2009, №1 - Журнал «Если»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я так рассердилась на остальных, что громко крикнула:
– Все хорошо. А вы оставьте ее в покое! Только оставьте ее в покое! Она достаточно часто вас лечила!
Вперед выступил Форчи и вдохнул ее запах, пытаясь определить, насколько серьезно она ранена.
Потом он посмотрел в сторону Кошки, все еще державшей винтовку, спокойно повернулся и направился к фургону. Ливизе наконец удалось снять хомут. Она стала подниматься в гору, навстречу Форчи.
Я пыталась увести Грэму назад, к нашим повозкам, но она решительно покачала головой. Значит, хотела услышать слова Форчи.
Я не слишком хорошо слышала его, зато сюда отчетливо доносился голос Ливизы:
– У нее столько же причин бежать от них, сколько у тебя!
Голос Форчи стал резче. Похоже, он отдавал приказ.
– Нет! – отрезала Ливиза.
Он произнес что-то еще, и Ливиза ответила:
– Полагаю, она сделала все, чтобы нас защитить.
– В таком случае, убирайтесь! – громко велел Форчи. – Ты, или она, или вы обе!
– Я уже убралась. Неужели не заметил?
Она отступила назад, к длинному передку, и натянула на себя хомут.
– Вы больше мне не нужны. Обойдусь и без вас!
Она развернулась. Так круто, что едва не повалила фургон набок. И потащила его по берегу ручья. Форчи снова скомандовал всем идти к воде:
– Африрадоры, охраняйте всех, пока они пьют.
К моему удивлению, Грэма похромала за фургоном Ливизы так быстро, как могла.
Я не хотела оставлять ее одну, поэтому, взяв с собой Чуву, зашагала следом. Спускаясь вниз, мы прошли мимо Форчи, взбиравшегося по склону с опущенной головой. Он проигнорировал нас. Нельзя слишком часто бросать вызов Вожаку.
Я догнала Грэму. Мы ковыляли по камням, переходили вброд мелкие пруды. Чува терлась подбородком о мой бок, словно утешая. Ливиза заметила нас за своей спиной и остановилась.
– Здравствуй, дорогая! – окликнула она Чуву, которая поскакала вперед, радуясь, что видит ее. Они сплелись шеями, наслаждаясь дыханием друг друга. Я подошла ближе, чувствуя, как слезы жгут глаза. Мы по-прежнему оставались семьей.
Грэма положила голову на борт фургона.
– Спасибо, – шепнула она Мэй.
– Ты ухаживала за мной, – ответила Кошка.
– Мэй! – окликнула Ливиза. – Это моя названая дочь Чува.
– Чува, – повторила Кошка и, улыбнувшись, подползла к передку фургона. – А у меня сын. Маленький мальчик.
Чува, нерешительно оглядевшись, попятилась.
– Он там… вместе с прайдом? – спросила Ливиза.
– Да. Но теперь он не захочет меня знать.
Мэй снова отползла.
– Главное для нас – охота. Никто не желает думать о чем-то еще. – Она пожала плечами. – Впрочем, он уже повзрослел и все равно скоро ушел бы от меня.
Ливиза остановилась.
– Ты, наверное, хочешь пить?
Кошка медленно, как расплавленный металл, вылилась из фургона, прихрамывая на больных лапах. С трудом сделала несколько глотков и, пошатываясь, вернулась к фургону. Неожиданно она засмеялась:
– У меня нет сил залезть обратно.
Ливиза выскользнула из упряжи, и мы дружно помогли взвалить Мэй ей на спину. Грэма вспрыгнула в фургон и затащила туда Кошку.
– Хорошо оказаться среди друзей, – прошептала та.
Ливиза погладила ее по голове.
– Никто из нас не может вернуться домой, – вздохнула она, с печальной улыбкой глядя на Мэй. Потом повернулась ко мне. Весь вид ее говорил: она умирает.
Мне хотелось спросить Ливизу, уж не думает ли она, что мне есть дело до Кошки.
– Не становись и ты изгоем, – сказала она мне, кивком показав на табун. Она попросила нас принести побольше смолы для лампы, и Грэма пообещала, что непременно все сделает. Пока мы возвращались к своим, я, не удержавшись, выпалила так, что услышала Чува:
– Она влюблена в чертову Кошку!
Той ночью мы с Чувой и Грэмой снова спали вместе под фургоном. За щитовыми стенами. Среди ночи мы услышали шорох и увидели лапы, рывшие землю под досками. Коты снова пытались ворваться к нам! Мы стали втыкать острые палочки в нежные местечки между их пальцами. Я прижала Чуву к себе. Над головами раздавались выстрелы и вопли Котов. Сквозь щели между досками мы видели мерцающий свет. В воздухе пахло дымом.
Форчи просунул под фургон голову:
– Ливиза подожгла склон холма! Нужно тушить огонь, – объявил он с безумным видом. – Скорее! Котов мы разогнали, но в лагере начался пожар!
