Великий герцог Мекленбурга - Иван Оченков

Клим, Кароль и Казимир дружно вскочили и подняли вслед за мной свои кубки. Мы осушили их, чтобы тут же наполнить. Мои ближники были явно растроганы моими словами, и каждый хотел высказать мне свою благодарность в ответ. Я улыбался им в ответ и пытался представить себе, каково это быть отцом. Когда благодарность улеглась, и мы смогли отдать должное усилиям повара, ко мне подвинулся Клим и, пользуясь тем, что Казимир и Кароль заняты едой, шепнул:

- Совсем запамятовал ваше королевское высочество, когда мы шли в Стокгольм был сильный встречный ветер, отнесший нас к берегам Померании.

- Эко вас закружило, - хмыкнул я, вцепившись зубами в куриную ножку. - Ты это к чему?

- Да, в Дарлов мы заходили.

- И что? - мгновенно бросил я жевать.

- Да ничего, ваше высочество, просто узнали мы, что тетя ваша княгиня Агнесса-Магдалена, с которой вы в тогда Данциге повстречались, от бремени разрешилась.

- Вот как? - напряженно спросил я, - и кто же родился?

- Мальчик, ваше высочество, Иоганном Альбрехтом Посмертным назвали.

- Ты видел его?

- Скажете тоже, кто же нам княжича то покажет. Придворная дама приходила, как ее, госпожа Катарина фон...

- Нойбек?

- Ага, она самая. Просила обрадовать, дескать, брат двоюродный у вас появился.

Я пристально посмотрел Рюмину в глаза пытаясь определить, знает ли он кто на самом деле отец моего полного тезки, но глаза Клима были настолько наивными, что я сразу понял, даже если и не знает, то догадывается.

- А знаешь Клим, - сказал я Рюмину, немного подумав, - чего это мы сами празднуем? Надо русских бояр на пир позвать, все же это не только королю племянник, но и их будущему царю, если они Карла-Филипа выберут. И чтобы стол не хуже этого был!

- Ваше высочество, тяжко это будет...

- Особенно тебе друг мой, потому как кроме тебя это поручить и вовсе некому.

- Почему это?

- Ну как тебе сказать, докладываешь не вовремя, языком, бывает, много болтаешь. Слово-то оно серебро, а молчание - золото! Внял ли? Да и некому больше, сам посуди, Кароль прост больно для таких дел, а Казимира попы в оборот взяли.

Через два дня в моем лагере состоялся торжественный пир в честь рождения сына и наследника, на который были приглашены все мало-мальски значимые лица из лагеря ополченцев. На площадке перед моим шатром стояли наскоро-сколоченные столы и лавки для приглашенных. Посредине располагался отдельный стол для меня и самых важных персон, нему примыкали, образуя букву "П" еще два для прочих бояр. Обладающих этим высоким званием как, оказалось, было почти полтора десятка. Вокруг стояли столы для менее родовитых дворян и прочих персон вроде казачьих атаманов. Угостить такую ораву в разоренной Москве было задачей нетривиальной, но мы справились. Кое-чем помог Минин, но главным организатором был Клим, откуда-то пригнавший целую отару овец, которые и пошли на угощение. Пришлось вспомнить все известные мне способы приготовления мяса и мобилизовать всех кашеваров моего регимента. Так или иначе, праздник удался. Бояре оценили выправку и единообразное обмундирование и вооружение моих солдат, а также то, что рассадили их согласно местническому обычаю. К слову сказать, князь Пожарский, бывший довольно худородным на фоне Куракиных, Шереметьевых, Долгоруких и Бутурлиных сидел в самом конце стола для ВИП персон. Недавно вернувшемуся Вельяминову и вовсе светило сидеть вместе с прочими дворянами практически рядом с казаками, но он ловко вывернулся став распорядителем за столом, командуя разносящими слугами и подливая вино за главным столом. К моему удивлению это было куда почетнее, нежели сидеть где-нибудь в конце стола. Как мне потом пояснил Клим, Аникита, таким образом, сам себя произвел в кравчие, а эта должность куда выше стольника. Вопрос, а у кого будет кравчим Вельяминов, повис в воздухе.

Когда гости, наконец, расселись я вышел к ним в сиянии своего парадного костюма привезенного сообразительным Рюминым. Возможно, приглашенным боярам не слишком понравились пышные брабантские кружева и ленты, но блеск драгоценных камней на камзоле золотые орденские цепи на груди и герцогская корона ясно показывала всем присутствующим, что перед ним князь Священной Римской Империи, и они дружно встали. Важно наклонив голову в сторону приглашенных, я через стоящего подле Клима пригласил всех садиться и отобедать чем бог послал.

- Князь просит гостей не побрезговать его скудным угощением! - провозгласил Рюмин.

Гости не заставили себя ждать и, провозгласив здравицу новорожденному принцу, дружно выпили из поданных им чар и принялись за запеченную баранину. Где Клим взял столько посуды даже не представляю, но едва гости смолотили первую перемену, последовала вторая, та же баранина, но уже вареная. После мясных перемен гостям подали уху. Ухой в это время назывался почти любой суп, но в нашем случае она действительно была рыбной. Рыбкой как потом выяснилось, с Климом поделились монахи. Все это сопровождалось здравицами в честь всех присутствующих, но в пьянку не переросло, не смотря на обязательную чарку при каждой перемене.

