Сирота с Манхэттена - Мари-Бернадетт Дюпюи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ярко-каштановые волосы контрастировали с молочной кожей.
- Принцесса из Дакота-билдинг, - иронично проговорила Перл, подавляя вздох. У нее грудь была плоская, а волосы - жесткими и прямыми.
- Ты очаровательная молодая леди и, в отличие от некоторых, получаешь удовольствие от происходящего, - прозорливо заметил Вулворт.
- Ваша правда, дядюшка Эдвард. И я рассчитываю потанцевать с вами, как только пианист сядет за инструмент.
Перл удалилась, широко улыбаясь всем, мимо кого проходила, кавалерам и дамам. Эдвард тоже встал и подошел к Мейбл, которая стояла у окна.
- Лисбет могла бы хоть немного постараться, - вполголоса посетовал он.
- О нет, своей холодностью, если не сказать враждебностью она нас наказывает. Я уж подумала было, что она готова нас простить, но тут она неожиданно встречает эту женщину, Леа Рамбер! Дальше - хуже. Ты слышал, что она говорила тем вечером, когда вернулась одна, без сопровождения. А ведь было уже темно! Заявила, что это по нашей вине ее дед так страдал и что она бы предпочла жить с ним, в родовом поместье, и все прочие обвинения!
Мейбл нервно поежилась. С глазами, полными слез, она призналась мужу:
- Временами мне хочется дать ей пощечину, неблагодарной и дерзкой! Но я воздерживаюсь, потому что она не моя дочь.
- Ты любишь Лисбет всем сердцем, ты годами о ней заботилась, так что все права ты имеешь. И я тоже.
- Нет, Эдвард, нет. Иначе мы потеряем ее навсегда!
- Я вот о чем думаю. Возможно, лучше было бы вести себя с ней как настоящим родителям, с большей строгостью.
- Не знаю, что и сказать, - вздохнула Мейбл. - Завтра Лисбет приглашена на обед к тем людям, Рамберам. Не станем же мы ей запрещать туда идти?
- Конечно нет. Но я намереваюсь поехать с ней. Я объясню им, почему мы сделали то, что сделали. Лисбет жалеет своего деда, представляя его добрым и сердечным, я же могу нарисовать иной портрет.
Я вспоминаю Лароша, и у меня до сих пор мороз по коже! У него глаза жестокого человека, я прекрасно это помню.
Элизабет, с бокалом шампанского в руке, исподтишка наблюдала за Вулвортами, зная, что является единственным объектом их забот. Она не заметила прихода последнего гостя, которого Бонни встретила у двери в гостиную, чтобы взять пальто и шляпу. Однако направился он именно к ней, с выражением радостного ожидания на лице. В модном смокинге[39], он ростом превосходил большинство мужчин в комнате.
- Лисбет, - негромко позвал он, оказавшись в шаге от девушки. - Я смог вырваться! И с нетерпением ждал этой встречи, о чем не жалею: вы просто ослепительны!
Псевдо-Ричард Стентон смотрел на Элизабет, очарованный ее красотой. Никогда, он был в этом уверен, ему не доводилось видеть ни таких ясных голубых глаз, ни таких тонких черт лица.
- А, это вы, мистер Стентон! Какой сюрприз! - воскликнула Перл, которая, узнав его, поспешно подошла. - Отец упоминал вас в разговоре вчера, когда речь зашла о ваших архитектурных проектах.
- Мистер Стентон, - повторила Элизабет, силясь совладать с праведным гневом, хотя видеть молодого человека ей было очень приятно.
Такой красавец! Глаза янтарного оттенка сияют, и эта улыбка… Девушка подумала, что, если бы не Леа Рамбер, она бы сейчас с радостью и гордостью повела его знакомиться с Мейбл и Эдвардом. Но теперь она знает правду, и маскарад ни к чему.
- Простите, но произошла ошибка, - громко сказала она. - Своим визитом нас почтил мистер Фред Джонсон, не так ли? Я по горло сыта ложью и самозванцами, так что прошу вас назвать свое настоящее имя и род занятий!
Молодой человек побледнел как полотно, в то время как семейство Вулворт в полном составе - Эдвард с братом, Мейбл и ее невестка Дорис - подошло узнать, что случилось.
- Что все это значит? - спросила Перл, думая, что это шутка.
Возмущение и бессильная ярость, которые Элизабет вот уже неделю носила в себе, заставили ее забыть о приличиях и лицемерии, так часто практикуемом на светских мероприятиях. Мысли завертелись у нее в голове безумным хороводом.
То были эпизоды кошмарных сновидений: труп матери, сбрасываемый в океанскую пучину, нападение грабителей на отца… Инстинктивно Элизабет дотронулась пальцами к крестильному медальону Катрин Дюкен, единственному украшению, которое она надела этим вечером.
- Иногда нужно говорить правду, - звонким голосом произнесла она. - Мистер Фред Джонсон работает на розыскное агентство, и я очень сомневаюсь, что он архитектор. Еще я задаюсь вопросом, какого рода интерес он ко мне испытывает. Он охотно учил меня кататься на коньках, хотел, чтобы мы виделись как можно чаще, но только затем, чтобы выяснить, кто я на самом деле!
- Лисбет, прошу вас, замолчите! - едва слышно взмолился юноша.
- Почему? Мне нечего терять, раз я возвращаюсь во Францию, на родину, к своей семье! Я никакая не родственница Мейбл. Нет, я не бедная внучатая племянница ее дядюшки из Аризоны!
- Милая, бога ради, помолчи! - воскликнула Мейбл. - Только не сегодня!
- Сегодня или завтра, но всем этим людям придется рассказать, кто я и откуда, - продолжала Элизабет, прекрасная в своем бунтарстве. - Видите этот золотой медальон? Он принадлежал моей матери, француженке Катрин Дюкен, урожденной Ларош. Мои родители были иммигранты. Мама умерла во время трансатлантического плавания, а папа - через неделю, уже тут, в Нью-Йорке, десять лет назад.
Рассерженный до крайности, Эдвард схватил ее за запястье. Никогда еще Элизабет не видела его таким грозным.
- Советую тебе замолчать, - резко произнес он. - Нечего выставлять себя на посмешище.
- Выставлять на посмешище себя, притом что я разоблачаю ваш маскарад, па?
В это привычное обращение она вложила столько презрения, что Перл, страшно смутившись, отшатнулась. Происходило что-то очень важное, она это чувствовала.
- Десять лет мне твердили, что моя фамилия - Вулворт, что меня удочерили из любви, меня, бедное дитя, найденное в Сентрал-парке! И это была неправда. Те, кого я еще несколько дней назад так нежно любила, те, кого я называла ма и па, свято веря, что они из любви и сострадания забрали меня, травмированную,
