Девять хвостов бессмертного мастера - Соул Джин

Она хоть и была богиней небесных зеркал, но зеркалом Цюаньцю, отвечающим за переходы между мирами, Небесный император владел лично. Теперь оно разбилось, а новое ещё не было создано: Небесный император велел десяти тысячам небожителей проливать слёзы, поскольку зеркала, подобные Цюаньцю, создавались исключительно из кристаллизованных слёз, но никто из небожителей так и не смог выдавить из себя слезинку должного качества. Теперь переход можно было совершить только непосредственно силой самих небожителей, а вознесение или низвержение – только силой Небесного императора.

– Хорошо, я пошлю древесного духа, чтобы он окончил его земное существование, – сказал Небесный император.

Он прищёлкнул пальцами, и перед ним возникла узкая полоса света, которая улеглась на полу, свиваясь в кольцо. Именно здесь должен был появиться Первый принц, когда древесный дух выполнит поручение Небесного императора – убьёт Первого принца, прежде чем его прикончит наложенное проклятие. Небесная воля императора протащит его сущность через круги мытарств и вернёт на Небеса, в подготовленный магический круг, где духовная сущность вновь обретёт плоть и кровь.

И они стали ждать возвращения Первого принца.

[097] Бултых! и нет Первого принца

Первому принцу не хотелось двигаться. Ему вообще ничего не хотелось, им завладело безразличие. Он лишь держал пальцы на своём пульсе, следя за ускользающими из его тела духовными силами, и изредка вздыхал.

А жизнь была так хороша вокруг! Персиковые деревья благоухали, и в другое время он бы наслаждался ароматом цветения и любовался падающими в пруд лепестками.

Теперь же он просто сидел, прислонившись спиной к стволу одного из деревьев, и сквозным взглядом глядел в воду пруда, куда то и дело падали лепестки персиковых цветов. Раздавался едва слышный плеск, по водной поверхности расходились и таяли круги. Иногда лепестки персика пропадали с поверхности: их утаскивали на дно радужные рыбки, живущие в пруду.

Первый принц вынул зеркальце, погляделся в него. Он всё ещё был красив, но проклятие омрачило его черты. Первый принц вздохнул и собирался сунуть зеркальце в рукав, но его щиколотку пронзила острая боль, он вздрогнул и выронил зеркальце. Оно покатилось по траве и плюхнулось в пруд. Первый Принц ощупал щиколотку и вытащил из ноги острый шип какого-то растения, им прежде невиданного: оно проросло из-под земли и насквозь проткнуло его сапог, поранив кожу. Первый Принц недовольно отшвырнул шип и склонился к пруду, чтобы отыскать уроненное зеркальце. Оно ему нравилось. Через туман забвения помнилось, что это подарок матери, и ему не хотелось его терять.

Обычно вода в пруду была прозрачной, так что можно было разглядеть каждый камешек на дне. Сейчас обзор закрывали нападавшие в воду персиковые лепестки. Первый принц разогнал их ладонью в разные стороны, пригляделся. Зеркальце откатилось далеко от берега, и, чтобы достать его, нужно было зайти в воду.

Первый принц долго раздумывал, стоит ли снять сапоги, прежде чем лезть в пруд, и решил не снимать: камни на дне были острые и могли поранить ступни. Он подобрал рукава, спрыгнул с берега в пруд и побрёл, раздвигая лепестки руками, к месту, куда укатилось зеркальце.

Оно лежало и поблёскивало. Первый принц наклонился, потянулся к зеркальцу. Ему бы пришлось встать на колени, чтобы дотянуться до него. Но сделать этого он не успел. Из воды выстрелили древесные корни, скрученные, склизкие, обвили его и утянули под воду в мгновение ока. Первый принц и опомниться не успел, как оказался на дне пруда, связанный по рукам и ногам. Он забился, стараясь вырваться из древесных пут, взбаламутил воду…

– Дело сделано, – сказал Небесный император. – Древесный дух справился с поручением. Теперь осталось дождаться возвращения Первого принца.

