Герцог Бекингем - Серж Арденн

Слова незнакомца заставили Локрэ испытать некоторую неловкость, что было вовсе неприсущее нашему священнослужителю, быть может, поэтому, он, неожиданно для самого себя, сказал правду, что так же случалось весьма редко.

– Видите ли, я просто испытал отчаяние, не сумев отыскать каменного креста, стоявшего когда-то несколько севернее Монфокона…»

От собственной откровенности, капеллан почувствовал ещё больший конфуз, чем от слов затворника, что тут же отрезвило его, заставив придти в себя. Он, ломая руки и изобразив на лице благообразную улыбку, решил не изменять своим жизненным принципам, то есть соврать. Но «черную» душу непременно тянет в преисподнюю. Будто учуяв это, а так же внутренние смятения священника, незнакомец, если это был не сам сатана, задал вполне невинный вопрос, подтолкнувший падре к греху.

– Ну, и зачем же, добрый человек, вам этот крест?

– Видите ли, мой покойный друг, господин барон Д'Анж, перед смертью обратил ко мне своё последнее желание. А как вы знаете «последнее желание» умирающего, свято. Так вот, он наказал мне, найти этот крест и помолиться за упокой его Души.

При этих словах, священник покорно склонил голову.

– Странная просьба.

– Да уж, какая есть. Вот только не выполнить мне её. Глаза наливаются слезами, когда подумаю, что душе несчастного барона…

Падре умолк, услышав хрипы и кашель, донесшиеся из мрака.

– Не горюйте, друг мой. Нет ничего проще, чем помочь вашей беде.

Руки Локрэ, обхватили решетку, и он припал к смрадной дыре.

– Я вижу, вы довольно сильно любили своего друга…

Из ямы послышался всё тот же странный смех.

– Семь лет назад, крест упал, от старости, очевидно, вон под тем кленом»

Сухая, словно рука мумии, протиснулась меж железных прутьев, указав на одинокое дерево.

– Ступайте, там вы отыщите и крест и фундамент.

Не проронив более ни слова, Локрэ ринулся к дереву, по пути подхватив брошенные ранее орудия труда. Обнаружив, как обещал незнакомец, и крест и фундамент, он в неистовстве бросился долбить киркой каменистую землю. Задыхаясь и вытирая потертым рукавом рясы вспотевший лоб, не останавливаясь, он врывался в землю, время от времени останавливаясь, и морщась от мерзкого смеха затворника, как ему казалось, непрерывно звучащего, откуда-то из-за спины. И вот, по истечении трех четвертей часа, заступ наткнулся на оловянный футляр, обернутый в кожу и залитый воском так, что влага не коснулась содержимого.

– Не иначе его охраняют суеверия.

Дрожащими руками, священник извлек из шкатулки амулет, в виде крошечного серебряного меча на увесистой цепочке. Вглядываясь в нанесенные на медальон буквы, он прошептал:

– Б.М.

Спрятав амулет в кожаный мешочек, где хранился такой же меч, отличающийся лишь начертанными литерами, он, кряхтя, взобрался на кобылу, направившись к стенам Парижа.

И лишь когда звук копыт лошади священника стих в ночи, из кустов, на дорогу, выехал всадник в плаще и шляпе оливкового цвета, под ярко зеленым плюмажем. Он долго смотрел вслед капеллану, будто был уполномочен, именно сейчас решить его судьбу, после чего, развернув, пустил в галоп игреневого жеребца, в направлении Монмартрского холма.

1 1 Пье = 32,48см.

ГЛАВА 32 (91) «Встреча в Орийаке»

ФРАНЦИЯ. ПРОВИНЦИЯ ОВЕРНЬ. ГОРОД ОРИЙАК.

По прибытию в Орийак, граф де Ла Тур, как было условлено, остановился в гостинице «Охотничий трофей». Сняв две комнаты, во втором этаже, что окнами выходили во двор, аристократ с комфортом расположился в одной из них, другую же заняли семеро наемников, сопровождавших его из самого Парижа. Эти люди, под командованием мессира де Букуа, отъявленного головореза и преданного «пса» де Ла Тура, мечтавшего занять место погибшего де Флери, охраняли графа, а значит и гостиницу, по всем правилам караульной службы. Двое из наемников, круглосуточно дежурили, намериваясь остаться незамеченными, у двери в «Охотничий трофей» с площади. Остальные, сменяя друг друга, приглядывали, из своего номера за дверью оберегаемого дворянина, благо их комнаты находились рядом, через стену.

Де Ла Тур, с первого дня пребывания в Орийаке, находился в глубоких раздумьях, которые с каждым днем, заставляли всё больше мрачнеть, парижского вельможу. Мысли графа, словно тяжелые, грозовые тучи, нависали над землей, от берегов Средиземного моря, близ коих раскинулся древний Перпиньян, до владений его влиятельного покровителя принца Конде, в Шатору, проливаясь дождем опасений над блистательным Парижем, где в великом множестве заседали безжалостные враги, и недоверчивые друзья, лукавого вельможи. Как одни, так и другие, прознай они о намеченной в Орийаке встрече, незамедлили бы расправиться с коварным графом, что так же не оставляло его в покое. Кроме прочих беспокойных рассуждений, Ла Тура терзали сомнения связанные с приездом дона Уртадеса в Орийак, сгущавшиеся с каждым днем его жалкого прозябания в поганой дыре, коей являлся «Охотничий трофей».

