Угроза вторжения - Олег Маркеев

— Любовь требует жертв! — улыбнулся Максимов, сознательно проникая взглядом под розовый, с претензией на элегантность костюмчик от «Ле Монти».

По глазам Леночки понял, что в жертвы его уже наметили. Потом ее тон смягчился, и она, смерив Максимова оценивающим взглядом, сказала:

— Просто маньяк какой-то. То ничего, а потом вдруг — все и сразу.

— Нет, сначала кофе, — решил гнуть свое Максимов, времени было в обрез.

— Ну-ну. — Леночка тряхнула крашеными кудряшками и отвернулась к плите.

— Остаешься за хозяйку, а я быстро сбегаю, что-нибудь к кофе куплю.

— Могу сама сходить. Уже одурела тут сидеть. — Леночка капризно надула губки.

— Не нарушай святого правила предков: мужчина валит мамонта, женщина подметает пещеру и поддерживает огонь. — Максимов стал протискиваться в узкую щель между шкафом и стеллажом.

— От вас дождешься! — Леночка свободной рукой повернула рычажок громкости на плеере до отказа и блаженно закрыла глаза.

В этом районе он знал все, что необходимо знать для его ремесла. Короткие отлучки с разрешения Журавлева — «в киоск за сигаретами — и обратно» — .использовал для изучения местности. Он знал, где оторваться от наблюдения, где залечь, пережидая травлю, вычислил и запомнил все лучшие огневые точки и вероятные посты наблюдения.

По пустынной улице хлестал дождь. Максимов открыл зонт и быстро огляделся по сторонам. Трое прохожих петляли между блестящими капотами припаркованных машин. Дождь смыл пыль, и теперь все машины казались отмытыми заботливой рукой и выстроенными к распродаже. Максимов, вклинившись между напрочь убитым «жигуленком» и холеным «мерседесом», успел подмигнуть своему отражению в голубоватом выпуклом стекле и, прыгая через лужи, побежал догонять одинокого работягу, шлепающего разбитыми кирзачами в нужном Максимову направлении.

Джип с бригадой рэкетиров нашел там, где он и должен был стоять. Допрошенный обладатель радиотелефона не соврал. Просто не мог этого себе позволить. Потрудись Максимов над ним подольше, знал бы уже биографии сидевших в машине. Но хватило того, что их пятеро, все вооружены и имеют приказ наехать «по полной программе».

Максимов, проходя мимо подворотни, где притаился, ожидая сигнала, джип, поравнялся с работягой и успел из-под зонта осмотреть машину. Если в машине останется кто-нибудь, способный дать показания, он вспомнит только работягу в ярко-оранжевой жилетке поверх ватника и с бордовой каской на голове. Может быть, если следователь попадется настойчивый, пострадавший вспомнит цветастый пакет, который строитель нес, обхватив обеими руками.

За возможные показания строителя Максимов не беспокоился. Из-под каски на него глянул такой мутно-сизый глаз, что все сразу стало ясно. Четыре бутылочных горлышка, как поплавки торчащие из карманов ватника, и полный пакет немудреной закуски говорили о том, что бригада после нежданно подвернувшейся халтуры пошла в загул. Через полчаса все, включая гонца, посланного за добавкой, не смогут даже мычать.

«А машина красивая, черт возьми! Агрессивная и мощная, как носорог. — Руки чесались выхватить пистолет и продырявить черные стекла. — Не надо, Макс. Работаем быстро и качественно. Пленных не берем, раненых не оставляем», — сказал он сам себе. Незаметно отстал от «гонца» и быстро свернул к облепившим Белорусский вокзал ларькам.

Дождь прогнал наряды милиции и обязательную в таком месте «наружку». Последний из кавказцев, стайками толкающихся на площади, мелькая белыми носками, устремился в кафе. Остались только бабульки, напялившие на головы полиэтиленовые пакеты. Их назойливое «водочка, мужчины, водочка!» и «окорочка, горячие окорочка!» сопровождало всех, несущихся по лужам к метро.

Максимов дождался, когда из дверей метро выбросило под дождь новую партию пассажиров, они, не решаясь далеко отойти от спасительного тепла, облепили стекляшки киосков, — и только тогда, быстро лавируя между зонтами, прошел вдоль ларьков.

Все приготовления заняли три минуты. В наше время в ларьке можно купить все. Максимов купил три баллончика газа для зажигалок, скотч и коробку печенья. Подумал немного и для маскировки перед Леночкой к печенью добавил бутылку коньяка. Самую нужную покупку он делал, закрывшись от ларечницы зонтом.

В старые добрые времена всеобщего равенства народ был безоружен и безденежен. Демократия быстро исправила эту вопиющую социальную несправедливость. Теперь жить стало проще и даже веселей: есть деньги — вооружайся, чем хочешь, и стреляй, в кого хочешь. Без особых проблем Максимов купил петарду, которая по внешнему виду и содержанию оказалась обычным армейским взрывпакетом.

