Строго между нами - Кэти Келли

Финн не любил ложиться спать не выпив. Ему так хотелось перенестись туда, где бы он ничего не чувствовал… совсем ничего. Он хотел, чтобы сон был не сном, а настоящим оцепенением. И только когда его сознание застилало приятное пьяное марево, он мог наконец переносить то, что обычно чувствовал, не прячась от самого себя за разные маски. А чувствовал он воющее волком в ночи одиночество. Но об этом вряд ли кто догадывался — уж очень хорошо он научился это скрывать. Тот Финн, который сидел у него внутри, был некрасив и вообще ни на что не годился. Если бы Тара сумела заглянуть ему в душу и увидела его настоящего, то едва ли смогла полюбить его.

Утром следующего дня Финну пришлось остаться в кровати. Попытавшись встать, он понял, что сегодня его тошнит больше, чем когда-либо, и счел за благо лечь снова, желая, чтобы туман, который витал в его сознании, поскорее рассеялся. В некоторые из дней ему приходилось подолгу лежать в кровати, бесцельно глядя в потолок. Финн знал, что одно неправильное движение — и его кишки начнет выворачивать еще сильнее. Тогда ему придется бежать через всю квартиру в туалет.

Где-то вдали шумела вода — Тара принимала душ. Это был ее обычный утренний ритуал, и Финн уже мог заранее сказать, куда она направится в следующее мгновение. Он знал, что у него будет еще минут десять, не более, а потом дверь ванной откроется, и Тара, уже в халате, появится с феном в руках и начнет приводить в порядок волосы. В эти десять минут Финн мог, не замеченный ею, добежать до второй ванной комнаты и разразиться рвотой, если, конечно, не сможет сдержаться. Также в это время он мог принять свой первый за день коктейль — апельсиновый сок, в котором были растворены две шипучие болеутоляющие таблетки. Только так он мог справиться с убийственным похмельем.

Финн знал людей, которые могли пить, а наутро у них похмелья почти не было. Но сам он был не из их числа.

Осторожно поднявшись с кровати, он все еще не решался встать, проверяя свое состояние. «Бывало и хуже, — подумал он. — Сегодня не вырвет».

Мысленно поздравив себя с этим, Финн подумал, что, должно быть, прошлой ночью просто сдерживал себя в плане спиртного.

Доковыляв до кухни, он бросил болеутоляющие таблетки в стакан с соком и налил себе кофе. К этим нехитрым процедурам обычно сводился его завтрак. Когда Финн вернулся в спальню, Тара уже сушила перед зеркалом волосы. «Слава Богу, разговаривать не придется», — чуть скривившись, подумал он.

Забравшись под душ. Финн принялся смывать с себя запах вчерашней попойки. Один из его коллег днем раньше убеждал других, что люди способны чувствовать запах вчерашней пьянки. Финн, хотя ему и не поверил, решил не рисковать. Он был уверен, что дорогой лосьон для тела сможет подарить ему свежесть на долгое время.

Тара пила кофе с тостами и делала какие-то пометки в блокноте, когда Финн появился перед ней гладко выбритым, цветасто надушенным и уже в наглаженном сером костюме. Чувство, что не все, далеко не все, правильно, не оставляло Тару, но она не смогла не улыбнуться, радуясь тому, как нарядно выглядит муж. Она была влюблена в его волевое лицо с веселой ребяческой улыбкой, обожала пропускать меж пальцев его светлые волосы. Чуть отрастая, они начинали некрасиво свисать на его лоб, и он их снова стриг покороче. Таре нравилось, что даже на фоне легкого загара его глаза казались пронзительно-синими. Кстати, легкий загар у него остался еще с горнолыжного курорта и очень ему шел.

Таре хотелось обсудить с мужем вопросы, которые так и не удалось задать накануне, но сейчас она подумала, что пока не лучшее время для разговора.

— Привет, лежебока, — сказала она вместо тысячи приготовленных для него слов. — Я собираюсь купить тебе самый громкий будильник, который только смогу найти. По утрам ты безнадежен.

— Мне повезло, что ты труженица, — дразнясь, ответил Финн.

В такие минуты он чувствовал, что у него с плеч будто гора свалилась. Почти каждое утро он задавался вопросом, что он делал, вернувшись домой пьяным. Финн не хотел, чтобы Тара знала его беду, он не хотел причинять любимой боль. Тара не смогла бы понять, почему ему так нравится время от времени напиваться. Его случайные пьянки ровным счетом ничего не значили, хотя иногда он видел искреннюю озабоченность в глазах Тары. А он так не хотел, чтобы она волновалась по поводу его пьянства. Сегодня же все было в порядке. «Ух!» — мысленно сказал себе Финн. Сегодня вечером они пойдут на вечеринку, и для себя Финн решил, что напиваться не будет. «Это произведет на нее впечатление», — подумал он.

Тара с хлопком закрыла дверцу посудомоечной машины и наклонилась к Финну, чтобы поцеловать его на прощание.

— Берегись странных женщин, — сказала она свою традиционную фразу.

— Я женат на самой странной женщине в мире, — со счастливой улыбкой ответил Финн.

Он смог расслабиться, только когда Тара ушла. Он допил кофе и налил еще. «Еще чашечка — и я смогу встретить все заботы дня», — подумал он.

