Суть времени. Цикл передач. № 31-41 - Сергей Кургинян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А значит, он боится.
Кого он боится? — Нас.
Почему?
Потому что у людей за счёт организации, за счёт сплочения и мобилизации возникла возможность быть. Мы не можем ничего здесь предоставить людям, никаких благ, которые даёт респектабельная политика, никаких должностей и позиций. Даже никаких возможностей к самовыражению. Мы можем предоставить им счастье быть и побеждать. И только тогда, когда люди мобилизуются до конца и сплотятся в эту когорту, — они станут непобедимы. Ради этого стоит жить и работать посреди всего нынешнего ужаса. Так какова же метафизика зла? Я имею в виду не какую-то там высосанную из пальца эзотерику, а конкретную, движущуюся на нас метафизику зла.
Что стоит за спиною людей, осуществляющих то, что они осуществили в Ливии, в Югославии, в Ираке и везде? Что у них за спиной, кроме гангстеров, которые хотят обогатиться? Что в следующем эшелоне? Что они готовят?
И чем на это можно ответить? Вот об этом мы и поговорим в следующей передаче.
Выпуск 40
Несколько вводных замечаний, после которых я перейду к главному — к жёсткому разговору на фундаментальные идеологические темы, последнему разговору в цикле передач «Суть времени».
В 41-й передаче, следующей по счёту, я обозначу приоритеты деятельности на совершенно новом этапе. А потом начнутся просто новые телевизионные проекты.
Эта передача последняя, в которой мы можем поговорить конспективно, так, как мы говорили все эти месяцы, — а это именно конспективный разговор, — на главные, самые острые идеологические темы. Для меня это главный разговор, ради которого и затеяны все передачи: «Нет идеологии — нет ничего».
Нет идеологии ни у антиглобалистского движения, ни у всех этих «Захватим Уолл-Стрит». Бьются люди в конвульсиях, чувствуют, что дело швах… А там вместе выходят сторонники первобытного образа жизни и какие-нибудь постмодернисты, «Нью Эйдж», сторонники нового компьютерного мира…
Все вместе, все почти не слышат друг друга. Все ненавидят Уолл-Стрит. Что ж? Уолл-Стрит есть за что ненавидеть. Он вобрал в себя ненависть очень многих людей по всему миру — так же, как у нас в стране ненависть очень многих вобрал Чубайс.
И на каком-то уровне нашей существующей системы должны собраться все, для кого враг, которого я называю постмодернистским, либероидным, является абсолютным врагом.
Конечно же, даже эти люди всё-таки будут, собираясь, проводить какие-то различения в своих рядах. Вряд ли они позовут в свои ряды сторонников Гитлера, или людоедов…
Всегда, собирая людей против какого-то врага, ты вводишь какие-то ограничения, какие-то допуски, понимая, что в противном случае знаменитый тезис актрисы в гримёрке: «Девочки, против кого мы будем теперь дружить?», — не работает.
Но постмодернистский враг настолько опасен, злобен и цепок, что эта борьба носит неотменяемый характер. Мы должны построить многоуровневую систему, один из уровней которой объединяет всех, для кого это враг.
Это враг.
Вот он враг.
Он обокрал страну. Он продолжает её обкрадывать. Он лишил её будущего. Он её пожирает.
Это враг.
Всё равно мало сказать: «Чубайс», — скажите же всё-таки что-то большее.
Монструозный, криминальный капитал.
Капитализм первоначального накопления.
Что ж? Упаси Бог. Чубайс уедет за границу и все разойдутся что ли? Так же тоже нельзя…
Боролись все против Ельцина или Ельцина и Бурбулиса, цеплялись за личные качества этих… этого самого Ельцина: больной, пьяный…
Потом сменился политический актёр. Вся эта борьба оказалась борьбой впустую. Все растерялись.
И прошло ещё 11 лет. Одиннадцать лет!!! Примерно столько, сколько от Великой Октябрьской революции до начала коллективизации. Представляете?
Значит, конечно, надо собираться против общего врага. Конечно, враг страшен. Конечно, он продолжает своё гнусное дело. Но это может быть только один из уровней.
Против этого врага уже 20 лет собираются все патриоты и ничего не могут сделать, потому что кто в лес, кто по дрова, кто одного хочет, а кто — прямо противоположного.
Значит, должны быть и другие уровни, создаваемой нами системы, где есть уже гораздо большее количество требований: вот первое, второе и третье.
Вот на условиях выполнения этих требований мы можем создать что-то более плотное. Потом мы это плотное должны ещё уплотнять.
