За Москвою-рекой. Книга 1 - Варткес Тевекелян

Власов, сидя верхом на стуле и положив руки на его спинку, улыбаясь, слушал веселого инженера. В душе он сочувствовал Леониду: «Молодец парень, сумел завоевать расположение такой хорошей девушки!»

Что греха таить, с некоторых пор он испытывал непреодолимое желание постоянно видеть Анну Дмитриевну, слышать ее голос или хотя бы просто знать, что она рядом. Когда они изредка встречались в цехе или во дворе комбината, Власов терялся и не знал, о чем говорить, хотя был человеком не робкого десятка. Казалось, она угадывала его состояние и каждый раз с необычайной легкостью завязывала непринужденную беседу, с увлечением рассказывая о своих опытах, о делах в институте. Всегда спокойная, приветливая, Забелина невольно располагала к себе окружающих. Все любили ее, а мать часто спрашивала Власова: «Куда запропала та симпатичная женщина, которая была у нас под Новый год? Почему не заходит?»

Если бы у Власова спросили: «Что это? Любовь, привязанность или естественное расположение к милой и умной женщине?» — он затруднился бы ответить…

Власов отчитывал заведующего отделочной фабрикой Забродина за плохую организацию работы ночных смен. Как раз в это время пришла Забелина.

— Хорошо, поговорим в другой раз! — сказал Власов. — Но, знайте, ночные смены не для того существуют, чтобы мастера отсиживались в кабинетах. Двадцать процентов, меньше выработки первой смены никто вам не позволит! — Он повернулся к Анне Дмитриевне.

Сукновал, работавший невдалеке, покачал головой. «Крутой характер у человека, ни с кем не считается, всех берет в оборот. Но правильно делает. На производстве порядок нужен: запустишь — и все пойдет вверх тормашками, как бывало раньше», — подумал он, бросив взгляд на расстроенное лицо заведующего.

Забелина протянула Власову маленькую руку.

— Рада вас видеть в добром здоровье!

— Спасибо… Однако вы не часто балуете нас посещениями, давненько у нас не были!

— Зато сегодня принесла вам радостную весть. В институте заинтересовались терморегулятором и серьезно взялись за дело. Пока вы поставите десять барок Полетова, опытный образец будет готов и его можно начать испытывать.

— Не успеют — барки уже привезли, и в начале будущего месяца мы начнем их монтировать. Можно было бы и раньше, да боюсь сорвать месячный план…

— Товарищ директор, беру на себя торжественное обязательство: в начале будущего месяца доставить вам опытный образец терморегулятора и лично принять участие в его испытании! — Анна Дмитриевна неумело откозыряла, оба рассмеялись.

— Эх, если бы получилось удачно!.. Мы могли бы разрешить проблему комплексной механизации в крашении. Газификация уже дает свои плоды: на котлах постоянно четыре атмосферы давления, на барках — необходимый температурный режим. Только за счет этого мы подняли производительность на пятнадцать процентов. Поставим закрытые барки и ночную смену ликвидируем. Тяжело работать по ночам, на себе испытал. Между четырьмя и пятью часами утра так клонит ко сну, что кажется, все отдал бы, лишь бы вздремнуть. С планом мы в две смены справимся, и красильный цех навсегда перестанет быть узким местом. Впрочем, — спохватился Власов, — я, кажется, опять расхвастался! Все о делах да о делах, как будто других тем для разговора нет… — И вдруг просительно и в то же время настойчиво проговорил:

— Знаете, что? Поедемте в воскресенье за город! Лето пройдет, а мы и зеленой травки не увидим…

— Куда?

— Куда глаза глядят! Только бы хоть на время забыть о плане, забыть, что существуют на свете Толстяковы, Никоновы, не видеть постного лица Баранова. Без машины, без шофера. Два бутерброда в карман — из путь-дорогу!

— Заманчивая перспектива!.. Хорошо, поедемте.

— До чего вы добрая, просто удивительно!.. Значит, решено! В воскресенье, ровно в шесть, я у ваших ворот?

— Не рано ли?

— Ну, в семь…

…От Пятницкой до Калужской площади они прошли пешком. День выдался на редкость погожий — на небе ни облачка, ласково светило солнце. По направлению к Павелецкому вокзалу, к станции метро, тянулись толпы людей с кошелками, сумками или рюкзаками за спинами.

На площади, у остановки загородного автобуса, стояла длинная очередь — много было желающих провести воскресный день подальше от города. Пришлось и им минут двадцать простоять на солнцепеке. Когда наконец удалось втиснуться в машину, Власов, взглянув на часы, воскликнул:

— Сколько времени потеряли! Надо было пораньше прийти!