- Уважил ты нас князь, - прогудел мне сидящий рядом Трубецкой, - и обычай соблюл и себя показал. Я по первости, уж прости, думал, что ты что-то вроде юродивого. И то посмотреть, ну какой с тебя был князь? То из пушек палишь, то рубишься в первых рядах, то еще чего учудишь. А у тебя и войско справное и корона не хуже чем у любого короля!

- Что до обычая, то в чужой монастырь со своим уставом не ходят, Дмитрий Тимофеевич. А так, твоя правда, я больше к войне привычен чем к каким другим делам. Оттого король Густав Адольф и послал меня на войну, а не назначил, к примеру, в риксроде, это дума у них так боярская называется, сидеть. Ну, а уж коли здесь оказался, так попросил меня помочь, чтобы брата его вы себе царем выбрали.

- А какая нам корысть с того что мы шведского королевича своим царем сделаем?

- А ты князь, Дмитрий Тимофеевич, про какую корысть спрашиваешь, ту которая для всего царства или для тебя лично?

- Хитер ты герцог заморский хоть и любишь простецом прикинуться, - усмехнулся, глава первого ополчения, - а я тебе так скажу, мы князья да бояре - соль земли! Мы хребет государству и если нам хорошо, то и всему царству хорошо будет.

- Я тогда тебе так отвечу, князь, кого-бы вы не выбрали, он ваших привилегий не тронет и вотчин ваших отнимать не станет, неважно древних или тех, что вам в смуту пожаловали. И королевичу Карлу Филипу за малолетством его понадобятся верные слуги и опытные помощники, а из Швеции он их много не привезет, поскольку они здешних дел не ведают, да и силы здесь не имеют. Так что кто-кто, а вы точно не пострадаете. Но польза будет не только вам, сам ведаешь, не малая часть земли русской захвачена шведами, но если вы брата шведского короля выберете своим царем, то он со своим братом воевать не станет и отдаст все что занял миром.

- Так король Жигимонт, пожирнее кусок занял, чем Корелла с Новгородом... - заметил было Трубецкой, но я перебил его.

- Король Сигизмунд такая жадная сволочь, что не вернет вам ни Смоленска, ни каких других земель, а чего доброго еще что-нибудь захватит. Дескать, сын его все равно станет королем Речи Посполитой и все будет под одной рукой.

- Это верно, что Жигимонту в руки попало, то обратно непросто воротить будет, а что если королевича Карла мы выберем, брат его пособит войском?

- Пособит, отчего же не пособить, ему Сигизмунд тоже враг не из последних, потому как на престол его зарится.

- Ну, дай бог!

- А чего, дай бог? - пьяно спросил сидящий с другого края Долгорукий.

- Князь говорит, дай бог чтобы поляки скорее сдались, да можно было бы делом заняться. Земский собор созвать, да царя выбрать. - Тут же ответил ему я.

- А как Жигимонт пожалует? - не отстал Долгорукий, - сказывают король великую силу собирает под смоленском, да хочет сюда идти!

- Да пусть идет, - пожал плечами я, - без пороху он много не навоюет, а одними саблями нас теперь не одолеть. Хотя поторопиться не помешало бы.

- А ты почем знаешь, что у Жигимонта пороха нет, ты что колдун?

Услышав последнюю фразу все за ближними столами притихли, я не поворачивая головы, махнул Аниките, и он стал подливать Долгорукому в чашу. Тот, услышав журчание обрадовано обернулся и подхватив чашу попытался прокричать здравицу, но у него плохо получилось.

- Устал князь-боярин, от дум тяжких, да забот ратных! - сказал я негромко, но вполне отчетливо. - Еще чего доброго перепутает, да "горько" крикнет, а я с князем Дмитрием Тимофеевичем целоваться не хочу!

Первыми засмеялись сидевшие рядом, затем к ним присоединились остальные и скоро хохот гремел по всей площадке занятой пирующими. Я, улыбнувшись, встал и, кивнув собравшимся, вышел из-за стола. Во время пира я лишь пригубливал из своего кубка, да отщипывал понемногу от каждого блюда и потому был бодр и почти не хмелен. Твердым шагом я прошел к себе в шатер и, пройдя его насквозь, вышел к палатке, где жила Настя с Ксенией и служанки. Девушки сидели у огня и что-то рукодельничали беседуя. Так уж получилось что возможности поговорить с царевной после того как я с Климом привез ее в лагерь не было. Днем я всегда был на виду, а ночью и вовсе было не до того. Когда я вошел, они замолчали на полуслове и попытались встать, но я, помахав рукой чтобы не беспокоились, присел рядом. Они обе были одеты в немецкие платья, Настя в серое, а Ксения в голубое. Короткие ее волосы были убраны в чепец, вырез открывал полностью шею и немного плечи и грудь, отчего царевна явно смущалась. Внимательно приглядевшись, я понял, что Настя пожертвовала Ксении свою праздничную одежду оставшись в повседневной.