Афганистан. Подлинная история страны-легенды - Мария Вячеславовна Кича

Хабибулла Калакани управлял Афганистаном с января по октябрь 1929 г. Он выполнил все требования племенного ультиматума, предъявленного Аманулле. Он как можно плотнее закутался в мантию ислама. Он пригласил мулл в правительство. Все это не имело никакого значения. Этническая принадлежность и социальное происхождение падишаха были куда важнее. Король являлся таджиком, а не пуштуном, и сыном водоноса, а не отпрыском благородной династии. Пуштунские племена не признавали его господином – им делалось дурно от одной только мысли, что в Кабуле сидит какой-то таджикский выскочка.

Между тем страну охватил хаос. Бача-и Сакао мог провозгласить себя хоть халифом – но его власть не распространялась дальше столицы. В Герате, Газни, Джелалабаде, Мазари-Шарифе и Кандагаре объявились свои великие государи – и Афганистан опять погрузился в пучину феодальной раздробленности. Когда казалось, что кровопролитию не будет конца, пробил час «афганского Макиавелли» – Мухаммеда Надир-хана.

После падения Амануллы Надир-хан примчался из Парижа в Пешавар. Вскоре к нему приехали и другие братья Мусахибан. Надир установил контакт с ханами, которых знал по войне с британцами. Он без особого труда пробудил в их памяти воспоминания о минувших славных днях и внушил безграмотным племенным вождям, будто именно он, а не Аманулла, добился суверенитета Афганистана. Наверняка не все ему поверили – однако Надир был тем лидером, которого искали пуштуны: жестким, авторитетным и консервативным пуштунским героем, в чьих жилах текла королевская кровь и чья династия восходила к Дост Мухаммеду. Потенциальный падишах, Надир возглавил сородичей, сражавшихся с таджиками в войне, которая из гражданской переросла в межэтническую.

Предварительно Надир заручился поддержкой англичан – и фаранги позволили ему рекрутировать бойцов из числа пуштунов Британской Индии (с территории нынешнего Пакистана). Банды Хабибуллы Килакани не могли противостоять лашкарам братьев Мусахибан. Уже 13 октября 1929 г. пуштунские ополченцы Надир-хана заняли столицу. Подельников Бача-и Сакао перебили, а его самого долго искали и выслеживали – но наконец поймали. По легенде, сын водоноса несколько дней прятался в Кабуле, а потом попытался уйти горными тропами в Персию – но проводник его предал. Хабибуллу Килакани передали в руки Надир-хана и то ли повесили, то ли расстреляли.

Разделавшись с лидерами восстания, Надир-хан созвал традиционную лойя-джиргу – наподобие той, которая избрала Ахмад-шаха Дуррани в середине XVIII в. Она состояла не из делегатов от разных районов и провинций, а из старейшин и прочих уважаемых людей. Надир сказал им, что вернулся в Афганистан не ради удовлетворения собственных властных амбиций, а во имя спасения отечества. Немногочисленные уцелевшие сторонники Амануллы надеялись, что Надир восстановит его на престоле, – однако тот даже не упомянул свергнутого короля. Тем не менее Надир поклялся хранить верность тому, кого выберет народ. В этот момент – конечно же, совершенно случайно – из разных частей зала раздались голоса, призывающие Надира принять корону. Дважды он покраснел и отказался от столь высокой чести – но в третий раз заявил, что повинуется народной воле и смиренно возложит на себя тяжкое бремя абсолютного монарха.

Итак, 15 октября 1929 г. – за девять дней до краха нью-йоркской фондовой биржи и начала Великой депрессии – в Афганистане к власти пришел новый король, Мухаммед Надир-шах.

Глава 10

Призрак стабильности

В одну руку два арбуза не возьмешь.

Афганская пословица

Правление Абдур-Рахмана стало поворотным моментом для Афганистана. Эмир определил границы государства, минимизировал контакты с британцами и начал создавать единую афганскую нацию, подконтрольную Кабулу. Детище Абдур-Рахмана представляло собой разветвленную систему чиновников, администраторов, технических специалистов, правительственных священников, шпионов и профессиональных военных. Под этой бюрократической паутиной жил истинный Афганистан – крестьяне и кочевники, феодалы и вожди племен, консервативные муллы и паства, автономные деревни и племенные партизанские армии.

Старый («первый») и новый («второй») Афганистан разошлись окончательно и бесповоротно. Кабульская элита, имевшая связи с внешним миром, усвоила западные культурные элементы – идеи, моду, мечты. В кругах столичной знати зародились амбиции привнести в Афганистан науку, технологии и прогрессивное мышление, обусловившие процветание Запада, – и тем самым обеспечить афганцам все удобства, доступные европейцам. Но «первый» Афганистан отчаянно сопротивлялся модернизации. Его жители по-прежнему лелеяли ненависть к кафирам, ревностно соблюдали старые традиции и предпочли остаться в нищете и изоляции – только бы ничего не изменилось.

Конфликт между Кабулом и периферией попеременно то разгорался, то затухал – но реформы Амануллы спровоцировали социальный взрыв. Для большинства афганцев они оказались чересчур шокирующими и радикальными. Впрочем, волна народного гнева, вынесшая на вершину власти Бача-и Сакао, схлынула – и обнажилось грязное дно, усеянное мусором и человеческими костями. Воцарение семьи Мусахибан не устранило противоречия афганского общества. Западные державы все еще довлели над страной, правящий класс по-прежнему хотел преобразовать это средневековое государство, а миллионы ретроградов и консерваторов судорожно цеплялись за привычный жизненный уклад и угрожали свергнуть нового короля, если тот изменит что-нибудь, что они ценили. «Первый Афганистан» – холодный, опасный и суровый – был подобен горам Гиндукуша, и покорение этих гор стало главной задачей афганских монархов в течение следующих десятилетий.

15 октября 1929 г. Мухаммед Надир-хан был провозглашен королем Афганистана на традиционной лойя-джирге, состоявшей из авторитетных старейшин, мулл и племенной знати. Спустя год – в сентябре 1930 г. – этот выбор одобрила общегосударственная лойя-джирга, сформированная из делегатов от всех районов и вилаятов – по принципу, утвержденному Абдур-Рахманом. Новоиспеченный король, нареченный Надир-шахом, обладал военным и административным опытом – а также решимостью, позволившей ему к 1931 г. собрать страну под своей властью. Монарх использовал комбинацию силовых и дипломатических методов. Таджикское восстание, поднятое сторонниками Бача-и Сакао, было жестоко подавлено, а его предводители – казнены. Ханов шинвари удалось подкупить, и пуштуны тоже прекратили бунтовать.

Надир de jure отменил реформы Амануллы, но de facto он действовал гораздо хитрее. В 1931 г. король издал конституцию, основанную на «Низамнаме», – но с одним существенным отличием: в ней был закреплен доминирующий статус ханафитского мазхаба. Шариат провозглашался единственным законом страны, не подлежащим упразднению или замене на любые другие правовые нормы. Также Надир – впервые в истории Афганистана – учредил двухпалатный парламент, где верхняя палата назначалась падишахом, а нижняя – избиралась Национальным советом. Этот консультативный орган при монархе формировался из ханов и мулл, получивших право голоса в государственных делах, – но в реальности Национальный совет был нужен для того, чтобы отслеживать настроения традиционной элиты. Ни одна статья конституции не ограничивала власть Надира. Он поклялся сохранить племенную систему и защищать ислам, который хоть как-то мог склеить разрозненное афганское общество. Консерваторы радостно поддержали падишаха, думая, что он искоренит все нововведения