Опыт СССР. Проект мирового масштаба - Сергей Георгиевич Кара-Мурза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А: он верит, что «человек человеку брат». Те, кто не верят - невежды или враги народа, разных категорий.
- Б: другой считает, что «человек человеку брат» - утопия остаток религии, что «хилиазм есть живой нерв истории, -историческое творчество, размах, энтузиазм связаны с этим хилиастическим чувством» (С.Н. Булгаков). Некоторые эту утопию уважают, а другие над этой утопию издеваются -это невежды.
- В: третий пытается найти компромисс, создав общество и государство, которые изучили и представили нормальные условия жизни для оба сообщества с разными ценностями. Но договориться им бывает очень трудно - иногда в этом конфликте компромисс перейдет в горючую войну. Часто, что и общество, и государство не имеют знания и не могут догнать процессы. Да и латентные конфликты бывают очень активны.
Это было и в России, и в Испании. Но сейчас эти проблемы не изучают, хотя полезно, - эта грубая модель дает образ этих отношений, а детали легко найти.
А в Нью-Йорке лет двадцать назад на четыре часа погас свет. За это время разгромили множество магазинов и ограбили массу людей, иногда прямо в лифтах. У нас мозги так повернуты только у тех немногих, которые стараются походить на этих жителей «дикого Запада». Я в России метро видел такую картину. Группа уличных мальчишек и подростков, которые протирают стекла машин у светофоров, пересчитывала добытые деньги. Потом они побежали по залу и переходу и выдавали каждому нищему старику одинаковую сумму. Снова остановились, пересчитывают остаток. Нищих оказалось больше, чем они предполагали - стали спорить о том, сократить ли сумму или по какому-то признаку отказать части стариков в помощи. Решили сократить сумму (но все равно она оставалась внушительной). Это, конечно, детская романтика, но в Испании такое коллективное действие никто и представить себе не мог. Как раз тогда у таких мальчишек там возникла мода коллективно избивать нищих стариков. В Париже одного даже облили бензином и сожгли.
В конце 1991 г. знакомый испанский социолог, зав. кафедрой социологии университета Сарагосы, попросил меня о такой вещи. У вас, говорит, в январе будет либерализация цен, покупательная способность доходов резко снизится. Попробуй раздобыть для нас сведения о том, сколько бездомных собак будут отлавливать в эти месяцы в Москве. Я удивился, а он пояснил. Они на кафедре изобрели метод измерения реакции населения на кризис - по числу выгнанных из дома собак. Говорит, что это очень чувствительный показатель. Еще формальных экономических признаков кризиса нет, но средний класс, нутром предчувствуя его приближение, начинает изгонять своих четвероногих друзей. В газетах даже излагают способы такого изгнания - семья с детьми и собакой едет на прогулку за город, и пока счастливый общий любимец с лаем носится за бабочками, хлопают дверцы автомобиля и начинается типичная собачья драма. То-то меня удивляло, что в тот момент по улицам Сарагосы бегали с безумными глазами дорогие собаки, доберманы-пинчеры, а то и сенбернары.
Социолог предвкушал, что в Москве они получат сенсационный научный материал - еще бы, феноменальное моментальное обеднение миллионов жителей столицы. Мне интересно было послушать его рассуждения, но я предупредил, что вряд ли в Москве их методика годится. Другой народ, другая культура.
Прав оказался я. Точную статистику получить не удалось -тогда в Москве не то чтобы собак отлавливать, даже мусор на время перестали вывозить, просто сжигали его во дворах. Но я наблюдал сам и знакомых попросил смотреть, что происходит с собаками в их дворах. Ничего не произошло.
И еще вспоминается тяжелый октябрь 1993 г. - не политика, а то, что приоткрылось в людях. Тогда умирать к Верховному Совету РСФСР пришли тысячи именно простых людей, причем с плохо скрытым презрением и к Руцкому, и к депутатам. Что же двигало этими людьми? Об этом не говорили, даже стеснялись. А двигали ими именно чистые чувства, благородство. Такое редко бывает - а у нас было, перед нашими глазами.
И не бесшабашные были эти люди, предвидели финал. Когда обыскивали карманы убитых около Останкино людей, находили квитанции на загодя оплаченный гроб. Да, это идеализм - не хотели они, чтобы на гроб для них тратилось постылое правительство. Не буду говорить о той стороне событий, которая потрясала. Вспомню мелочи, почти незаметные, но открывающие что-то важное.
Все эти люди, чтобы прийти и остаться, через что-то перешагнули, от многого отрешились. Но потом уже об этом не думали и не говорили. Съеживались и нервничали, когда ОМОН в очередной раз имитировал атаку с дубинками, давил на нервы. Как расширялись зрачки у женщин и девушек - глаза черные, совсем без радужной оболочки. Хотелось каждой поклониться. Но не уходили -это как-то было вычеркнуто из вариантов поведения. Только по утрам, когда мужчины виновато уходили на работу, спрашивали: «Вернетесь?»
Помню, вечером 27 сентября вдруг перестали пропускать людей к Дому Советов. Уходить - пожалуйста, а туда - нет. Все заволновались, особенно те, кто ждал друзей и родных. Столпились под холодным дождем у оцепления, переругиваются, все промокшие. Вдруг с важным видом проходит через оцепление старик. Потеплее оделся, с сумочкой - продукты, вода. Женщины бросились к нему: «Ты как прошел? Где пускают?» А он с гордым видом, свысока им отвечает: «Нигде не пускают. А у меня блат есть. Офицер с моим сыном в Афганистане служил, он меня всегда пропустит». И от него отошли, с завистью и недоброжелательством. И тут блат!
Для чего же этот старик использовал свою привилегию? Чтобы пробиться туда, где он будет мокнуть всю ночь без пищи и огня, с риском быть измочаленным дубинками (о танках тогда еще не думали). Этот старик был просто выше самого понятия героизм, он был в другом измерении.
Все это я не мог сказать той девушке у озера Селигер. Но достаточно было и нескольких фраз, и она сразу все поняла - потому что примерно так же думала. Ей только было нужно от кого-то услышать слово подтверждения.
