Герои. Новая реальность (сборник) - Андрей Кивинов

– Не задерживайся надолго, – сказал мне мастер Вилл. – Сегодня не та ночь, чтобы разгуливать по дорогам.

Я пропустил его слова мимо ушей. «Принеси как можно скорее, лучше вечером», – вот что сказала мне Кристина на прощанье. И поцеловала так, как целовала тогда в шалаше.

Я закончил ножницы, подвесил чехол к поясу и отправился в замок Харпер. Время шло к полуночи, небо обложило густыми черными тучами, и луна не светила, но я знал дорогу как свои пять пальцев. А уж при мысли о Кристине готов был бросить все и бежать хоть на край света.

И все-таки чем дальше я шел, тем яснее вспоминал, что говорили здешние старожилы о ночах на исходе осени.

Большак здесь поднимался в гору, вдоль обочин рос густой терновник, а справа возвышался древний, вросший в землю плоский камень с выбитым на нем крестом. В центре креста, там, где знак солнца, чернело отверстие, почти уже заросшее мхом. Я был как раз на полпути к замку, когда слева, из-за холмов, прохрипели рожки и раздался топот копыт.

Не раздумывая, я метнулся к камню и присел за ним. Пальцем успел очистить отверстие ото мха.

Больше ничего не успел.

Вокруг не было ни огонька. Смутные силуэты холмов тонули во тьме, но, когда я смотрел через отверстие в камне, все как будто озарялось тусклым светом.

Вдруг из чащи прямо на дорогу выскочила свора борзых. Они свирепо закружились на месте, словно брали запутанный след. Я сидел на корточках ни жив ни мертв и не мог оторвать от них глаз. Борзые были снежно-белого цвета, и, хотя они наверняка мчались через лес, ни одного пятнышка грязи не было на их шкурах. Только уши у псов были карминные и словно бы излучали тусклое сияние.

Потом на дорогу выехали всадники на лошадях настолько бледных, что, казалось, сквозь них можно разглядеть и деревья, и холмы. Если я на миг отводил взгляд, всадники и псы делались невидимыми, так что я глядел на них во все глаза. Даже не моргал.

В богатой одежде, высокие и стройные, всадники казались во сто крат опаснее псов. Пожалуй, они способны были заметить и учуять то, чего борзым никогда не увидеть и никогда не учуять.

Бежать было поздно. Я хорошо знал все легенды об Охоте, даже те, в которые никогда не верил. Сегодня была ночь всадников-из-холмов – время, когда границы между мирами истончаются и древние силы обретают былую власть. В такую ночь только безумец или влюбленный осмелится выйти на большак. Только беспробудный пьяница заснет, не помолившись. За такими душами всадники-из-холмов и охотятся: душами тех, кто охвачен дикой страстью, безоглядной лихостью. На них спускают псов и гонят до тех пор, пока жертва не выбьется из сил. О том, что происходит потом, лучше не думать.

Борзые всё еще кружили на месте, но вот одна, повернувшись к кустам и камню, за которым я прятался, замерла. Потом двинулась в мою сторону, сперва медленно, затем все быстрее. Другие, тонко, смешно тявкая, побежали следом.

Я потянулся за ножом, который всегда носил с собой, и решил, что моего упрямства хватит на пару псов. На большее я не расчитывал.

Я уже собирался встать в полный рост, чтобы встретить их, как подобает встречать мужчине смерть, – но что-то вдруг случилось. Борзые остановились, так и не добравшись до терновника, и всадники разом повернули головы на север.

По дороге кто-то шел.

Чтобы не закричать, я впился зубами в рукав. Мысли путались, словно я весь вечер провел в обнимку с бочонком эля. А мне сейчас позарез нужна была ясная голова!

По дороге, не пугаясь ни псов, ни всадников на бледных лошадях, шла Кристина. В первый миг я решил, что это не она: просто не могла такая знатная госпожа оказаться ею! На Кристине были дивное, сверкающее позолоченной вышивкой платье и красные кожаные башмачки… да дело даже не в башмачках и не в платье. Что-то переменилось в ней самой, а может, всего лишь прорвалось наружу. То, как она ступала, то, как глядела. Словно была она не на большаке, а на балу, равная среди равных.

Псы наперегонки помчались к ней, но всадники успели прежде псов и ударами хлыстов отогнали свору. Кристина стояла не шелохнувшись и внимательно рассматривала лица всадников. Наконец она повернулась к самому статному и отвесила ему поклон:

– Сегодня ночь Пяти Взяток, ночь Пяти Перекрестков. Ночь пира, ночь разделения и ночь обновления. Возьми меня на свой пир, Принц.

Всадник посмотрел на нее с любопытством. Его узкое бледное лицо чуть мерцало во тьме.

– Славные башмачки для пира. И славное платье. Но зачем ты мне, дочь Сапожника? В моем подчинении все обитатели холмов, и знатнейшие дамы прислуживают мне за столом…

– Но кто-то ведь должен разрезать пирог, – ответила Кристина. – Кто-то должен раздать куски гостям.

