака, а значит, и водорода, и тяжелой воды.

Немецкие власти были возмущены самоуправством меркантильных норвежцев и потребовали, чтобы тяжелую воду выпускали несмотря ни на что, а лишний, не нужный никому водород попросту стравливали в воздух. Однако генеральный директор фирмы «Norsk-Hydro» Бьерне Эриксен с отчаянным упорством отказывался подчиниться приказу и «выбрасывать на ветер» дорогостоящий газ. Более того, он рекомендовал совету директоров фирмы полностью прекратить выпуск тяжелой воды, поскольку ее производство делает фабрику желанной целью для вражеской авиации.

Позднее, несмотря на самые жесткие требования оккупационных властей, Эриксен, угрожая своей отставкой, принудил совет директоров принять это страшное для немецкой ядерной физики решение.

Конечно, «мастера нового порядка» не дали произойти катастрофе. Эриксен был арестован и отправлен в концлагерь, где и пробыл до конца войны. Решение было отменено. Но на спокойное будущее физикам-ядерщикам рассчитывать было нельзя: производство тяжелой воды было поистине «слабым звеном» в немецком атомном проекте. Все угрожало ему: и строптивость директоров, и дерзость саботажников, и педантичность союзной авиации.

Летом 1943 года массированные налеты союзной авиации стали мешать и работам над атомным проектом внутри Германии. То и дело бомбы сыпались на лаборатории, в которых немецкие физики готовились к важнейшим опытам. Впрочем, трудностей и так становилось все больше. Так, тем же летом из-за одной лишь нехватки уплотнений дважды неудачей оканчивались опыты в лаборатории профессора Хартека: оба раза барабан центрифуги взрывался. Наконец, в июле 1943 года из-за непрестанных бомбардировок лабораторию пришлось перевести во Фрайбург. Так было потеряно несколько месяцев.

Так же неудачно шли и испытания изотопного шлюза, придуманного доктором Багге. Летом 1943 года начались испытания его опытного образца. Вместо урана разделяли изотопы серебра. Легкий изотоп серебра удалось обогатить на 3—5 процентов. Но опыты не смогли довести до конца.

В августе начались воздушные налеты на Берлин. Весь сентябрь Багге занимался эвакуацией значительной части Института физики: около трети лабораторий переехали из Далема в город Хехинген на юге Германии. Теперь ученым приходилось постоянно курсировать между Берлином и Южной Германией.

Профессор Гейзенберг остался в полупустом берлинском институте: он не мог обойтись без здешней высоковольтной установки. Кроме того, в бункере, находившемся неподалеку от институтского здания, Гейзенберг вместе с профессором Боте продолжал готовиться к своему грандиозному опыту с урановым реактором. Берлин бомбили постоянно, город сотрясался от взрывов, но это не смущало ученых.