Кастилец мог не получить письма, оставить послание без внимания, наконец выказать опасения, не позволившие ему отправиться в Овернь. Всё это удручало, и, без всяких сомнений, заботило де Ла Тура. Но мысль о том, что письмо, адресованное испанскому гранду, может вызвать прилив гнева у жестокого дона Карлоса, который, не исключено, что выльется в принятие ужасающего решения – направить отряд хладнокровных убийц, чтобы разделаться с автором послания, который дожидается в Орийаке – приводило его в трепет. Подобные мысли удушающим страхом, подбирались к горлу де Ла Тура, не давая покоя ни днём, ни ночью.

В один из таких дней, когда парижский вельможа страдал от приливов беспокойства перетекающего в хандру, сеньор граф, дон Уртадес, не испытывавший ни тени сомнения, тем более страха, во время принятия решения о поездке в Овернь, с двумя верными сержантами – Саладесом и Ортегой, миновал арку городских ворот Орийака. Справившись у прохожих, как отыскать гостиницу «Охотничий трофей», он скомандовал своим гвардейцам спешиться, дабы не привлекать внимания тех, с кем, возможно, встреча в сем окситанском городке не просто не желательна, но быть может, даже смертельно опасна.

Узкая извилистая улочка, в скором времени, вывела кастильцев на небольшую площадь, где средь перекошенных, невысоких домишек, высочила, двухэтажная гостиница. Не выходя из тени нависших над переулком крыш, Уртадес приказал оставить лошадей у жалкого подобия навеса, с соломенной кровлей, на попечение слуги, следящего за оставленными хозяевами, на время, животными, которому щедро заплатил. Из-за угла, граф внимательно оглядел фасад «Охотничьего трофея» и прочих зданий окружавших площадь. Его продолжительное наблюдение, походило на поиск, выслеживание добычей, преследователей; на учуявшего опасность матерого зверя, желающего, во что бы то ни стало, избежать вероятной засады, устроенной опытными и беспощадными охотниками. Наконец оторвавшись от осмотра, и частично от размышлений, связанных с тем, что удалось разглядеть, он исполненный суровости, обратился к сержантам.

– Сеньоры, быть может, я привез наши головы, чтобы сунуть их в пасть кровожадному зверю. Но долг превыше всего, и сие обстоятельство лишает нас возможности поступить иначе.

Он, пронзительно глядя в глаза своим солдатам, старался уловить малейшие колебания их настроения. Но многоопытные войны, выказали пылающими взорами лишь преданность и отвагу, что позволило графу продолжить.

– Саладес, к имеющемуся у тебя мушкету, мы прибавим по одному из наших пистолетов, так как тебе, если понадобится, придется помешать нападению на нас с тыла. Ты останешься здесь, возле лошадей, и если заметишь людей, представляющих угрозу, спешащих к гостиничной двери, не медля, открывай огонь. От твоей меткости, возможно, будут зависеть наши с Ортегой жизни. Ты, Ортега, пойдешь со мной к «Охотничьему трофею», и после того как я войду вовнутрь, займешь место у входной двери. Твоя задача, в случае нападения, как можно дольше продержаться, никого не пропустив в дверной проем. В узком месте тебе будет проще обороняться против превосходящего в численности противника. Да и Саладес тебя не оставит.

Качая головой, будто прощаясь с верными друзьями, чьи глаза блеснули бесстрашием, граф хрипловатым голосом вымолвил.

– Я поднимусь на второй этаж, где располагаются комнаты постояльцев, а значит, вероятно, находится человек назначивший встречу. Если он вообще существует… Знаком для меня в случае нападения на гостиницу, станет твой Ортега выстрел. Мы оставляем себе по пистолету, так как, у тебя, да и, наверняка, у меня, времени для второго выстрела не будет.

Как обычно спокойный холодный и жестокий взгляд графа скользнул по лицам сержантов.

– Ортега, за мной.

Неспешно, будто прогуливаясь по довольно людной площади, продвигался в сторону гостиницы дон Карлос, и лишь зрачки, выказывая беспокойство, метались в расщелинах глазниц. Звон шпор, покрытых вязью мавританских узоров, бряцанье толедской эспады, различимые впереди, в нескольких шагах, не позволяли, с опаской озирающемуся по сторонам Ортеге, потерять в толпе рослого хозяина, чьи черные, словно смоль волосы, стянутые в косицу, он различала над головами беззаботно шатающихся горожан. Наконец они достигли двери «Охотничьего трофея», и сержант, незаметно, взведя под плащом курок пистолета, проводил взглядом стройный силуэт своего сеньора, скрывшегося в полумраке тесного помещения.