«Сейчас я научу вас Родину-мать любить», — проворчал он себе под нос, на минуту спрятался в подъезде и вышел, держа в руках снаряженную бомбу.

Он мог приготовить взрывную смесь из обычных химикатов, имеющихся на любой домашней кухне. Но зачем мудрить, когда сама жизнь подсказывала простые и надежные решения. Стоило стянуть три баллончика скотчем, воткнуть между ними взрывпакет, вывести хвостик шнура наружу через дырку в пакете — и все. Дешево и сердито.

«Забудьте об адекватном ответном ударе, — учил их, молодых волков спецназа, полковник Сербин. — Пусть замполиты пудрят мозги другим. А вы, звери, должны знать, что ответный удар должен быть моментальным и беспощадным. Вы должны отбить у противника всякую охоту поднимать на вас руку. А как это сделать лучше всего? Правильно, сразу же выпустив ему кишки. И нечего гыгыкать, звери! Учитесь, пока папа живой». — И он улыбался хищной улыбкой матерого волка, откровенно любуясь стоящими перед ним волчатами, уже созревшими для первой охоты.

Максимов зашел в подворотню с тыла. Из черного нутра джипа неслась однообразно-тягучая песня. Магнитофон орал так, что сидящие в машине кроме этого завывающего лагерного барда ничего слышать не могли. Стекла были приспущены, сквозь щели просачивалась синяя кисея сигаретного дыма. По капоту, наполовину высовывающемуся из подворотни, барабанили тугие струи дождя.

Максимов еще раз осмотрел пустой двор. Дом был давно расселен. В выбитых окнах гулял ветер. Новый хозяин успел только завезти строительный вагончик, штабеля кирпичей и мешки цемента. Сейчас это все безнадежно мокло под холодным дождем.

Он вытащил из перчатки зажигалку, чиркнул, поднес язычок пламени к торчащему из пакета хвостику бикфордова шнура. Времени горения должно было хватить. Он бросил пакет за угол, точно под бензобак джипа, и бросился в пустой подъезд.

Внутренние стены на первом этаже были снесены, это он знал, в угловую квартиру, выходящую окнами на другую улицу, он попадал без проблем. Бежал, стараясь наступать на кирпичи и обломки досок — следов не оставлял. За запаховый след не беспокоился, в нагрудном кармане куртки всегда носил сигарету, заправленную смесью перца и табака. Выйдя на рубеж атаки, первым делом обсыпал ботинки и штанины этим едким крошевом. У любой собаки, пущенной по следу, нюх отшибет дня на два.

Он выпрыгнул из окна, постарался приземлиться на асфальт, чтобы не оставить следов на вязкой грязи. Его прикрывал от любопытных глаз вечно не работающий ларек с обгорелыми стенами. Видно, не поделили коммерсанты.

Только раскрыл зонтик и приготовился изобразить в себя попавшего под дождь скучающего прохожего, как грохнул взрыв.

Он ждал его, но все равно колени против воли вздрогнули, таким гулким, с оттяжкой получился звук. Словно прямо над головой грохнула танковая пушка.

«А, блин, под аркой же! Возвратный удар… Могу представить, что с машиной стало», — мелькнуло в голове.

А он уже бежал проходным двором туда, где на все лады заливались сигнализации машин их соседей по «крысятнику».

Он влетел в тупичок, на ходу отряхивая мокрую куртку. Бросил на стол Леночки пакет с печеньем и коньяком.

— Быстро убери.

— А что там на улице? — Взрыв был такой силы, что она расслышала даже сквозь наушники.

— Дождь. И махновцы балуют, — на ходу бросил Максимов, подмигнув обиженно поджавшей губы Леночке, и постучал в кабинет Журавлева.

— Что случилось? — Журавлев приоткрыл дверь и встал так, чтобы закрыть от Максимова сидящего в комнате.

— На два слова, срочно, — выдохнул Максимов.

— Что там стряслось? — недовольно поморщился Журавлев, выйдя в коридор.

— Слышите? — Максимов кивнул на окно. На улице еще во всю орала разноголосица сигнализаций, забиваемая матом выскочивших под дождь хозяев машин. — Рядом бомбу рванули.

Журавлев пожевал толстыми губами, пристально посмотрел в глаза Максимову.

— Сам видел? — спросил он.

— Только слышал.

— И я слышал. А почему говоришь — бомба?

— Да бросьте вы, Кирилл Алексеевич, в ЧК играть! Что я, первый день родился? Как спец говорю, на двести грамм тротила, минимум. — Максимов придвинулся ближе. — Уходить надо. Сейчас менты по домам побегут: кто что видел, кто что слышал. Нам это надо?