Эхо. Творец нитей. Книга 1. - Анатолий Хохлов

Кицунэ поникла, и вдруг что-то внутри нее изменилось. Даже голос зазвучал иначе.

— А что насчет того, чтобы превратить грязных ничтожеств в достойных людей? — спросила она. — Люди тонут во тьме. Воистину, глядя на них, испытываешь изумление и отвращение, но я видела и других людей. Людей, что не причинят зла, отблагодарят за помощь и обязательно помогут в беде, если тебе будет плохо. Людей, способных на бескорыстные дружеские чувства. Я собираюсь открыть глаза всем людям на правду мира. Так, чтобы даже до самого упрямого дошло, что путь разрушителя, убийцы и параноика-защитника — ошибочен. Я хочу всем доказать, что созидание интереснее и важнее, чем разрушение, и тогда… тогда весь мир станет иным. Изгоями станут не добрые и беззлобные, которых сейчас общество объявляет дураками и сумасшедшими, а злодеи, которые сами будут вынуждены уйти, встретив резкое непонимание и отрицание своих действий от окружающих их людей!

— Ты действительно думаешь, что это возможно? — Нова был полон сарказма. — Ты людей вообще видел? Они тебя убить хотели! Наверное, ты им такую же речь про доброту завел, и они взбесились. Нет, спасибо. Погибай, пытаясь спасти маленьких, один. Я предпочитаю выжечь их базы и избавить мир от злобной заразы. Они назвали меня монстром-разрушителем? Я оправдаю их ожидания. Пусть сгорят в огне. Я не желаю выставлять себя на посмешище, пытаясь помогать тем, кто быть спасенными вовсе не желают. Зачем им нужен ты? Если они хотят измениться, пусть меняются! Они что, беспомощные малые дети? Нет, Четырнадцатый. Зло и разрушение — их осознанный выбор, и они счастливы в своем мире. Пусть же насладятся плодами своего труда! А ты… не попадайся мне под ноги, странная биоформа, желающее помочь чудовищам. Еще раз встречу — убью.

Нова ухватил Кицунэ поперек туловища и, сняв ее со своего плеча, пренебрежительно уронил в снег.

— Но ведь если ты будешь продолжать жечь базы, — выкрикнула Кицунэ на пределе своих сил, — чем ты станешь отличаться от маленьких? Разрушая и убивая без причины, ты ведь поступаешь точно так же, как худшие из них!

Нова презрительно фыркнул, но задержался на пару мгновений, формулируя ответ.

— Если громко крикнуть, звуковая волна отразится от горных склонов и вернется к тебе. Крикнув «привет», услышишь «привет». Крикнув «умри», услышишь «умри». Я — гора, возвращающая людям звуки их голосов. Разрушения и смерть, огонь, которым я заливаю их жилые зоны, — всего лишь эхо. Это самое обычное эхо, и гора не может вернуть «привет», если человек крикнул «умри». Пойми это и уходи. К несчастью, молчащий человек может услышать эхо чужого голоса. Уходи, пока эхо голосов людей не докатилось до тебя!

Пренебрежительно поблагодарив старуху-знахарку, Хизако выставила ее за дверь и осталась в полуразбитом храме одна. Выждав несколько минут и убедившись что селянка ушла, куноичи торопливо заковыляла в жилую комнату.

Больше двух недель это место служило логовом для затаившейся волчицы. Суетливое было время. Два нападения на караваны, принесших победителям богатство и славу. Захват и разграбление города. Разбой. Игры с лордом Хуоджином.

Но теперь, похоже, пора заканчивать с опасным весельем. Ходят слухи о вторжении войск наместников из соседних регионов, появилась «защитница справедливости» в костяной броне, да еще и эта странная магнитная буря, мешающая радиосвязи. Хизако вовсе не была глупа или чересчур храбра. Инстинкт самосохранения, так же как перед штурмом Инакавы, яростно убеждал ее, что пора уносить отсюда ноги.

Войдя в жилую комнату, куноичи сплюнула на пол недокуренную сигарету и, вскрыв нехитрый тайничок в углу, вытащила на свет довольно большую черную коробку.

В коробке были аккуратно уложены стопки золотых монет и лежал мешочек с самыми лучшими драгоценностями из тех, что были добыты грабежом у жителей Агемацу или получены в качестве подарков от генерала Хуоджина. Стоимость сокровищ в этой коробке была запредельна, даже части из них хватило бы любому, чтобы обеспечить себе безбедную жизнь до самой старости. А что до проблем с законом и охотниками на дезертиров?

Открыв коробку, Хизако вынула одно из шести лежащих поверх золота удостоверений личности.

Мацуи Аянэ? Хороший вариант.

Когда Агемацу захватили бандиты, многие обеспеченные граждане не стали дожидаться грабителей и попытались сбежать, прихватив с собой самое ценное имущество. Но вырваться из захваченного бандитами региона было совсем не просто. Многих убили, многих продали в рабство. Хизако не принимала непосредственное участие в массовых облавах на убегающих, но, отсыпаясь днем, ночами шастала по горам и выслеживала добычу. Ее бесконечно забавляло, когда беженцы, забившиеся в щели и норы в надежде переждать ночь, сначала начинали трястись от ужаса при ее приближении, а затем светлели лицами и вздыхали с облегчением, увидев кимоно мико. Куноичи, представляясь жрицей храма стихий, рассказывала им печальную историю Ишикуно Мисаки и предлагала свою помощь. Ночлег в храме, теплую пищу и целебный, восстанавливающий силы, напиток.

Мацуи Аянэ была дочерью городского стража, что оказался слишком правильно воспитан, чтобы склонить голову перед бандитами. Встал не на ту сторону, и за это поплатилась вся семья. Другие самураи Агемацу, не такие упрямые, разобрались с проблемой, но сделали это непрофессионально, как это свойственно городским стражам. Старшей дочери строптивого самурая удалось сбежать от них. Выждав время, девушка даже вернулась домой, но обнаружила его разоренным и опустошенным. Она не нашла никаких ценностей и денег, соседи отказались ее прятать, и единственное, чем помогли — дали немного продуктов. Понимая, что может только погибнуть здесь, Аянэ покинула Агемацу. Она надеялась добраться до Кацуямы и попытаться как-нибудь наладить жизнь, но уже первые десятки километров показали ей, непривычной к тяготам девочке-горожанке, как тяжела и страшна одиночная дорога через заснеженные горы.

Обо всем этом она, со слезами на глазах, рассказала доброй жрице, что отыскала полузамерзшую девушку под небольшим скальным карнизом и, подняв на руках, отнесла в храм. Крыша над головой, теплая еда и сочувствие человека. Допивая вкуснейший фруктовый напиток, который подала ей мико, несчастная девушка плакала, ей казалось, что она попала в сказку. Девочка говорила и говорила, рассказывая свои горести, не меньше чем в пище и тепле, нуждаясь в том, чтобы ее пожалели. Но когда блеяние беспомощного ягненка останавливало голодного волка? Изображая доброту и сочувствие, обнимая засыпающую под действием наркотиков девчонку, Хизако не чувствовала к ней ни малейшей жалости. С какой стати ей думать об этой избалованной слюнтяйке?