Русофобия - Елена Владарчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему вы не сказали, что Катя – ваша дочь?
Константин Петрович сделал несколько глотков горячего чая, поочерёдно попробовал и мёд, и варенье, и только после этого, посмотрев мне в глаза, ответил:
– Ты ведь и сама знаешь.
Из комнаты раздался громкий звук бьющейся напольной вазы, расписанной в кипро-микенском стиле, и пронзительный щенячий визг. Мы с Ефимцевым бросились на шум. По всему полу были живописно раскиданы осколки керамики – всё, что осталось от нашего со Славиком совместного отпуска. Эту вазу бывший муж подарил мне, наверное, поэтому и не забрал с собой при переезде к моей бывшей лучшей подруге.
Испуганные щенки спрятались под кроватью, откуда теперь осторожно выглядывали, не решаясь выйти.
– Я, пожалуй, пойду, поздно уже, – Петрович отправился в прихожую, и я пошла его провожать.
Я молча смотрела, как он обувается. Во мне не было никаких мыслей и эмоций.
– Я сделаю для тебя всё, что смогу, Лиля, обещаю, – Ефимцев обнял меня на прощание и ушёл. Я осталась совсем одна.
Не успела я подумать об этом, как в дверь снова позвонили. Наверное, Константин Петрович забыл что-то сказать. Но это была моя мать, Вероника Андреевна Берегова собственной персоной.
– Почему ты не спрашиваешь, кто там? – Начала она разговор в своей обычной назидательной манере с педагогическим уклоном.
– И тебе привет, мам, – я закрыла дверь и поцеловала подставленную щёку.
– Не дерзи, – она вручила мне тяжёлый пакет и отправилась в ванную мыть руки. Гигиена – прежде всего.
Как же я люблю свою мамочку! Несмотря на невыносимый характер, она всегда точно знала, что именно мне нужно. Я достала уже нарезанный хлеб и ветчину, сыр, маринованные огурчики, несколько салатов в пластиковых контейнерах и мои любимые бананы. В общем, всё, что необходимо для тихого семейного ужина на двоих.
– Лиля! – Раздался истошный вопль, а вслед за ним злобное тявканье.
Я осторожно выглянула из кухни. Одна из маминых вишнёвых туфель переходила из лап в зубы. Сама мама стояла, прижавшись к стене, и с ужасом взирая на творившееся безобразие.
– Рэй, Рой, нельзя! – Я с трудом вытащила обувь из острых зубов. На каблуке осталась длинная глубокая борозда. Щеки как ни в чём не бывало виляли хвостиками и прыгали вокруг моих ног.
– Это что такое? – У маман от возмущения ещё подрагивал голос.
– Мам, давай сначала поедим, это очень длинная история.
Я усадила её за стол и налила в бокал красного вина, которое хранила на особый случай. Пока мать приходила в себя, я быстренько накрыла на стол. Конечно, накрыла – громко сказано, просто выложила принесённые продукты на тарелки. Но кто будет придираться? Единственный кандидат филологических наук здесь – это Вероника Андреевна. А она временно нокаутирована нападением диких собак на её любимые туфли. Ужин прошёл в молчании, впрочем, я не расслаблялась, поскольку была уверена, маман найдёт, как на мне отыграться за понесённый ущерб.
– Ну, рассказывай, – она убрала посуду, достала из шкафчика второй бокал, разлила вино и выжидающе уставилась на меня, подперев рукой подбородок. Поза, которую я ненавидела ещё с детства, потому что она означала, что всевидящее око заслуженного преподавателя заметит даже мельчайшую лакуну в моём повествовании и заставит выложить всё, даже то, о чём я хотела бы умолчать.
Поэтому я рассказывала подробно и по порядку все события прошедших дней: о приказе руководства, долгом перелёте, ФБР, расследовании…
– И что теперь с Майклом? – В первую очередь спросила она, как мать незамужней двадцатисемилетней женщины.
– И что теперь с Майклом?
– Он в Америке.
– А ты?
– А я в России.
– Не паясничай, Лиля. – Скривилась она.
– А ты не задавай дурацкие вопросы!
Мы уставились друг на друга, каждая уверена в своей правоте: я, что она лезет не в своё дело, она, что желает мне добра. Мать отступилась первой, видимо, понимая, что мне и так досталось на орехи.
– А что с маньяком? – Сменила она тему разговора.
– Он умер.
– Ты уверена?
– Не совсем, но это теперь не моё дело.
– Что же ты останешься в стороне, если окажется, что он выжил и снова взялся за старое?
– Мам, я не суперагент! – Моё терпение, наконец, лопнуло. – И я уже получила свою «заслуженную награду»! И больше в это болото я не сунусь, потому что иначе грош цена моему уму и самоуважению! Я просто хочу спокойной жизни, и чтобы все оставили меня в покое!
– Хорошо, – мать вздохнула и встала из-за стола.
Ну вот, она опять заставляет меня чувствовать себя виноватой. И как у неё это каждый раз получается?
В прихожей она брезгливо осмотрела пожёванные туфли, но всё же, подумав, надела их.
– Я позвоню тебе завтра, когда ты выспишься, отдохнёшь и сможешь спокойно разговаривать. – Вот зачем она опять начинает? Не дав мне ответить, мучительница моей души быстро поцеловала меня в щёку и вышла за дверь. Вот теперь я по-настоящему осталась одна.
Из комнаты послышалась возня и тонкий щенячий лай. Нет, теперь я не буду одна. Рэй и Рой прыгали вокруг меня, покусывая мои руки и друг друга похожими на острые иголки зубками. Не важно, что решат в Министерстве, у меня теперь всё будет хорошо. Я очень постараюсь.
Всю следующую неделю я занималась своими рыжиками. Мы купили корм, миски, подстилки и игрушки, посетили ветеринарную клинику, нашли удобный сквер недалеко от дома, где можно было гулять и общаться с другими собаками. Территория была огорожена, поэтому я отпускала мальчишек с поводков и позволяла им наслаждаться беззаботным детством.
Думаю, каждый из нас достаточно натерпелся в Америке, и теперь мы заслужили немного счастья. Для Роя с Рэем счастье заключалось в возможности бегать по зелёной траве и отнимать друг у друга палку. А я с улыбкой наблюдала за ними. Ещё никогда в жизни я не чувствовала себя такой счастливой и по-настоящему живой.
А потом неделя закончилась, и позвонил Константин Петрович. Решение относительно меня было принято. И завтра я его узнаю.
29 августа
Москва, Смоленская – Сенная площадь
8.52
Я достала из сумки зеркальце и ещё раз критически себя оглядела. Причёска – моя любимая «ракушка» – в идеальном порядке, глаза подчёркнуты подводкой и тушью, блеск для губ нейтрального оттенка. Одежду я тоже выбрала строгую – тёмно-серую блузку и на несколько тонов светлее юбку, тоже серую, закрытые туфли