Что-то… (сборник) - Павел Чибряков

Той же раздевалкой пользовались и тренеры-женщины, так что представление о женском теле он имел, практически, полное. И всё-таки на него произвело огромное впечатление, когда он, почти непреднамеренно, увидел обнажённой свою «маленькую тётю».

У них прямо в доме была сауна с электрическим оборудованием – небольшая кабинка с двумя полоками, отделённая стеклянными дверцами от не многим большего «предбанника», где можно было раздеться. Ну и одеться, конечно. Однажды, когда родители снова заночевали в городе, он, уже задремав, проснулся, захотев в туалет. И поскольку туалет находился рядом с сауной, он понял, что «маленькая тётя» находится в сауне. А ведь обычно после сауны надо было пройти через маленький коридор в соседнюю ванную комнату, чтобы принять душ. Единственно, что он сделал тогда преднамеренно – это не включил свет, войдя в туалет. Он не мог устоять перед соблазном увидеть… что получится.

А она действительно прошла из сауны в ванную обнажённая. Не голая, а именно обнажённая – так он это воспринял, хоть и не осознавал этого. И хотя он видел её считанные мгновенья, она запечатлелась в его памяти навсегда и ВСЯ. И колыхание её… титей (всё-таки! ) при ходьбе, и неожиданное отсутствие волосяного треугольника внизу живота, и изгиб спины над выпуклыми ягодицами, разделёнными полоской, которая, казалось, тянется и между ног до самых колен. И она вся, «целиком», была… ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ!

В силу возраста, вместо возбуждения он испытал восторг. Увиденное так сильно его впечатлило, что в ту ночь он с трудом уснул только к утру. С тех пор он свою «маленькую тётю» просто обожал. Это не значит, что он в неё влюбился как… да никак! Она просто имела для него какое-то необъяснимое, но очень важное значение.

И так же его сестричка, которая становилась всё больше и больше похожей на свою маму. Возиться с ней он мог бесконечно; по крайней мере, пока она не уставала, и он тогда мог заняться чем-нибудь своим. И когда её вторым словом, после «мама», стал некоторый эквивалент его имени – он был счастлив до внутреннего визга.

И ещё – их присутствие сделало этот дом… нормальным. Теперь, в отличии от прошлого, он шёл домой с радостью, а не со страхом, что снова… углы…. В доме стало пахнуть живым, тёплым, нежным. И больше не бывало…

Представить, что этого всего больше не будет?! Невыносимо! Поэтому, узнав о намерениях «маленькой тёти», он испытал приступ паники. Почувствовав, что может разрыдаться, он выкрикнул категоричное «Нет!», и выбежал из комнаты, шепча:

«Это меня убьёт. Это меня убьёт».

По коридору, к нему навстречу, вышагивала малышка в поисках тех, кто вдруг оставил её одну. Подбежав к ней, он схватил её на руки и крепко обнял. Почувствовав, как она обхватила его за шею своими ручонками, он тихо всхлипнул. Так они простояли некоторое время, пока малышка не стала отталкиваться от него, требуя отпустить её. Тогда он поставил её на пол, заботливо одёрнул на ней чепурное платьице, и она побежала на звук голосов их матерей. Он же посмотрел в ближайший угол и зло прошептал:

«Нет! Нет!».

В тот вечер ему хотелось уговаривать, убеждать, умолять «маленькую тётю» не уезжать от них. Он подобрал массу доводов. Но вместо этого он просто подсел к ней на диван и тихо попросил её не уезжать. Когда же она начала успокаивающе говорить:

«Но мы же будем…», – он просто накрыл её губы своими пальцами и отрицательно покачал головой. До этого она ни разу не видела, чтобы он плакал.

А через несколько дней позвонила бабушка и сказала «маленькой тёте» что-то такое, отчего она некоторое время была сама не своя. Он переждал пару дней, а потом всё-таки решился осторожно спросить, что случилось. Некоторое время она раздумывала, наверное, отвечать ему или нет, а потом кивнула на дочку и тихо сказала:

«У неё больше нет отца. – И тут же, со слабой улыбкой, добавила: – Впрочем, никогда и не было».

Несмотря на эти слова, и на то, что отец малышки никогда даже не упоминался, ему подумалось, что для неё, наверняка, что-то значит смерть человека, с которым она…. И, очевидно, не долго думая, он выпалил:

«Зато есть я. И я хочу помогать растить мою сестрёнку. Я вас обоих очень люблю».

Ей только и оставалось, что крепко обнять племянника, который почти догнал её по росту, прижав его к себе. Как же приятно было к ней прижиматься! И как хорошо от неё пахло!

Но окончательно он успокоился только тогда, когда «маленькая тётя» попросила его родителей подыскать ей какое-нибудь место работы, и сказала, что справлялась в яслях о месте для малышки. А это означало… жизнь. Обычную жизнь семьи и… дома. Правда, однажды, у него мелькнула мысль, что таким развитием их жизнь обязана смерти того человека, с которым «маленькая тётя»… была когда-то. Но потом он решил, что тот человек был не очень-то хорошим, раз она, беременная, от него не просто ушла, а даже уехала в другой город. А вот ему повезло. И только он знает, как.

Постепенно, когда окончательно ушло подспудное знание, что они здесь только временно гостят, их жизнь наполнилась ощущением истинно семейной жизни. И это включало в себя всё. Например, он иногда, надо признать – по делу, получал нагоняи от «маленькой тёти», после чего дулся на неё какое-то время. Но потом он всегда старался с ней помириться, потому что так было… уютней. В конце концов, лучше иногда получать подзатыльники, зная, что в другой раз тебя могут погладить по голове, чем быть вообще «нетронутым».

Он не знал, что однажды его мама сказала своей сестре, что, кажется, той лучше удаётся управляться со своим племянником, чем ей самой. В её словах не было ревности; она немного смятенно призналась, что, при всём желании и старании, у неё никак не получается быть полноценной матерью. Она это точно знала, ощущала. У них с мужем было что-то не так. Нет, они были хорошими, преуспевающими, нормальными людьми, но в них чего-то не хватало. По современным стандартам они были почти идеальны, но, кажется, всё это было несколько… неестественно, что ли. А вот она, милый «гномик», привнесла в их семью что-то необъяснимое, но очень нужное.

Однажды в теннисной школе случилось что-то невразумительное. Они отрабатывали подачу, пытаясь, время от времени, пробивать эйсы, когда внезапно со стороны раздевалок раздался звонкий девичий вскрик. Все, конечно, рванулись туда, и увидели, что в коридоре перед раздевалками на полу лежала, свернувшись калачиком и скрестив руки на груди, та самая «Оно». А у стены сидел с ошалевшим видом донельзя прыщавый парень и монотонно бубнил: