Что-то… (сборник) - Павел Чибряков

Но это всё было исключительно на подсознательном уровне. Желание любить и быть любимой таилось где-то в глубине, не имея возможности даже туманно оформиться и проявиться. Всё это придавливалось толстым слоем сознания, затрамбованного страхами, индивидуальными, искалеченными представлениями об отношениях между людьми, и твёрдой убеждённостью в ненужности того, что для других является естественно-необходимым.

Но невозможно прожить две жизни в двух разных мирах. И дело здесь не в безумии, а как раз наоборот – в его отсутствии. Это в безумии иллюзия и реальность равноценны и дополняют друг друга до той степени комфортности, которая может устроить единоличного «потребителя» всего этого замеса. Но она не была сумасшедшей в буквальном смысле этого понятия. А с точки зрения окружающих её взрослых людей, она вообще была чуть ли не идеальной девочкой-подростком. По крайней мере, очень правильной. А что до естественности – успеет ещё…. Что «успеет»? Никакой конкретики.

И именно в том, своём мирке она черпала силы, которые помогали ей существовать в мире реальном и таком…. И она сама не подозревала, насколько велики были эти силы. Так что когда тот козёл схватил её за грудь, плотно прижавшись к её заднице, она даже сама не поняла, что произошло. Мгновенная паника переросла во что-то переполняющее, то, чем можно захлебнуться, или, при усилии, «затопить» другого. Она так и не поняла, что же произошло – она просто ощутила какое-то высвобождение за миг до того, как потеряла сознание. После того случая с ней больше не происходило ничего подобного, а она чувствовала себя теперь более… если не уверенной в себе, то по крайней мере спокойной в себе.

А потом и человеческая нуждаемость в любви проявилась-таки в её личности, хотя и в несколько искажённой форме. Однажды она натолкнулась на понятие «платоническая любовь», и оно показалось ей… приемлемым. В конце концов, если без секса, без всего «этого и того», то вполне можно вступать в некоторые отношения с… кем-нибудь. Понятно, конечно, что согласных исключительно на такого рода отношения найдётся немного (всем им козлам только «давай»! ), но всё-таки…

Как любое убеждение, мысль о платонической любви требовала хоть какого-нибудь «озвучания». И когда представилась удобная возможность заговорить на эту тему, не вызывая каких-либо подозрений в свой адрес, она, в оживлённом разговоре, спросила своего троюродного брата, который только-только закончил истфак университета:

«А как насчёт платонической любви?».

Он посмотрел на неё с нежной улыбкой и ответил:

«Чушь собачья».

«Но почему?! Ведь сам Платон…».

Её брат улыбнулся ещё шире, немного пододвинулся к ней (ровно настолько, насколько она, как он знал, могла вытерпеть и не отпрянуть в испуге), и принялся терпеливо объяснять:

«Видишь ли, во-первых – Платон был гомиком, на женщин ему было всё равно, так что он мог себе позволить рассуждать о женщинах отстранёно, без всяких инстинктивных желаний. А если посмотреть в философской энциклопедии, то там платоническая любовь определяется как „понятие, основанное на извращении платоновского понятия об эросе“. Прикинь! Получается вообще „извращение в квадрате“!».

«Значит, секс – обязателен?!», – спросила она с некоторым вызовом, который у шестнадцатилетних проявляется довольно мило, хотят они того или нет.

Он ответил, спокойно глядя ей в лицо:

«Нет, не обязателен. Но желателен. А главное – естественен. А отвергать естественное… – Он понизил голос. – Но если тебе ещё не хочется, если ты ещё не готова – ты имеешь на это полное право. Это – твоё, и все остальные могут катиться к чертям собачьим. Вот только не надо пытаться подвести под это какую-либо основу для оправдания. Ты не обязана оправдываться. Как хочешь, так и есть. Но не надо это „цементировать“ какой-нибудь идеей, превращать в твёрдое убеждение. Иначе потом, когда что-нибудь изменится, можно будет проблем огрести немерено. Оно тебе надо?».

В разговоре он немного забылся и погладил ладонью её по плечу. И тут же, опомнившись, сам испугался того, какую реакцию могла вызвать у его бедной сестрёнки его… господи, ну всего лишь братская ласка! Это ведь так… нормально, естественно. Но она, к счастью, без особого (совсем чуть-чуть) напряжения перетерпела ощущение его руки на своём плече, тем более что оно было скрыто под тканью кофты. Может быть потому, что ей понравилось, как он с ней говорил – честно, откровенно, без оглядки… на что там обычно оглядываются старшие по возрасту? – хотя она и осталась при своём мнении насчёт платонической любви. Ведь может быть… с кем-нибудь… без… всё-таки… друг другу… и… возможно… сможет… когда-нибудь… нет!… нет?… а… не знаю! Но…

***

Её воспитывала, по большей части, бабушка по отцу. И с самого раннего детства она внушала ей, чтобы она не позволяла никому, особенно гадким мальчишкам, увидеть и, тем более, трогать свои «неприличные места». Постоянно говорила ей, что надо «блюсти себя», и приводила ей, шестилетней, в пример свою племянницу, которая «наточила пузо» в пятнадцать лет, сделала аборт, и стала бесплодной, больной потаскушкой. Все эти, и многие другие, слова вызывали в детском мозгу неприятные, не очень понятные, но пугающие образы.

В правоте бабушкиных слов она убедилась довольно скоро – соседский пацан, со смехом, задрал ей подол платья и попытался стянуть с неё трусы. Скандал был жуткий. Бабушка устроила громкую разборку с родителями мальчишки прямо во дворе, обвинив их в том, что у них растёт будущий насильник, извращенец, и вообще негодяй. А ей она потом долго втолковывала, что представителям этой «кобелиной породы» только «это» и надо, что от них лучше держаться подальше, и что главное для девочек и девушек – чистота и невинность. Да и для женщин тоже, вот только они, слабые духом, поддаются мужикам и…. В силу возраста ей не приходило в голову спросить у бабушки, как расценивать то, что у неё шестеро детей, не считая умерших в младенчестве, от двух мужей.

Кроме этого, бабушка приучала её к религии – заставляла учить и регулярно читать молитвы, пересказывала ей своими словами, добавляя многое от себя, учение Христа, постоянно акцентируя внимание на таких понятиях как «праведность», «целомудрие», «святость пречистая». При этом она очень гневно реагировала на замечания сына и снохи, которые просили её не забивать голову девочки религиозной ерундой. Она начала делать это исподволь, превратив поучения внучки в некое таинство, что в глазах ребёнка придало ещё большую значимость всем этим внушениям.