Перерождение (СИ) - Анастасия Владимировна Романчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следовало снова просмотреть пути, однако если за ним следили, то лучше призвать видения. Каким образом они призывались? Что их стимулировало? Сильные эмоции, как у него?
И едва он сделал шаг в сторону дома Петра Ивановича, как его накрыло первое видение: Катю посреди ночи пронзили крылом в грудную клетку.
«Бл…ть, что это было?!» — завизжала Катя в сознании.
— Успокойся, это всего лишь предупреждение…
Пребывание в деревне напоминало хождение по минному полю, направо пойдешь, там одно произойдет, налево — другое, вперёд — третье. Её дар предупреждал об опасности исправно, особенно когда на помощь пришёл панический страх.
«Везде задница», — констатировала Катя с ноткой истерики.
— Просто надо найти вариант, где задницы нет.
«Как?!»
— Пока не знаю, это же твой дар…
«Мне страшно, а можно как-то наоборот, чтобы ты был снаружи, а я внутри?!»
— Это так не работает. Ты же не хранитель.
Во взгляде Дахота появилась насмешка. Похоже на то, что он понял, что преемник вселился в Катю.
Наконец, Дима сделал такой шаг, при котором не пришло видения.
«Безопасно?» — спросила обнадеженная Катя.
— Сейчас проверим, — Дима пошел в направлении, где не появлялись видения.
Он вышел к небольшому роднику, где обнаружил Лафо в воде. Она пребывала в человеческом облике, однако Дима видел очертания её крыльев, как когда-то видел Захима в Дориске.
Некоторое время они друг друга разглядывали, но хранительница не торопилась вступать в разговор, отжимая мокрые волосы.
— У меня небольшие проблемы с вашим отцом, — первым подошёл к ней Дима.
— Так сам с ним и разбирайся, — фыркнула Лафо. — Ты впал в немилость леса.
— Вы же не одобряете того, что собирается сделать ваш отец.
— Не одобряю, но понимаю! — вспылила хранительница, выходя из воды. — Мой единственный сын… — она запнулась, — зимы не пережил, так с чего бы мне помогать ей?!
— Потому что она вернет вашего сына!
Хранительница ответ не понравился:
— Ты лжешь, чтобы спасти её шкуру!
— Не сравнивайте меня с остальными, я за свои слова ответить могу. Хотите, проверяйте, — он протянул ей руку. — Для меня это уже произошло.
Лафо явно на слово не верила, поэтому в воздухе появился синий кристалл. Она за руку подвела Диму к водоему и, используя кристалл, вызвала первое же его воспоминание об Олесе. В отражении возник момент, когда Дима впервые его увидел среди детей Эфо и Кати.
— Сынок… — дрожащей рукой Лафо коснулась водной глади.
И тут произошло то, о чём Дима совсем забыл:
«— Только из-за них память себе и возвращает, — проворчала Катя, становясь рядом с ним в видении. — А так месяцами пришлось бы уламывать.
— Почему?
— Мне мама часто говорила, что если мужчина любит женщину, то будет любить и её детей. Однако в нашей семье в точности наоборот»…
— Остановите! — запоздало закричал Дима, отбирая у хранительницы кристалл.
«Это была я?! Почему ты отставил?! Что там такого?!»
— Ничего!
«Ты лжешь! Не держи меня за идиотку!»
— Слушай, этого для тебя еще не произошло! Точка!
Он ощутил, как она злилась из-за его ответа. Из-за переполнявших её эмоций вокруг них заскакали в беспорядке проекции, в которых невозможно было рассмотреть хоть что-то.
— Впервые вселился? — спросила Лафо.
— Не совсем. Мне показывали, как это делается, но дольше пяти минут я не сидел в одном теле.
Хранительница нарисовала на руках Кати множество рисунков, а затем перешла на лицо.
— Это чтобы она не совершила спонтанный прыжок, а теперь выходи из неё.
Дима с радостью так и сделал, стараясь игнорировать злой взгляд Кати, направленный в его сторону.
— Ты нашел приют на время изгнания? — уточнила у него Лафо.
— Хотел остановиться у Петра Иванович — он наш родственник.
— Идите к нему, и ни о чем не беспокойтесь.
— Спасибо. И… на деревню завтра нападут… не могли бы вы не убивать людей, а найти другой способ предать их правосудию?
— Ты слишком добрый, — ласково коснулась его волос хранительница. — Я позабочусь обо всём. Иди.
Под насмешливый взгляд Дахота, Дима привёл хмурую Катю к дому Петра Ивановича и постучался в дверь. Увидев духа на пороге, Пётр Иванович почтительно поклонился.
— Нам бы немного пожить у вас, — на русском сказал Дима, чем сильно удивил прадедушку. — Мы много места не займем.
В этот раз Пётр Иванович пропустил их без вопросов. Дима отвел Катю наверх, где усадил на пыльную кровать и сел рядом. В этом раз ему совершенно спать не хотелось, что подтверждало его теорию об усыплении. А вот Катя постоянно зевала.
— Нам дадут поесть? — спросила она.
— Давай этот вопрос отложим до завтра…
Но Пётр Иванович сам пришёл и принес им фиолетовых помидоров. Руки у него заметно дрожали, периодически он косился на хвост подростка.
— Я — ваш правнук, вам не причинят зла, — сказал Дима, принимая подарок.
— Погодь… в смысле правнук?! — воскликнула Катя, замерев с помидором возле рта.
Дима угрюмо вздохнул:
— Эта песня хороша, начинай сначала…
***
Дима проснулся раньше Кати, и на дворе еще царила ночь. От жары сильно мучила жажда.
Забирать его явно не торопились, несмотря на то, что он пересекся с Катей, и она должна была определить, в каком он откате. Если только его намеренно не держали так долго либо… возвращать больше некому… но тёмные мысли Дима гнал подальше.
Чтобы не разбудить никого и не шуметь Дима принял незримую форму и направился к лестнице, где услышал голоса снизу. Хранители громко разговаривали и не скрывались, значит, тоже пребывали в незримой форме. Только о нём забыли…
— Посмотри внимательно, как она стоит и говорит! Это она!
— Ты просто хочешь в это верить!
— Это ты не хочешь признать очевидного! О каких воспоминаниях она говорит?! Кто и о чём должен вспомнить?!
— Мы не одни…
Дима понял, что его засекли, поэтому решил всё-таки спуститься за тем, зачем шёл. К его удивлению помимо Лафо, Дахота и Дахира присутствовали так же Захим и Эфо. И все они смотрели на него.
— Я воды возьму?
Ему не ответили, поэтому он всё-таки зашёл на кухню и взял кружку, чтобы набрать воды из деревянного ведра с утопшими насекомыми, которых Катя называла за их пушистость очаровашками. Тишина было настолько глубокой, что Дима слышал глотки.
— К ктулуху всё!
Дима не успел допить, как его взяли за шкирку и подтащили к столу с зеркалом. И тем, кто так бесцеремонно с ним поступил, оказался Дахот.
— Момент истины! — в его
