Роза с шипами - Наталья Якобсон

-- Обстоятельства помешали, - я имел в виду Камиля, но решил лишний раз не подставлять и без того запуганного слугу под хозяйский кнут.

-- А вам ...тебе захотелось заманить меня на плаху? - я решил, что разговаривая с человеком, который выглядит немногим старше меня вполне могу обращаться на "ты".

-- У тебя в голове один только эшафот. Вечно оглядываешься на виселицу, как скрывающийся преступник.

-- А разве мы с тобой когда-нибудь были законопослушными горожанами. Хоть раз мы ехали в гости не для того, чтобы выбрать себе жертву или не вертя в руках драгоценности, снятые с трупа?

Он мог все отрицать, сославшись на то, что только я один разъезжал по гостям, выискивая очередную жертву, но не смог. Вспомнил, для чего однажды заявился к моему отцу и как выбрал из толпы гостей в качестве жертвы меня самого. Не то, чтобы упоминание о старых грехах его укололо. Что такое для него чья-то поломанная жизнь, чтобы раскаиваться за нее. Он проглотил оскорбление только для того, чтобы вернуть его сторицей.

Он скрестил руки на груди, совсем как я. Бледные, правильных очертаний губы сжались в упрямую линию. Нежная кожа на веках резко и красиво контрастировала с густыми, длинными ресницами поразительно темного оттенка. А огромные миндалевидные глаза постепенно приобретали выражение моих. Ротберт все сильнее походил на меня и, как это не странно, хорошел. Я ненавидел его и в то же время не мог отвести от него глаз, настолько он стал красив.

-- Ты догадываешься, зачем ты мне понадобился теперь? - вдруг спросил он и вновь пронзил меня своим тягучим взглядом.

-- Это я и намеревался выяснить, - не задумываясь, выпалил я и провокационно усмехнулся. - Наши пути давно разошлись, так зачем же мы можем быть нужны друг другу.

-- Понятно, - процедил Ротберт, как будто для одного себя. Из-под губ выглянул ряд поразительной жемчужной белизны зубов, с резко заостренными, как у тигра, резцами. Фибула - скарабей на его плаще искрилась, то рубиновыми, то опаловыми тонами, будто была сделана не из граната, а из многоцветья всех существующих в мире каменьев.

-- Мне удалось сбросить с себя горб и ту омерзительную сморщенную оболочку, которую приходилось таскать на себе, как черепаший панцирь, - Ротберт вдруг заговорил со мной, как с другом - ровесником, которому можно пожаловаться на свои горести и встретить понимание. К счастью, я был достаточно искушен, чтобы не купиться на такую простую уловку и слушал его без участия. Хотя другому бы польстило, что глава целого общества разговаривает с ним на равных.

-- Как выяснилось, у молодости есть не только положительные, но и отрицательные стороны, - усмехнулся он, будто сумел повернуть время вспять к событиям недельной или двухнедельной давности. - Юности завидуют, но ее не уважают, не признают, что за ней тоже может быть право первенства. Мне пришлось доказывать даже этим молокососам, что я, действительно, обладаю властью и не позволю никому из них сбежать от меня. Не смешно ли? Сбросив почтенный возраст, я столкнулся с неуважением тех, кто считает себя старше, а на самом деле их и на свете не было, когда я уже прожил сотни лет. Не считай, что я пытаюсь тебя разжалобить, но колесо судьбы обернулось так, что я понял какого все эти годы приходилось тебе.

-- Колесо судьбы или нечто другое, то, что к судьбе никого отношения не имеет? - с подозрением переспросил я.

-- Неважно, - он небрежно, но грациозно взмахнул своей светящейся рукой. - Скажу только, что несмотря на все ущербные последствия такого эксперимента, мне понравилось чувствовать себя таким же, как ты. Глядя на свое новое окружение, я гордился тем, что стал самым неотразимым среди них, но, как наказание, опять появился ты, Эдвин и я снова убедился, что прекраснее тебя никого нет. Ты, как кара небесная шатался по Виньене, распугивая моих новобранцев, будто доказывал, что ты единственное в окрестностях существо более сильное, чем все мои подданные. Теперь, когда мы снова встретились, мне нужно кое-что от тебя.

-- Что именно? - надменно спросил я, уже тоном голоса давая понять, что он ничего не получит.

Длинные паучьи пальцы потянулись ко мне из мрака. Их скользкие, липкие подушечки едва коснулись моих скул, а я уже почувствовал отвращение.

Ротберт почти вплотную приблизился ко мне и прошептал:

-- Твое лицо!

-- Что? - я оттолкнул его так стремительно, что не рассчитал силы и мои ногти полоснули его по щеке. Из пяти глубоких рваных царапин брызнула кровь. Он прижал руку к лицу, но кровь сочилась сквозь пальцы, капала на камзол. Ее вытекло гораздо больше, чем может вытечь у человека, и я брезгливо отступил от густой лужицы, образовавшейся на полу. Мои ногти удлинились и стали золотыми, и я поспешно спрятал руку за спину, чтобы не было искушения царапать его снова и снова, пока от этого привлекательного молодого господина не останется только ободранный кусок мяса.

-- Повтори, чего ты пожелал?

Я сомневался, что со ртом, наполнившимся кровью, он сможет произнести членораздельный ответ, но все-таки попытал счастья, а вдруг он захочет ответить мне мысленно.

Ротберт с ответом не спешил. Он отнял руку от лица. Кровь все еще капала на пол, но я понял, что капает она не со щеки, а с его пальцев. Царапины с его лица исчезли, так же быстро и бесследно, как исчезли бы с моего.

-- И еще мне нужна твоя империя, конечно же, - уже более уверенно сказал он. Никаких требовательных ноток, он собирался отвоевать то, что хотел приобрести.

-- Все, кто обитают в ней, тебя ненавидят, - спокойно, сдерживая рвущийся наружу гнев возразил я.

-- И что с того. Они уже привыкли подчиняться тебе. Они не могут обходиться без верховной власти. Что если сменить сильного, но ветреного господина, на более могущественного.

-- На более самонадеянного, - поправил я. - Свое могущество еще надо проявить в чем-то большем, чем в заманивании глупых подростков и более взрослых отщепенцев в свои сети.

-- Они могут обидеться, услышав тебя.

-- Думаю, они отучены от дурной привычки подслушивать чужие разговоры, - я с трудом разжал руку в боевой готовности сжавшуюся в кулак. Золотые ногти впились мне в ладонь, и теперь из нее тоже капала кровь. - Так ты хочешь установить республику не только в Виньене, но и в моей империи?

-- И ты поверил в эти россказни, - он хрипло, укоризненно засмеялся. - Республика будет отменена, как только я займу твердые позиции или...Не все ли равно, как называть верховную власть в той области мира, которая будет принадлежать мне? В любом государстве, не только в том, которое завешано тебе, может вспыхнуть революция, но править освобожденной от земного властелина страной будет не народ, а дьявол. Ты ведь так меня прозвал? Именем, которое все знают, но бояться произнести вслух. Вспомни зал совета и бунт в деревне, Эдвин. Толпой правят не добрые побуждения, а те духи, с которыми ты свел тесную дружбу в моих темницах. Тот, кто поднимает толпу на восстание, пробуждает демона. Этим я сейчас и занимаюсь.