Он поддел головой Венту и напомнил:
– Сейчас нам необходима каждая пара рук!
Зарево на противоположном склоне холма бросало смутные синие и серые отблески на уцелевшую траву. Огонь медленно сползал вниз. Угольки, оставшиеся от сожженной травы, рассыпали вокруг искры. Пепел щекотал наши ноздри. Мы почти ничего не видели. В фургонах хранилось топливо и огнива. Если они вспыхнут, мы потеряем все.
– Эта проклятая женщина! – вопила Венту.
Жмурясь от едкого дыма, мы схватили одеяла и стали сбивать пламя, целясь в каждый проблеск света. Мужчины отправились к ручью с ведрами, слепо ступая в темноте. Гадая, не поджидают ли их Коты. Земля дымилась и шипела. Вверх поднимались серые клубы. Мы продолжали бить мокрыми одеялами по извилистым красным линиям в дереве.
Рассвет еще не наступил, и пожар не был потушен, когда Форчи велел нам собираться и выступать. Моргая слезящимися глазами, мы стали разбирать щитовые стены. И радовались, что покинем это место. От запаха гари к горлу подступала дурнота. Я огляделась и увидела, что Ливиза уже уехала.
Пропади она пропадом!
Мое молоко пересохло от тягот дороги, и Чува была голодна. Для чего же существуют подруги, как не для того, чтобы помочь выкормить твоего ребенка?
– Тебе придется щипать траву, малышка, – сказала ей я.
Мы поднимали клубы пепла. Я наступила на что-то жесткое и неподатливое и поняла, что наткнулась на обугленный скелет Кота. Позже я заметила в траве выброшенную перепелку, которую подстрелила вчера Ливиза. Мясо потемнело и засохло. Значит, Кошка не захотела есть птицу.
– Я хочу убедиться, что с Мэй все в порядке, – неожиданно заявила Грэма.
При полном мутно-молочном свете мы порысили к фургону. Оказалось, что Кошка спит, а Ливиза тащит фургон, встав на задние ноги и держа винтовку наготове. Завидев нас, она отдала винтовку, опустилась на все четыре ноги и снова потащила фургон. Лицо ее и голос были суровыми:
– Она говорит, что можно вернуть Лошадей, чистокровных Лошадей. Представляете? Котам придется есть что-то другое, и все это наконец прекратится!
– Что? Как? – вырвалось у Грэмы.
– Предки хотели вернуть и тех, и других. У нас есть полная информация о Лошадях, и о Предках тоже. Мы по-прежнему носим их в себе.
– И… и что же нам делать? – растерялась Грэма.
– Пшооолы, – раздался голос из фургона.
Кошка с потешным выражением лица села и усмехнулась:
– Вы можете носить эти семена вешшно, но они не прорастут. Им нужно кое-что от Пшоол.
По какой-то причине Ливиза тоже хмыкнула. Это она-то, всегда столь серьезная и важная, что мне никак не удавалось ее рассмешить!
– Это называется… – Кошка осеклась и повела бровями. – Экдай-шшшоун. Именно так. Не знаю, что это ожжжначает. Просто застряло в голове.
Кошка знала: ее беззубый выговор звучит смешно. И она его обыгрывала. Я видела, как она умна. Всегда знала, что нужно сказать, чтобы привлечь Ливизу на свою сторону.
– Пшшооолы делают мед, и Пшшоолы создают Лошшшадей.
– Значит, если дать семени что-то, полученное от Пчел, мы сможем рожать чистокровных Лошадей?
Все в Грэме насторожилось и устремилось к Кошке.
– Только не ты! – простонала я, чем наконец-то рассмешила Ливизу.
– Ах, Аква, гнедая ты старушка!
– Нет, – покачала головой Кошка. – То, что родится, будет ближе, гораздо ближе к Лошшадям. Смесь Предков и чистокровной Лошшади. Но потом мы можем…
– Вывести Лошадь! Скрестив подходящие пары!
– Верно, – кивнула Кошка. – Я всегда шшшитала, что могу это сделать. Нам нужно много Лошшадей. Мои собратья по прайду имеют шшильную тенденшшию питатьшшя ими.
В спокойствии Ливизы было нечто убийственное.
– Мы способны вернуть Предков. Представляете, что они могут нам рассказать! А вдруг у них собраны воедино все осколки воспоминаний!
Кошка, добившись своей цели, откинулась на спину.
– Они нишшего не знают. У них нет памяти. Им придется вшшему учиться. Ходить. Говорить. И каждый раз все шшнова. Да, они шшмогли забыть. Но шшмогут и научиться.
Звезды над головой казались гигантской паутиной, усеянной сверкающими каплями росы.
– Они хотели лететь к жжвеждам. И думали, что смогут перевежжти в себе животных и растения. И еще они боялись, что все их жжнания будут утеряны. Как, шшпрашивали они себя, мы сумеем уберечь информацию? Поэтому они сделали ее подобной жжнаниям, которыми обладает каждый паук: умением плести паутину.