– И долго ждать? – с тревогой спросила императрица. Ей не слишком нравилось, что её сыну пришлось пережить физическую смерть в земном мире. Этот неприятный опыт может омрачить его сознание, когда он вернётся.

– Одну-две небесных минуты, – успокоил её Небесный император.

Прошла минута. Две. Три. Пять…

Магический круг остался пустым. Первый принц так и не появился.

[098] Вечный судия борется со скукой

В Великом Ничто дела шли своим чередом. День был до отвращения бесцветен: мир вокруг играл всеми оттенками безразличного серого, безрадостного чёрного и траурного белого.

Юн Гуаню было скучно, а когда Юн Гуаню было скучно, то Великое Ничто превращалось, несмотря на его предназначение, из красочного и жизнерадостного мира в серое Нечто.

Юн Гуань был единственным цветным пятном в этом монохромном мире. Относительно цветным: его одеяния были белыми, а волосы чёрными, неважно как видоизменялось Великое Ничто.

Он, красивый мужчина, по виду едва достигший года становления, полулежал в кресле, поигрывая кистью. Его роскошная коса спустилась на пол и свилась там в кольцо, лента развязалась, но ещё держалась на самом кончике волос. Белые одеяния были завязаны очень небрежно, плечо обнажилось, но Юн Гуаня это нисколько не волновало. Его вообще ничто не волновало. Угольно-чёрные глаза, густо подведённые алым, зияли пустотой.

Перед креслом был стол, заваленный бумагами и свитками. Предполагалось, что Юн Гуань давным-давно должен был всё это разобрать и подписать, но он и пальцем о палец не ударил, чтобы приступить к работе.

– Как же мне скучно, – сказал он, закатывая глаза к серому небу (кресло и стол стояли прямо во дворе его дворца, под деревом).

Послышались шаги, к столу подошла юная особа секретарского вида и неопределённого пола. Юн Гуань знал Шу Э не одно тысячелетие, но так и не был до конца уверен, юноша это или девушка. Его иной раз подмывало сдёрнуть с Шу Э одежду и поглядеть, есть там на что глядеть или нет, а если есть, то где – снизу или сверху, но он каждый раз исполнялся благоразумия. С Шу Э лучше было не связываться: в подчинении у Шу Э были тени трёх миров.

– Владыка, – сказала Шу Э, подходя и долгим взглядом оглядывая заваленный бумагами и свитками стол.

Юн Гуань сделал вид, что не замечает этого взгляда, повертел кисть в пальцах и повторил со вздохом:

– Как же мне скучно, Шу Э!

– Я заметила, – сдержанно заметила Шу Э, и её личико стало ещё строже. – Владыка, примите вертикальное положение. Произошло кое-что из ряда вон выходящее, дело требует вашего безотлагательного вмешательства.

Юн Гуань скривился. Работать он не любил, а «безотлагательно вмешиваться» тем более. В Великом Ничто не было времени как такового, а значит, и необходимости спешить с чем бы то ни было: из Великого Ничто можно было попасть в какой угодно момент времени в любом из трёх миров, если приложить усилие. Прилагать усилия, к слову, Юн Гуань тоже не любил.

– Владыка, – сказала Шу Э, – кто-то пытается убить бессмертного!

– И что с того? – фыркнул Юн Гуань. – Одним бессмертным больше, одним меньше. Ты удивишься, но небожителей на Небесах пруд пруди!

– Но если его убьют, нарушится равновесие трёх миров!

– Почему? – нахмурился Юн Гуань и сел прямо.

– На нём метка демона. Она запустит обратное проклятие и поразит мир смертных, если бессмертный умрёт…

– Погоди, погоди, – поднял ладонь Юн Гуань, – давай по порядку. Какое ещё проклятие?

– На бессмертном проклятие смертных. Если он умрёт от проклятия, метка демона активируется и…

– Чья метка?

– Метка клана Ху.

Юн Гуань поморщился:

– Шу Э, ты меня запутала! Давай с самого начала. Как бессмертный оказался в мире смертных?

– Это младший сын Небесного императора. Его изгнали в мир смертных на десять тысяч лет.

Юн Гуань вскочил на ноги:

– Что? Почему мне никто об этом не сказал?