Рок-н-ролл под Кремлем - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тогда и выросший Рогожкин должен был сохранить в себе какие-то черты московской «золотой молодежи»: речь, манеры, повадки… У них это остается на всю жизнь, как говорится – закваска сразу видна… А тут пьющий медведь, лакающий какую-то дрянь и кромсающий штыком конскую колбасу… Нет, Юра должен был признать, что картинки не совмещаются и Рогожкин подходит на роль «золотого мальчика» не больше, чем Мамедов – на роль хакера.
12 сентября 1995-го года дядя Коля умер вследствие острой сердечной недостаточности, так что допросить его не удастся. Свежеиспеченный капитан вздохнул. Сколь ни был ты могуществен и богат, а конец один…
Далее под отдельной скрепкой – сведения о Рогожкине Алексее Михайловиче (школа, Кубинка, полигон) и краткая справка о других его родственниках.
Иногда Евсеев отрывался от чтения, чтобы взглянуть на полковника. Кормухин что-то писал, хмуря густые брови под толстыми стеклами очков. Раньше Юра не видел его в очках.
В школе Леша Рогожкин учился средне, ни в чем плохом не замечен, избирался комсоргом класса и исправно собирал членские взносы. Взносы тогда были по две копейки в месяц – они не столько обогащали комсомольскую казну, сколько дисциплинировали членов организации, вырабатывали в них чувство преданности и готовность платить в дальнейшем сколько потребуется.
В училище Алексей тоже звезд с неба не хватал: четверки и тройки шли поровну, правда, за стажировки в войсках всегда получал отличные оценки. С товарищами отношения ровные, близких друзей нет. Замкнут. Табельным оружием владеет уверенно…
Впереди замигала тревожной лампочкой строчка, обведенная красным карандашом: в 1970—1972 годах встречался с девушкой: некой Кравченко Варварой Александровной, собирался на ней жениться, но брак сорвался из-за того, что невеста не захотела уезжать из Москвы. Вот тебе и Варенька-красавица! Та самая Варенька, девушка генеральского сынка, которую благополучно увел завербованный Кертисом Вульфом курсант-ракетчик, не без помощи, конечно, своего дяди Коли… Все совпадает – тютелька в тютельку!
А вот еще одна короткая справка, помеченная в углу жирным восклицательным знаком красного цвета:
В 1998 году Рогожкин А.М., находясь по обмену опытом в составе делегации Министерства обороны в штаб-квартире НАТО, в Брюсселе, в свободный вечер оторвался от товарищей и четыре часа отсутствовал вне контроля со стороны руководства делегации и других офицеров. Появился в состоянии легкого опьянения, объяснив, что заблудился. За это Рогожкину объявлен выговор с занесением в личное дело и принято решение в дальнейшем не направлять его в командировку за рубеж…
– Ну? И как тебе сюрприз?
Кормухин наклонил голову и смотрел на него над очками.
– Впечатляет, – честно сказал Евсеев.
– Еще бы. И дядя Коля, и Варя, и спутниковый передатчик на полигоне, и выход из-под контроля за границей – все в цвет! Капец котенку, больше срать не будет! – В хорошем настроении начальник отдела еще со времен борьбы за чистоту идеологии позволял себе грубые, «простонародные» шутки, когда-то призванные сбить с толку диссидентов-интеллигентов.
Евсеев слышал об этой привычке, но столкнулся с ней первый раз.
Полковник негромко запыхтел, изображая смех. Юра из вежливости улыбнулся. Котенку, положим, еще не «капец»… Да и тот ли это котенок, с юридических позиций совершенно неясно. Все вилами по воде писано да через лопату сеяно, как говорится… А надо не размахивать лопатой – рыть надо, рыть и рыть… Полковник эго наверняка понимает, подумал Юра. И я это понимаю. Почему же мы разговариваем так, словно Рогожкин уже у нас в кармане? Будто между нами есть некий сговор… Или он таким образом испытывает меня?
– Спасибо, – сказал Юра, закрыл папку и положил ее на стол. – Буду работать дальше.
– Давай, работай, герой! – весело подбодрил его Кормухин. – Удача идет к тебе, капитан Евсеев. Орден, считай, на подходе! Но ты вот что…
Полковник ритмично постучал ладонью по столу.
– Сейчас давай домой – отоспишься, мама-папа, куриный бульончик и все такое. А завтра бери этого Рогожкина за рога и крути его, пока не расколется. Дам тебе двух оперов, машину – какой факт нужно будет проверить, посылай по ходу опроса. А когда он «лопнет», передадим дело следователю, а ты останешься в оперативном обеспечении, чтобы до суда довести чин чинарем. Ясна задача?
– То есть как – завтра Рогожкин? – удивился Юра. – Я снова вылетаю в «Дичково»?
