Чародей и дурак - Джулия Джонс

Люди, глядя на них, только головами качали и говорили, что этаких братьев еще не бывало.

Когда и Блейзу сровнялось шестнадцать, они сразились в последний раз. Было темно, и они оба выпили. Скейс осушил один мех, а Блейз, которому всегда не хватало умеренности, — два. Они бились на заднем дворе отцовской лавки, и бой шел неряшливо, кое-как. Одна лампа и пара свечей освещали место сражения.

Эль не только сделал их неповоротливыми, но и ожесточил их. В ударах стала проглядывать застарелая неприязнь. Блейз всегда был любимчиком родителей благодаря своей смазливой рожице. А Скейс, по мнению брата, был спесивым, вредным забиякой. Оскорбления сыпались чаще, чем удары.

Скейс был не так хмелен — воспользовавшись своим преимуществом, он распорол ножом руку брата и приставил нож ему к груди. Обыкновенно их бой сразу прекращался, как только выше пояса показывалась кровь. Скейс, считая себя победителем, повернулся к брату спиной и пошел прочь. Но тот стукнул его сзади по голове, и Скейс упал. Перевернувшись, он увидел над собой Блейза с камнем в руке. Камень обрушился на ногу, и острая боль пронзила колено. Ночь разорвал вопль Скейса — и адская боль от разбитых костей, вонзившихся в плоть, все погрузила во мрак.

Лицо Скейса стало угрюмым, когда он вспомнил это, и костяшки пальцев, держащих поводья, побелели.

После того дня он никогда уже не дрался врукопашную. Колено зажило, но хромота осталась. Ни Скейс, ни Блейз ни разу не говорили о том бое. Скейс посвятил себя тому, чтобы сделать из Блейза первого в городе бойца. Победы Блейза были его победами, а немногочисленные поражения в счет не шли. Пока его брат пробивал себе путь к успеху в бренских ямах, Скейс потихоньку совершенствовался и сам — лук заменил ему длинный меч, а копье — боевой цеп. Он попросил местного кузнеца сковать ему пику для клюки и тем обратил свою слабость в оружие.

Прошло десять лет после происшествия с камнем. Блейз стал герцогским бойцом, а Скейс состоял при нем неотлучно — до той роковой ночи.

Скейсу даже теперь не верилось, что Блейза больше нет. Каждый день из этих долгих десяти лет он воображал себе, как сразится с братом снова — и уж на этот раз непременно его побьет.

Не бывать теперь этому бою — а прошлые победы ничего не значат.

Скейс спешился и подошел к дереву, в которое вонзилась стрела. Когда он вытащил стрелу, она треснула.

За это рыцарю тоже придется ответить.

И ящики, и яблоки пропали — кто-то убрал их.

Мейбор снова стоял во мраке, который четыре ночи назад помог ему бежать. Он открыл калитку — во дворе было так же темно и тихо. Ни звука, ни шороха и ни единого проблеска света снизу, из погреба.

Мейбор провел здесь уже три часа, наблюдая и выжидая, пока не убедился, что никто не следит за ним. У мясника свет погас два часа назад, а вслед за тем сам мясник вышел и помочился у стены. С тех пор все было тихо — ни шагов, ни кашля, ни окликов. Двор явно был пуст — и погреб, похоже, также.

Мейбор знал только одну молитву. Она не отличалась скромностью, в ней часто повторялось слово «я», и он твердил ее про себя, пока полз к люку.

Крышка была закрыта. Мейбор пошатал ее ногой, потом подцепил пальцами и поднял. Люк не был заперт изнутри. Внизу стоял кромешный мрак и разило прокисшим вином. Солдаты, как видно, разбили немало бочек.

Не глядя больше по сторонам, Мейбор слез в погреб и тяжело спрыгнул на пол. Ящиков, которые прежде стояли под люком, больше не было. Крысы шмыгнули из-под ног, а башмаки тут же промокли от вина.

— Есть тут кто-нибудь? — тихо позвал он. Тишина.

Мейбор, пошарив во мраке, отыскал свечу. Фитиль промок и не зажегся от огнива.

— Черт, — прошипел Мейбор. — И услышал звук, производимый явно не крысами, — скрип. Половицы справа от него поскрипывали под чьими-то шагами. — Кто там? — спросил Мейбор, стараясь не выдать своего страха.

Снова скрип, а следом едва слышный шепот:

— Лорд Мейбор, это вы?

Мейбор пошел на голос, шедший из маленькой каморки за аркой. Грифт лежал на полу. Рядом горела одинокая свеча. Кровь пропитала бинты у него на животе, бледные губы потрескались.

— А Боджер не с вами? — спросил он первым делом.

— Нет. Его взяли вместе с Меллиандрой.

Грифт закашлялся — сперва слабо, потом все сильнее и сильнее сотрясаясь всем телом.

Мейбор выудил из-за пазухи фляжку, где на дне еще осталось немного браги, опустился на колени рядом с Грифтом и напоил его, придерживая за голову. Раненый нуждался в лекаре, но еды и питья, похоже, имел вдосталь. И как это солдаты его не заметили?

— У тебя еще одной свечи не найдется? — спросил Мейбор, когда у Грифта прошел приступ.

Тот указал на верхнюю полку, где свечей было в изобилии. Мейбор взял одну и зажег, сказав:

— Я сейчас вернусь.

Он прошел в собственную комнатушку, где все было перевернуто вверх дном: одежда исчезла, постель изодрана, бочонки расколоты вдребезги, и все залито вином. Мейбор сбросил мокрый камыш со своей койки. Шкатулки на месте не было. Мейбор перевернул койку набок. Пропало золото! Он не мог в это поверить. Встав на четвереньки, он обыскал каждый уголок и при этом сам насквозь промок.

Солдаты забрали его золото — двести монет. Ничего не осталось. Сидя в луже кислого вина, Мейбор принял решение. Он вернулся к Грифту и спросил:

— Ты идти можешь?

Тот в ответ попытался встать — однако ноги не держали его, и он упал бы, если б не Мейбор.

— А выход из города знаешь?

— Да, только это далеко. Вряд ли я дойду.

— Дойдешь как миленький, даже если мне придется тащить тебя на себе. — Мейбор поставил Грифта на ноги. — Ну давай, обопрись на меня.

Грифт сделал нетвердый шаг вперед.

— А ну как в нас станут стрелять?

— Пускай. Этой ночью мы должны уйти из города.

У Хвата болели ляжки, ныла спина, а ноги совсем затекли. При каждом шорохе все замирали на месте, а при виде движущейся тени хватались за ножи. Таул шел впереди с коротким луком, сжимая его побелевшими пальцами. Джек ехал в шести шагах за ним, поглядывая по сторонам и не отнимая руки от меча.

Трудно было сказать, сколько часов прошло с того выстрела. Хват полагал, что много. Но было совсем еще темно, и звёзды которые показывались в просветах между облаками, не сменили своего положения. Время тянется медленно для тех, кто пытается уйти от преследователя.

Хват взглянул на Таула — тот смотрел прямо вперед, с тех пор как они снялись с лагеря, Таул не сказал еще ни слова — так и шел молча во главе. Хват, повинуясь внезапному порыву громко кашлянул, словно желая прочистить горло. Таул тут же повернул к нему голову: