Предания старины глубокой - Миясат Шурпаева

Так причитала Шагун, и все собравшиеся на похороны навзрыд рыдали от ее слов. Даже крепкие мужчины вытирали украдкой слезы. Следующие дни и ночи в селениях Мукур и Гуйми все повторяли и запоминали причитания Шагун по своему жениху. Шахмандара же проникся к ней, уважением и любовью за то, что так оплакивала его сына и возвысила престиж похоронного обряда.

После этого прошло два года, Шагун не сняла за это время траур и не показывалась нигде на торжествах и на веселье. Пробовали к ней подойти и сваты, но она и слышать не хотела ни о ком.

Однажды пришла к ним сестра Шахмандара Итта, принесла бочонок меда, золотое колечко и старинный платок гулменди. Начала она издалека, но затем сказала, что послал ее Шахмандара к Шагун, велел передать его слова: “Сгорела и потухла твоя душа, Шагун, сгорел и потух и мой дом, не придешь ли ты зажечь очаг в доме своего любимого?” Услышав эти слова, Аминат не дала дочери и рта раскрыть:

– Хватит, Итта, надоели нам по горло сплетни ваших гуйминцев, теперь же я дочь в Гуйми не отдаю! Возвращайся туда, откуда пришла. Ушла Итта оскорбленная. Прошло некоторое время, Итта опять явилась с теми же подарками и с теми же словами. Опять ее прогнали мать и братья Шагун. Собралась в третий раз Итта в Мукури, но прежде договорилась с теткой Шагун по отцу. Как Итта переступила порог дома Аминат, зашла за ней и тетка Шагун. Итта опять повторила слова Шахмандара, опять раскричались братья и мать, но тут встала грозная и мудрая тетка и сказала: “Теперь молчите все! У Шагун нет отца, коль нет его, буду я, его сестра. Никто в наших селах не поверит, что какая-то девушка не вышла за Шахмандара, если он сватал. Скажут, не брал, и потому не вышла. А я вот возьму и отдам!

Она взяла из рук Итты кольцо, надела на палец Шагун, взяла платок, тоже надела не ее голову, взяла кусок хлеба, обмакнула в бочонок с медом и положила сначала в ее рот, затем в свой рот, затем подала и Итте. при этом читая обрядовые молитвы. А племянникам своим велела молчать и Аминат отослала от дочери, сказав, что теперь хозяин Шагун ее будущий муж, что он посчитает нужным, то и сделает. Так эта мудрая женщина развязала тугой узел и поставила все на свои места.

Все, что написано выше, мне рассказала внучка той самой Шагун, Загидат, мудрая и пожилая женщина. Она вспоминала свою бабушку Шагун, добрую, умную и всеми уважаемую в селе. Шахмандара умер раньше нее. У них было несколько детей. Шагун отзывалась о своем муже очень хорошо, говорила, что за свою совместную жизнь не услышала от него ни одного слова тяжелее пуха. Он был всегда добр, отзывчив и внимателен. Наказывал, чтоб не возвращала человека, пришедшего за подаянием или за другой помощью, чтоб не забывала сирот в священный день-пятницу.

До сих пор в селении Гуйми с особой теплотой вспоминают добрую чету Шахмандара и Шагун.

Трагедия потомков Сурхай-хана

В XIX веке прямые потомки Сурхай-хана, через его сына Магомедхана: Имрам-бек, Аслан-бек, Шахимардан-бек, Башир-бек, Махмуд-бек и Муслим-бек со своими семьями и прислугой жили в своем родовом поместье Бухцанаки, в восьми километрах от Кази-Кумуха. Они владели обширными земельными угодьями в горах и на низменности, в районе нынешнего «Новостроя», содержали множество домашнего скота, табуны лошадей. Они владели также ювелирными мастерскими и магазинами в Баку и Тифлисе.

Отец братьев Башир-бека, Муслим-бека и Махмуд-бека Зубаир-бек Сурхайханов был казнен в 1877 году за участие в бунте. После установления советской власти они стали носить фамилию – Зубаировы.

Двоюродные братья Башир-бек и Агалар-бек (впоследствии Агалар-хан) в отрочестве были отданы Аслан-ханом Казикумухским в аманаты русскому царю. Позже Башир-бек, со своим двоюродным братом Имрам-беком воевали в русско-японской войне, вернулись в чине штабс капитанов и с боевыми крестами. Раненный в бою Имрам-бек, хоть и хромал на одну ногу, всегда ходил подтянутый, одетый с иголочки и с серебряным посохом. Все Сурхайхановы были умны и образованы, владели многими языками, Махмуд-бек хорошо пел, сочинял стихи на арабском и азербайджанском языках. Кстати, дочь Махмуд-бека Тугай-ханум является прямой бабушкой по матери известному дагестанскому певцу Мухсину Камалову, а Башир-бек является прадедом не менее известному пианисту Хану Баширову. Получивший в свое время в Санкт-Петербурге юридическое образование, Башир-бек по возвращении с войны был назначен заместителем председателя государственного и шариатского судей при губернаторе Дагестана в Темирхан-Шуре.

После установления советской власти пожилой Башир-бек вернулся в свое родовое поместье Бухцанаки, летом туда же возвращались из Баку и Тбилиси все Сурхайхановы, и их приезд становился праздником для всех близлежащих сел, к ним приходили гости со всего округа, и конечно, из Кумуха. Вечерами братья Сурхайхановы устраивали настоящие концерты и до полуночи звуки музыки заполняли близлежащие горы и долины.

После установления советской власти на Кавказе их ювелирные мастерские и магазины были конфискованы, прикутанные земли отобраны, и они сами продали почти все земельные угодья и в горах. Все шесть семей жили в Бухцанаки, не вмешиваясь ни во что и не мешая никому. Во время революции даже Саид Габиев, скрываясь от преследования, часто гостил у них. Приходили к ним чекисты, требуя денег и золото для нужд новой власти, Сурхайхановы не скупились и отдавали все, что могли.

19 апреля 1927 года в Бухцанаки среди ночи залаяли все собаки, раздались выстрелы и псы со стоном умолкли. Почуяв неладное, Сурхайхановы вскочили с постелей, зажгли лампы, и к ним одновременно во все дома ворвались вооруженные до зубов чекисты, предъявили ордер на обыск. Их было человек пятнадцать, с начальником ГПУ Ягизаровым, который приказал женской половине приготовить горячую еду для его работников. Женщины стали варить хинкал с сушеной колбасой, а мужчин Сурхайхановых загнали в один сарай и заперли. Чекисты произвели обыск во всех домах и все, что считали годным, кидали в свои хурджины, брали даже теплые женские одежды и меховые шубы. Когда хинкал был готов, чекисты потребовали водки. – «Водку не держим, у нас не пьют», – ответили женщины. Наевшись, чекисты стали снимать драгоценности с женщин. Когда Асият-бике возмутилась, ее избили и силой сняли с нее драгоценности. Все эти бесчинства продолжались до рассвета.

Затем чекисты вывели мужчин, на Махмуд-бека надели кандалы, поскольку он оказал им сопротивление, вывели всех женщин и детей, погнали весь домашний скот и направились в Кумух. К шести часам утра они дошли до Кумуха. Несмотря на ранний час, все кумухцы вышли им навстречу, поили их горячим калмыцким чаем. При виде дрожащих от холода женщин и детей, снимали с себя теплые тулупы и кидали на их плечи. Имрам-бек шел с трудом, хромая на одну ногу – его серебряный посох отобрали чекисты, тут нашелся кто-то из толпы и протянул ему свой посох.