– Почему «Дичково»? – Кормухин нахмурился. Потом понял: – А-а… Нет, конечно. Ты просто не в курсе. Рогожкина вызвали сюда, в штаб ракетных войск, в кадры. Завтра он прибудет, якобы для решения оргвопросов, связанных с увольнением: определить место жительства, выписать жилищный сертификат, ну и все такое. Уже все решено. У меня только что был начальник полигона, Фирсов, – да ты его застал! С ним все и обговорили. Приедет, никуда не денется. Под негласным конвоем: с двумя сопровождающими, вроде попутчиками. Даже если догадывается – а должен, по идее, догадаться, поскольку волчара опытный, – так вот, если даже догадается и дернется не в ту сторону, все равно скрутят и привезут. Так что примешь его от кадровиков, доставишь прямо сюда – и за дело! Прессуй его по полной программе!
Юра покачал головой. Он был обескуражен. «Ясно теперь, – подумал он, – что это был за человек в штатском и откуда у него такие „теплые" чувства ко мне…»
– Но как его прессовать? – растерянно сказал он, чувствуя, что не оправдывает высокое доверие. – За что? У нас ведь реально ничего на Рогожкина нет, товарищ полковник.
Кормухин некоторое время молча таращил на него глаза и постепенно наливался краской. Похоже, полковник был обескуражен не меньше.
– Как это нет?! – прогрохотал он наконец. – А дядя Коля этот, с его связями? А девка его, Варя? А год выпуска?! А утечка информации? А «закладка»? А выкрутасы в Брюсселе? А… Да ты соображаешь, что говоришь, Евсеев? Это, по-твоему, «ничего нет»?! Или случайное совпадение?!
– Это косвенные доказательства, – неуверенно возразил Юра. – Да и что они доказывают? За что его под суд отдавать?
Евсеев хотел развить свою мысль, но полковник упрямо мотнул головой: молчи и слушай! – и продолжал грохотать:
– А то, что нашего человека внахалку скрутили в Вашингтоне, повесили шпионаж – это как? Это тоже, думаешь, случайное совпадение?! А мы будем сидеть и умничать, сложа руки, да? А в это время – знаешь, что будет в это время? Рогожкина твоего эксфильтруют через Украину или Эстонию прямиком в Америку, вот что будет, и ищи-свищи его! Поскольку карты уже открыты, с ним все ясно, ему здесь ловить нечего! Ты прищемил волчаре хвост, пнул его сапогом под жопу, растревожил – а теперь в кусты?
– Они нашего скрутили, а мы крутим своего, – сказал Евсеев, до которого стала постепенно доходить причина такого необычного напора Кормухина. – Пока что своего. Нашего. Не их человека. Вот в чем разница.
Кормухин вздохнул, снял очки… Юра решил, что сейчас он грохнет их о стену, – но нет, не грохнул, а аккуратно протер носовым платком и снова водрузил на нос. И посмотрел сквозь них с жалостью, как на убогого. Или полудурка.
– Странный ты парень, Евсеев. Тебя в звании повысили, в должности, премию дали… За то, что ты на след шпиона вышел. Осталось взять его за шкирку и получить орден или медаль, на худой конец… Политическая ситуация подходящая, тебе зеленый свет включили: сейчас можно и на детектор лжи этого гада посадить, и санкцию на «сыворотку правды» получить, и допрос третьей степени устроить… А ты его начинаешь защищать? Ну скажи, нормальные люди так себя ведут?
Потом подвинул к себе свои бумаги, взял ручку и снова принялся писать, словно забыв о существовании Юры.
– Да я его не защищаю, товарищ полковник! Просто юридические факты надо получить… Чтобы доказательства были…
– Так получай доказательства. Кто тебе мешает?
Спокойный ровный тон оборвался, как рвется перегруженный трос, размазывая того, кто оказался рядом. Кормухин с силой ударил ладонью по столу. Ручка отлетела в угол.
– Только не распускай сопли и не превращайся в адвоката! Работай на результат, как положено! Иначе я передам это дело Ремневу, а еще лучше Кастинскому! Они точно не будут слюни разводить!
– Вас понял, товарищ полковник. Разрешите идти?
Юра встал.
– Иди, Евсеев.
И уже у самой двери Юру настиг его спокойный и тяжелый, будто налитый свинцом, голос:
– Запомните, капитан Евсеев: Рогожкин – тот самый гад и есть. И завтра начнется его искупление за все поганые делишки, которые он вытворял здесь, в родной стране. Вот так-то.
* * *– Вот ваша пси-разведка, – с явной издевкой сказал Евсеев. – Нравится?
Кораблев, склонив голову набок, внимательно рассматривал сканер. Лицо «инквизитора» ничего не выражало. По большому счету, обнаружение «закладки» лично ему ничем не грозило. Потому что он сел в поезд времени гораздо позже той остановки, на которой функционировал этот хитроумный шпионский прибор. Но были люди, которые ехали со шпионом в одном вагоне.