Глава 16

Стелле почему-то вспомнилась старая сказка про Золушку. «Теперь и мне пришла пора стать мачехой», — подумала она, включив компьютер. На часах было без десяти восемь. Офис встретил ее милостивой тишиной, за что она и любила это время. В утренние часы она могла спокойно работать, не отвлекаясь на телефонные звонки.

Старая история о Золушке, вернее — образ ее мачехи, не шел у Стеллы из головы, и почему-то в роли мачехи, пусть даже не злой, она представляла именно себя. Уже самим фактом замужества она становилась мачехой. Воображение рисовало мрачные картины: «Ваша честь, ответчик преднамеренно по-разному строит отношения с двумя дочерьми своего нового мужа и со своей дочерью от первого брака. Муж, ослепленный страстью, ничего не может предпринять».

Стелла представила себе Ника, ослепленного страстью к ней. Но был ли он так уж ослеплен? То, что он сходил с ума, когда думал о ней, для Стеллы не было секретом, но он был вовсе не слеп в своей страсти.

Вся эта старая сказка была от начала до конца сплошным мифом даже с психологической точки зрения. Стелла теперь вспоминала двух реальных мачех, которых к тому же знала лично. И та и другая приняли троих совсем маленьких детей, и основной заботой в семье стало строительство. Одна знакомая принялась достраивать свой маленький дачный домик, чтобы каждый второй уик-энд принимать большее количество гостей. Другая вышла замуж за давно разведенного мужчину — отца уже взрослых детей, которых он воспитывал один уже много лет, с тех пор как распался первый брак. У той женщины также были собственные взрослые дети. Если посмотреть на них издалека, все, казалось, было идеально. Но Стелла знала, что так не бывает. Она просто к их жизни не присматривалась, никогда не спрашивала, какие у них друг с другом проблемы. Возможно, под тихой водой кипел котел ненависти между детьми, ставшими поневоле братьями. И это уже не говоря о ненависти к принявшим чужих детей родителям. Теперь Стелле Миллер предстояло самой заглянуть в этот котел, побывать в роли мачехи.

Вид стола, заваленного юридическими документами, и первая за день чашечка кофе латте вернули Стеллу к работе. Она пожала плечами и подумала: ну что за глупая фантазия ее одолела? Она совсем не похожа на мачеху из сказки: во-первых, у нее нет осиной талии, как у всех злых женских персонажей сказок, и, во-вторых, ее волосы не были угольно-черными и не стояли дыбом, как парики прошлого века.

«Шутки шутками, но у меня все же могут быть проблемы», — решила Стелла. Они с Ником встречались уже три месяца, но знакомство с его дочерьми до сих пор не состоялось. Если обратиться за советом к книге «Искусство быть приемной матерью», то непременно узнаешь, что это чуть ли не роковая ошибка. Хотя нет, не только это одна из ошибок. Все, что делали они с Ником, казалось Стелле одной сплошной ошибкой. Еще бы, вот так вслепую влюбиться и не подумать о последствиях…

Ник уверял Стеллу, что она понравится Дженне и Саре. «Они же не маленькие, — уверенно говорил он. — Уже знают, что к чему».

Для Стеллы такое показалось бы более разумным по отношению к себе или Нику, но никак не к девятнадцатилетней девушке, которая учится в колледже на первом курсе, и тем более не к четырнадцатилетней.

Подруги Стеллы не могли поверить, что возможно влюбиться за столь короткий срок. Да, отношения Стеллы и Ника мало напоминали постепенное погружение в океан чувств. Скорее это было резкое погружение. Но как объяснить такое тому, кто не пережил этого, особенно девочкам-подросткам?

Стелла мало что понимала в психологии подростков. Ее Эмилии было пока только семь, а собственный опыт уже успел забыться. С тех пор как ей исполнилось шестнадцать, прошла, кажется, целая вечность. И конечно же, сейчас подростки совсем другие… более искушенные.

Но в этом книга советов «Искусство быть приемной матерью» не приободрила Стеллу. Первое правило для приемной матери советовало деликатно познакомить ребенка со своей новой пассией, а потом уже принимать все остальные «переломные» решения. Этот совет автор книги называл жизненно важным. Нет, даже скорее ЖИЗНЕННО ВАЖНЫМ. Именно так, заглавными буквами. О том же, что может случиться, если вы вдруг что-либо решите, не сказав об этом детям, в книге советов умалчивалось. Но за этим молчанием грозным призраком стояли страдания всех, кто попадал в этот водоворот событий. Стелла и Ник ничего серьезного не планировали. Пока не планировали. Однако ее не оставляли подозрения, что проблемы у них друг с другом еще только впереди. Если научиться читать между строк то, что Ник говорил своей жене Уэнди и о чем не преминул рассказать ей, Стелле, то получалось, что инициатором развода выступил он, а не Уэнди. Ведь Уэнди продолжала звонить ему по каждой, пусть даже небольшой, проблеме. Уэнди по-прежнему ждала, что он бросит все и приедет к ней на помощь. А вдруг она вообще внезапно передумает разводиться и начнет манипулировать своими правами на детей? Конечно, Ник не мог предвидеть всех тех юридических последствий, которые предвидела она.