Статный всадник рассмеялся. Так мог бы смеяться горный ручей или столетний дуб.

– Ты кое-что знаешь о нас, дочь Сапожника. Кое-что, но далеко не все. Пирог может разрезать только та, кого я признаю своей будущей невестой.

– Ну так признай меня, Принц. На мне платье, которое дала мне Госпожа, и ее башмачки. Она признала меня. Дело за тобой.

– И ты не боишься?

Белые псы с карминными ушами стояли вокруг и жадно принюхивались. Даже мне было слышно, как они дышат, вывалив языки и роняя слюну на дорогу.

– Я жила среди людей, – сказала Кристина. – Чего мне еще бояться?

И снова Принц засмеялся.

– Хорошо, – кивнул он. – Дандо, Чини – дайте ей коня.

Два его егеря, меньше других похожие на призраков, подвели Кристине коня и помогли сесть в седло. Она без стыда подобрала юбку и уселась по-мужски. Я едва понимал, что происходит, и по-прежнему не мог оторвать от нее глаз. Сердце мое рвалось из груди так, что ребрам было больно.

– А теперь, – сказал Принц свите, – продолжим охоту. Если не ошибаюсь, первая наша добыча совсем рядом. – Он кивнул Дандо, больше похожему на священника, чем на охотника, и тот, ухмыльнувшись, свистнул так пронзительно, что у меня заложило уши. Псы вскинули морды и, раздувая ноздри, ждали приказа.

Но вместо приказа они услышали звон бубенцов и посвист хлыста. С севера кто-то стремительно приближался. Принц вскинул руку, приказывая Дандо погодить.

По воздуху к ним мчалась женщина. Она выпрямилась во весь рост, ветер трепал ее длинные золотистые волосы, ложившиеся водопадом на лиственно-зеленый плащ и сверкавшие так, что глазам делалось больно. Она еще была слишком далеко, чтобы я мог различить детали, но вдруг я отчетливо увидел величественную и ужасную старуху. Сердце мое остановилось, и я подумал, что сейчас умру. Сквозь отверстие в камне я ясно различал огромный провал рта, сверкающие белизной острые зубы, бельмастый левый глаз, спутанные волосы. Все ее суставы были черны, словно сажа; багровый плащ, весь в дырах, распахнулся, и стали видны жесткие черные волосы, спускавшиеся от промежности до самых ее коленей, и проглядывавшая сквозь волосы дряблая мясистая плоть, и пальцы – широченные, с длинными ногтями.

Потом я отшатнулся, а когда взглянул снова, не было никакой старухи, а была красная колесница, и в ней – величественная юная госпожа. Она небрежно правила поджарыми вепрями с серебристой щетиной и длинными закрученными клыками. Псы при виде вепрей попятились и поджали хвосты. А может, их испугали не вепри.

Дева была высокой и стройной, и белая ее кожа напоминала о первом снеге. Мановением руки она остановила колесницу. На миг все вокруг охватила бесконечная тишина, словно мир погрузился на дно предвечного озера.

Затем Принц спешился и преклонил перед девой колено, и его присные сделали то же и не вставали, пока она небрежным жестом не позволила им подняться – хрупкая и властная, точно болотный ирис.

– Я, кажется, помешала? – Голос ее был похож на шорох платьев во время Бельтайна. Мне стало жарко.

– Ничуть, – ответил Принц. – Мы охотимся, но…

– По-моему, вы уже получили свое, мой господин. – Она кивнула на Кристину.

– Но есть еще…

Дева плавно покачала головой.

– Зачем вам Кузнец? Ваше упорство удивляет. Неужели вы так дешево цените мой подарок?

Их взгляды скрестились: ее и Принца. Псы заскулили, вепри угрожающе наклонили головы.

– Вы правы, Госпожа, – небрежно проронил Принц. – Пожалуй, пора возвращаться и готовиться к пиру.

Он одним неуловимым движением вдруг оказался в седле, и вся его свита тоже – как будто и не спешивались! – и они полетели на запад не разбирая пути, прямо в чащу, лихо трубя в рожки, выкрикивая какие-то шутки; псы мчались следом за лошадьми и ни разу не оглянулись.

Я сидел на корточках ни жив ни мертв.

Дева проводила их насмешливым взглядом и уже потянулась, чтобы хлестнуть поводьями вепрей.

Тогда я наконец выпрямился и, хотя затекшие ноги не желали слушаться, вышел на большак.

Она словно ждала этого.

– Хочешь поблагодарить меня?

Я молча поклонился. Это была ее игра, но я готов был играть. Я знал правила, но был очень упрям.

– Возьмите меня с собой.

Я стоял, опустив глаза, и чувствовал дикий дух вепрей, но слышал – слышал много больше. Птичий клекот, шорох перьев, цоканье когтей. Приглушенное рычание.