— О прошлом никогда не следует жалеть, все равно не вернешь, — смеясь, ответила Анна Дмитриевна, разглядывая пассажиров. Среди них были рыбаки-любители с удочками, аккуратно уложенными в специальные мешочки, целые семьи с детьми, молодые парочки. На последнем сиденье разместились колхозницы с пустыми бидонами и кошелками, набитыми хлебом и сушками.

Машина плавно бежала по широкому Калужскому шоссе, мимо новых больших жилых домов, мимо многочисленных больниц и клиник.

По этой улице в 1612 году, не выдержав натиска Минина, бежали к Воробьевым горам толпы интервентов гетмана Хоткевича, а спустя двести лет, в 1812 году, по ней же отступала из Кремля армия Наполеона.

Еще недавно, лет десять — двенадцать тому назад, эти места считались глухой окраиной Москвы. Вдоль булыжных мостовых, гремя и лязгая, ходили трамваи, заставляя содрогаться деревянные лачужки с пыльными палисадниками. Среди этих покосившихся, почерневших от времени домишек выделялись в ту пору Первая, Вторая и Третья градские больницы и превращенное в клинику здание бывшей богадельни купцов Медведниковых, причудливой архитектуры, с высокими башнями, напоминающими минареты мавританских мечетей.

В тридцатых годах недалеко от площади появилось огромное здание Горного института. В бывшем Александровском дворце, построенном в Нескучном саду Николаем Первым, разместился президиум Академии наук. Вскоре деревянные домики снесли, улицу расширили, покрыли асфальтом. По обеим ее сторонам, на месте огородов Донского монастыря, выросли здания многочисленных научно-исследовательских институтов, огромные, красивые жилые дома. Вместо трамвая побежали голубые троллейбусы, а с расширением Внуковского аэродрома и строительством магистрали Москва — Симферополь Калужское шоссе стало одной из важных транспортных артерий столицы.

Автобус прошел мимо здания ВЦСПС и, преодолев небольшой подъем, очутился на возвышенности. Справа, на месте будущего Московского университета, перед глазами пассажиров раскрылась панорама грандиозной стройки. Несмотря на воскресный день, там кипела жизнь — работали сотни тягачей, бульдозеров, самосвалов. Каменщики завершали кладку стен второго этажа главного корпуса. Работали арматурщики, сварщики в защитных масках, похожих на рыцарские шлемы, и то там, то здесь ослепительным каскадом сыпались огненные брызги. Внизу, на огромной площади, тысячи студентов сажали кусты и деревья вдоль предполагаемых дорог и проездов.

Краны, краны, краны — везде и всюду. Они медленно опускали свои металлические хоботы, подхватывали груз и плавно поднимали его на скелеты будущих домов, строившихся по обеим сторонам дороги.

— Воздвигают новый город! — сказала Анна Дмитриевна. — Это просто как в сказке!

Власов молчал, любуясь ее оживленным, раскрасневшимся лицом.

Автобус свернул на узкую дорогу и, делая короткие остановки, помчался мимо небольших деревушек.

Вот и мост через Красную Пахру.

— Сойдем? — спросил Власов, когда автобус остановился, и, подав Анне Дмитриевне руку, помог ей спрыгнуть на землю.

Автобус ушел, и они остались вдвоем. Сразу стало тихо, запахло травой. В придорожных кустах негромко пискнула какая-то пичужка.

— Куда же теперь?

— Пойдемте берегом, — предложил Власов, закинул плащ через плечо, снял шляпу и пропустил Анну Дмитриевну вперед, на тропинку.

Она сразу же принялась собирать цветы — желтенькие лютики, лиловые колокольчики. Ее лицо порозовело, голубой шарф сполз с головы на плечи, золотистые волосы растрепались.

Боясь обнаружить нахлынувшие на него чувства, Власов только украдкой посматривал на нее.

И в глубокую глаз синеву Погружаюсь опять наяву, — вспомнилось ему.

Если бы он посмел сказать ей все, что накопилось у него на душе!..

Незаметно поднялись они на холмик. Внизу узкой лентой змеилась между тесными зарослями ольхи, вдоль песчаных берегов речка, дальше, насколько хватал глаз, тянулись зеленые, свежие, еще не опаленные зноем леса. Пахло медом, листвой, и было так тихо, словно они находились за сотни верст от Москвы.

— Как здесь хорошо! — воскликнула Анна Дмитриевна.

— Хотите, спустимся к речке, посидим, отдохнем?

Власов не успел закончить фразу, как она уже бежала вниз по отлогому спуску.

Они нашли среди кустов небольшую полянку. Власов расстелил плащ, скинул пиджак.