И, наконец, должна создаться группа, которая согласна во всём, по всем идеологическим параметрам согласна, по всем идеологическим вопросам согласна, по стратегии и тактике действий согласна.
И начинать, будучи очень плотным сгустком, действовать.
Это не значит, что другие не действуют, все действуют. Организация «Суть времени» начала действовать с первого же дня её создания. Лично я убеждён, что проведённые социологические исследования — это уже историческая заслуга данной организации. И мы её смогли сделать только потому, что организация была сетевая, гибкая, что никаких избыточных требований по вхождению в эту организацию мы не создавали. Но, собрав людей для этой борьбы, ведя эту борьбу всё время, детализируя направления, по которым надо вести сражение, мы одновременно разрабатывали идеологию, разрабатывали в этих передачах. И требуется ещё более глубокая разработка. Нужны дискуссии по всем идеологическим вопросам, потому что без этих дискуссий мы не создадим необходимой плотности. А значит, определённый тип сражения станет для нас невозможным. Тогда враг, ворвавшись сюда и захватив эту территорию, дальше уничтожит всё, что касается вот этих рыхлых структур, собранных по принципу «против кого мы будем дружить».
Постмодернистский враг, знающий, что такое искусство декомпозиции, разваливает рыхлые структуры «на раз». И он продемонстрировал, как это делается. Он демонстрирует это постоянно. Мало ахать и охать по этому поводу, нужно же понимать, почему это происходит. И как сделать, чтобы этого не произошло.
Итак, эта передача принципиально важна потому, что в ней мы должны завершить обсуждение всех идеологических констант на том эскизном уровне, который только и можно предложить в первом цикле подобного обсуждения. Как только константы будут введены, по их поводу можно вести дискуссию и можно убеждать людей, что никакой альтернативы именно этим константам нет. Что ни одна из этих констант не вводится потому, что кому-то нравится рассуждать на страшно умные темы.
Нет ответа на определённые вопросы — нет идеологии. Нет идеологии — нет ничего. Ничего. Никакой политической борьбы.
Нет Ленина без Маркса. Без Маркса может быть Бакунин, Махно и — полный проигрыш.
Чем больше я езжу по регионам, чем больше встречаюсь с людьми, тем больше вижу, что огромное количество замечательных людей собирается для того, чтобы решать именно эти задачи.
Ну, конечно, люди всегда есть разные. И не для того, чтобы кого-то обидеть, а просто для того, чтобы показать, где слабая точка, где то, что нужно избыть, выжечь из себя, вырвать, я ввожу термин «анархосталинизм».
Что я имею в виду? Я имею в виду людей, которые защищают советское, тоскуют по нему, хвалят Сталина, но в тот момент, когда дело переходит к действию, говорят:
— А мы каждый по себе.
— А у нас там вот такая заморочка.
— А у нас вот такая.
И так далее. То есть это и есть вот постмодернизм. Постмодернизм, вошедший внутрь.
Сказал «А», говори «Б». Если тебе нравится Сталин или тебе нравится партия большевиков, создавай железную когорту единомышленников. А если ты хочешь создать ватагу, то не говори, что тебе нравится Сталин или партия большевиков. Говори, что тебе нравятся меньшевики или махновцы, или ещё неизвестно кто.
Но определись! Но скажи себе: «Вот так пойду. Вот этим путём — вот к этой цели».
Нет: «Я и к этой цели пойду, и чуть-чуть к этой, и так далее…»
Повторяю, это меньшинство. И я разбираю меньшинство людей, которые в большей или меньшей степени подвержены этому, только для того, чтобы объяснить, что «с этого рая» никогда ничего не выйдет, что все разговоры о том, что идеология — это десерт, что нужно идти в бой… Какой бой? Что имеется в виду? С каким противником? С Чубайсом? 20 лет ходят в штыковую атаку на него, а ему хоть бы хны… Почему?
Потому что с ним воюет эклектика, архаика, по сути уже превратившаяся в постмодерн. «Всякой твари по паре». А у него есть ко всему этому холодная сосредоточенная ненависть. И этой архаики, этой эклектики в любом количестве он не боится, он готов с ней воевать на той территории, которая ей недоступна. Да, он абсолютно бесплоден. Да, он лжёт. Но он невероятно цепок, подл, живуч, и он лишён каких-либо нравственных ограничений. И он слабости этой эклектики, этой архаики и всего остального очень хорошо видит. И не раз он говорил: «Это всё воск, из которого мы будем лепить всё, что захотим. Или ничего».
